Северус Снейп, отправившись вслед за Волан-де-Мортом на защиту оставшихся крестражей (официальная версия: поехал по путевке в Геленджик, с целью поправить здоровье), назначил исполняющим обязанности пахана техничку Филча, считая, что этот брюзжащий старикан как никто другой подходит на роль запасного диктатора. Однако не предусмотрел возможных проколов в своем плане: Филч был простым мужиком из народа, не шибко умным, не шибко смелым, но горластым и неравнодушным к горячительным напиткам, а потому Аларик Зальцман, которого после очень успешной разведмиссии в Панеме главный няшка назначил министром иностранных дел магического мира, частенько презентовал Филчу магарычи в виде бутылок с бормотухой. Филч, в силу своей простоты душевной и извечного дефицита личных запасов алкоголя (иногда, когда трезвенность душила нещадно, бедному мужику приходилось пить хлорные отбеливатели, а по праздникам элитную «Ласку Магию Черного»), с радостью принимал скромные душистые презенты. Когда же Аларик подарил и лично распил с техничкой бутылочку «Столичной», Филч был рад настолько, что готов был положить на свою должность пахана самый что ни на есть натуральный хуй, и ушлый Зальцман, фактически оттяпал эту почетную должность, став эдаким серым (а если судить по количеству выпитого — синим) кардиналом Хогвартса.
Пользуясь отсутствием тоталитарной верхушки власти в лице сальноволосого зельевара, замок потихоньку оживал: Невилл Долгопупс, слезно прижимая к груди «Устав», взял на себя обязанности преемника Деймона Сальваторе, и дни напролет гонял студентов младших курсов по полю для квиддича, уча тех ползать в грязи, собирать и разбирать автоматы на время, рыть окопы и, главное, изыскано вставлять в каждое предложение обязательный атрибут разговорной речи генералиссимуса (оно же «етить-колотить»). В бывшей гримерке Клауса Майклсона проходили уроки хорового пения, организованные братьями народного артиста. В закутках кухни то и дело переругивались Сэм и Ребекка, не в силах мирным путем поделить казан повара. Джереми Гилберт старался усерднее всех, обклеивая сарай Снейпа новыми обоями. Шерлок и Гриндевальд просиживали часы в Тайной комнате, следя за новым Глистом ГМО, который пока не хотел вылупляться.
А Стефан Сальваторе вел куда более сложную диссидентскую деятельность. Подписавшись на все газеты (надо ж знать, что пишет захваченная темными силами пресса), библиотекарь, убедившись, что ничего кроме херни на смятых страницах нет, достал допотопную пишущую машинку, шляпу с пером и бутылку хорошего портвейна, начал выпускать собственную «Комсомольскую правду», с помощью Елены, ответственной за чудом работающий ксерокс, на котором создавался тираж, и Эдика, снабжающего каждый выпуск фотографиями.
Жизнь потихонечку приходила в норму, словно отдышавшись после диктатуры Темного Лорда, но немного омрачилась, когда на пороге Хогвартса возник странный мужик в тюремных татуировках и с букетом подсолнухов.
Сириус Блэк (а это был именно он) был одет в костюм, оставшийся у него, по-видимому, с выпускного, щеголял по коридорам Хогвартса в носках и сандалиях, довел Джереми Гилберта до нервного срыва и, беспрепятственно шагнув в Большой зал, осмотрелся.
В Большом зале в это время проходил «фестиваль пельменей», в рамках которого все сидели за столами и лепили пельмени, и Сириус, завидев за слизеринским столом мадемуазель, накладывающую ложкой фарш в кружочки из теста, набрал полные легкие воздуха, сжал букет, как самурайскую саблю и отправился к даме своего сердца.
— Катерина! — выдохнул Блэк. — Я пришел!
— Я Елена, — пискнула девушка.
— Отойди от моей жены! — пророкотал библиотекарь, макнув незадачливого ухажера мордой в миску с фаршем.
Сириус, утерев фарш рукавом, извинился и снова осмотрелся. Увидев свою ненаглядную в другом конце зала, месившую тесто на огромной доске, он побежал ней.
— Катерина! — снова крякнул Блэк, вручив ей букет подсолнухов. — Вот он я!
Кэтрин, вскинув брови, минутку вспоминала, кто этот мужик, и, вспомнив, нахмурилась.
— Я все обдумал, любовь моя! — надрывался Сириус, схватив ее руку и прижав к своей груди. — Твои очи пленили мое сердце, а твой голос, тогда нежно посылающий меня нахуй, соловьиным щебетом до сих пор звучит в моей голове.
Не дав ей и слов сказать, Сириус рухнул на одно колено, при этом по залу прокатился эхом треск рвущихся на жопе штанцов и, пошарив по карманам, выудил на свет Божий бархатную коробочку.
— Будь моей женой, Катерина! Прими это кольцо из лучшего костромского ломбарда как знак моей вечной любви!
Быстро нацепив кольцо на палец обалдевшей Кэтрин, Блэк, рухнув уже на оба колена, прижался лбом к ее животу и взвыл какую-то душещипательную песню про «Свет озарил мою больную душу», как вдруг…
— Отойди от моей невестки! — рявкнул Стефан, треснув влюбленного идиота черпаком повара по голове.
Кэтрин, от громкого голоса протрезвела от этих амурных хренюшек, побледнела и, гордо сняв с пальца кольцо, с вертухи треснула бедного Блэка под дых.
— Не бывать такому! — крикнула она и, отпинав от себя потенциального жениха, гордо вздернула нос.
— У нас же любовь, детка!
— Такую я любовь ебала в рот и в ноздри!
Сириус, под ритм дергающегося глаза, осоловело осмотрел зал, увернулся от пендаля и снова начал тыкать в лицо своей любимой колечко из костромского ломбарда.
Впрочем, это не удалось, потому как отчаянного романтика оттащили за дверь и пинками выгнали из замка.
Как порой жестока бывает любовь.
«Все бабы стервы» — злобно подумал Сириус, потирая синяки. — «Да, я не Деймон Сальваторе, но тоже не хуй с горы».
На том и порешив, грустный Блэк, намереваясь пропить обручальное колечко в местной пивнушке, покинул замок.
Безумный пенсионер Бобби Сингер, снарядив банду Гарри Поттера своим фирменным салом, перекрестил их на дорожку и отправил в добрый путь, несмотря на то, что на поселок уже опускалась ночь.
Деймон Сальваторе, поняв, что тот самый момент настал, заварил в термосе чай Улун, презентованный ему Гриндевальдом и силком вылил горячую прущую жижу в рот своего любимого ученика, надеясь, что Поттер узнает, где искать крестражи. Но Гарри лишь хихикал всю дорогу и иногда что-то пел, а про крестражи помалкивал, видимо прущий чай не смог добиться нужного результата. Поэтому приходилось действовать посредством невиданного оружия — логики.
Стерва, которой все не давали покоя слова Темного Лорда про сбербанк, все-таки добилась своего и была очень довольна, когда идею поддержал новый союзник в грязном плаще.
Этой ночью родился план ограбления сбербанка, в поисках настоящей рюмки Пенелопы Пуффендуй (как думала Гермиона).
Надо сказать, что абсолютно каждый взрослый член банды воровать умел. Деймон Сальваторе как-то в 44-ом году своровал с немецкой военной базы танк, который продал на металлолом. Дин Винчестер часто грабил привокзальные чебуречные, и прослыл в некоторых регионах «Чебуречным маньяком». Клаус вообще промышлял киднеппингом: похищал людей и возвращал их родне только при условии, что они придут в местный ДК на концерт «Кровавых Песняров» (это были девяностые, каждый пиарился как мог). Виктория вообще была профи в этом деле: эту бестию можно было не поить и не кормить, только дать ей возможность что-нибудь спиздить. Самогонщица тырила все подряд: тонны цветмета со складов, подъемные краны со строек, пенсии у бабушек на почте, лошадей у цыган, стеклотару, одежду, дорожные знаки… Как-то в процессе особо страстного поцелуя она умудрилась выкрасть у Снейпа его золотые коронки. Как говорится, мастерство не пропьешь, хотя попытки были.
Пока друзья, остановившись на перекур в задрыпанном коровнике, малевали на ватмане план действий, только Дин Винчестер думал над Теорией Большого Пиздеца.
— Но какое отношение к ней имеет Анатолич? — не унимался он, вспоминая «масонский символ»-значок на груди у старого ученого.
— Анатолич — темная лошадка, — заметил Деймон. — Мутный он какой-то.
Драко Малфой, оторвавшись от рисования на ватмане фигурок участников операции ограбления, закивал, как китайский болванчик.
— Хорош уже разговоры разговаривать, — буркнул Клаус. — Оставьте бедного отпетушенного Дамблдором старика в покое. Лучше с ватманом помогите.
Послушно взяв в руки фломастеры, мужчины присоединились к разработке плана. И только бдительного трудовика не покидало подозрительное чувство того, что где-то в Хогвартсе, а именно в недрах Тайной комнаты, засел вражеский шпион.
Лорд Волан-де-Морт, прокравшись на территорию замка с ловкостью ниндзя, рухнул безносой рожей в грязь и по-пластунски миновал шлагбаум, стыбренный кем-то с железнодорожной станции и прифигаченный как препятствие прохода к мавзолею, в котором, согласно газетам, покоился пахан. Убедившись, что часовой в лице Китнисс Эвердин закемарил под кустом, Темный Лорд, в три прыжка миновав расстояние, достал из широких штанин лом и, сломав тяжелые двери мавзолея, просочился внутрь.
В темной круглой комнатушке пахло спиртом и воблой, очевидно, пахана недавно поминали. Посреди стоял мраморный гроб, обложенный венками и засохшими гвоздиками.
— Джедайский меч будет моим, — жадно проскрипел цыганенок Том, потирая ладошки, и, с помощью неизвестного лома отодвинул тяжелую крышку гроба.
Надежды цыганенка вмиг улетучились, так как тот уже представлял, как выдергивает один из даров братьев из цепких ручонок мертвого Дамблдора.
— Шо за хуйня? — опешил Волан-де-Морт, глядя в гроб, единственным обитателем которого был пустой пакетик от лимонных долек.
====== Глава 35. ======
Гриндевальд переживал ту самую стадию депрессии, когда хотелось обмотаться пледом, пить кофе и рыдать над фотографиями кумиров своей юности. Но старик не был соплежуем, как он сам клялся и божился, а потому грустил, как подобает настоящему мужику, пусть и с сомнительной сексуальной ориентацией.
— Не плачь, еще одна осталась ночь у нас с тобой, — выл Гриндевальд Анатольевич, дирижируя себе початой бутылкой чистейшего самогона. — Еще один последний раз твои глаза в мои посмотрят и слезааа…
Даже тот факт, что подвыпивший ученый перепутал строчки, слова и ритм, не делал исполнение песни хуже. Колотя в такт по трубам ногой, Гриндевальд, изредка прикладываясь к кальяну с плутонием (новый уровень просвещения), продолжал петь, выдавая странные булькающие звуки.
В Тайной комнате было темно, холодно и грустно, как и в самом сердце таинственного ученого. Отправив Шерлока в гастроном за колбасой (Холмса уже неделю никто не видел после этого), Гриндевальд сидел на перевернутом ведре, прижимал к груди толстенную книгу «Альбус Дамблдор. Четкий, дерзкий, как пуля резкий» и страдал.
Страдал он так уже два дня, не понимая, что за ванильная ебантень сразила его стальное сердце. Даже когда вдали послышались шаги и знакомый перезвон черпака в казане, ученый не попытался даже напустить на себя более презентабельно-суровый вид.
— Анатолич, — просунув голову в дверной проем лаборатории, окликнул его Сэм Винчестер. — Я тебе пельмешей наварил.
И увидел в тусклом свете ведра с плутонием зареванную мордашку подбуханного Гриндевальда, на голове которого тяжелела почему-то шапка-ушанка с красной звездой, а глаза выражали взгляд истинного наркомана со стажем, глубоко задумавшегося о Великой Русской Идее и светлой вере во всеобщее благополучие.
— Анатолич, шо с тобой? — ахнул повар.
— Ничего, — утерев слезы кулаком, буркнул Гриндевальд. — Пьянственно-Мудачный Синдром.
Но Сэм, поняв, что самое время переквалифицироваться из повара в психолога, опустил казан с пельменями на грязный пол и, плюхнувшись на мешок, в котором дай Бог, чтоб была картошка, а не какие-нибудь круглые мины.
Поняв, что его таки будут слушать, Гриндевальд, смачно вышморгавшись в лабораторный халат Холмса, служивший ему носовым платком, рухнул на грудь к повару и зарыдал во весь голос.
— Я тут книжку у Кузи Криви забрал, — пояснил он, заливая соплями, слезами и слюнями плечо Сэма. — Нахлынули воспоминания, етить их. Но журналисты, пидорасы, переврали все.
— Как переврали? — удивился повар. — Что переврали?
Анатолич снова приложился к бутылке и, выловив из казана пельмень, закусил.
— Расскажу я тебе правду, сынок, — вздохнул старый ученый. — Вижу, сердце у тебя доброе. Вот, пельменей мне принес…
Сэм, жадно приготовившись слушать, ожидал какой-то интриги, громких предисловий и образов, а Гриндевальд, прижав ладони к лицо, заорал на всю Тайную комнату:
— Не было у нас неразделенной любви с паханом! Не было, любил я его, пидорасину бородатую! И мыло в душе специально ронял!
«Хуясе» — мысленно ахнул Сэм, на всякий случай отодвинувшись от Анатолича.
— И счастливы мы были, — рыдал Валя. — Он давал мне плутоний, а я выращивал Глиста ГМО. А потом эта Теория Большого Пиздеца накрыла пластмассовым тазиком нашу любовь…
— Какая Теория? — прищурился Сэм.
— Молодой я был, — ностальгически пояснил Гриндевальд. — Только с первой «Битвы экстрасенсов» вернулся, наслушался там про джедайский меч, Кольцо Всевластия и дождевик-невидимку и загорелся, придурок, идеей конца света. Назначил его даже на 21.12.2012!
Сэм хотел было переспросить, но разве раскаявшегося Валю заткнешь?
— Записи делал, все колдунские места посещал, музеи грабил, плутоний начал вовнутрь принимать! Нашел я три предмета, хотел, чтоб мы с Альбусом начали конец света и смотрели бы под звездами на то, как рушится людская цивилизация, но пахан мудрее оказался: спиздил дождевик-невидимку, начал пиздеть что-то про светлое будущее и человеколюбие…
— А потом? — заворожено спросил Сэм.
Гриндевальд взвыл, как раненый морж.
— А когда у него не вышло заставить меня отказаться от идеи конца света, он закрыл меня в Тайной комнате и к херам подорвал «Пушинку». А все ради общего блага! Он похоронил нашу любовь за завалами АЭС!
«Пидорасы» — толерантно подумал повар.
— Ёпрст! — воскликнул повар, допетрив суть рассказа. — Анатолич, а чего ж ты сразу не сказал?
— Это мой позор и секрет, — изрек Гриндевальд. — Тем более, что я был не единственным, кто думал о Теории Большого Пиздеца.
— А кто еще?
Набрав побольше воздуха в легкие, Гриндевальд, смачно сжав зубами кальянную трубку, выдохнул изо рта густые пары плутония и, поманив к себе повара пальцем, яростно зашептал так, словно боялся, что его нетрезвые откровения услышат чьи-либо чужие уши.
— В начале пятидесятых годов, я впервые вылез из Тайной комнаты, дабы сходить в сортир, — страшным голосом шептал Гриндевальд. – И, сидя на толчке, узнал о том, что некий Клаус Майклсон был осужден за убийство токсикоманки Миртл в туалете. А все это время возле толчка, в котором нашли ее труп, терся некий бледный цыганенок…
— Том Реддл!
— Не ори, даун! Да, это был он. Но и это не самое страшное.
— Рожай уже, интриган хуев, — буркнул Сэм, нанизывая на вилку пельмени.
Анатолич сделал загадочное лицо (больше похожее на опухшую мордашку алконавта со стажем) и, наконец, произнес:
— Самое страшное, что был тогда в замке один учитель, который курировал работу таких маленьких алчных идиотов, сформировав из них неонацистскую подпольную партию. Да, Сэм, ты все правильно понял: не знаю, был ли Люцифер причастен к убийству Шмары Миртл, но тот факт, что он нашел мои записи о Теории Большого Пиздеца и усиленно искал темные артефакты, остается фактом.
— Хуясь, — ахнул Сэм. — Помнится, мы с Дином еле разрулили Апокалипсис! То есть, Люцифер собрал все три дара?
— Нет, полоумный дятел, — рявкнул Гриндевальд, зарядив повару подзатыльник. — Ты думаешь, в том, что Апокалипсис не состоялся, ваша с Дином заслуга? Думаешь, мужик с беляшом и его брат с казаном способны остановить такое масштабное мероприятие, как Апокалипсис? Нихуя подобного. Все дело в том, что на арену вышел пахан и в последний момент выкрал у Люцифера дождевик-невидимку, а после, сохранности ради, подарил его Поттеру.