Поучая Дадли, что случалось по расписанию во время пятничного ужина, он говорил многозначительно: «Деньги в этом мире делают все, Даддерс. Но чтобы были деньги, должен быть бизнес. Не полагайся на наше государство, кто его знает, чего оно выкинет в следующий момент…» Далее шла пространная лекция о том, что было услышано в новостях, подкрепленное чем-то из «лет семь назад». Заканчивалась речь традиционно: «И чтобы этого не случилось, нужна серьезность. Вот она-то и делает тебя таким, каков твой отец (многозначительное воздевание пухлого пальца к потолку). А вот живой пример тому, что бывает, когда к жизни относишься как к… (багровение от негодования в отсутствие подходящего сравнения). Появляются ненормальные друзья, преступники, дурацкие школы и в довершение – неблагодарность!»
Дадли в эти моменты молчал, стараясь не отвлекать отца. Тот мог и накричать за такое «неуважение и неблагодарность». Временами младшему Дурслю казалось, что суровый родитель имеет какую-то особую неприязнь к слову «неблагодарность». Это считалось высшим грехом, от которого, удивительно, как не разверзлась еще земля!
«А вообще, - думал Даддерс, - за что Поттеру испытывать благодарность? Не за приятное общество родственников же?»
Он отлично понимал, будучи неглупым, в общем-то, мальчиком, что кузен ненавидит этот дом. И есть за что. Тем более, он сам уже давно мечтал смыться отсюда куда подальше.
Вернон в моменты такой прострации сына, сопровождающейся коротким взглядом в сторону Поттера, считал это признаком глубоких раздумий над советами отца, выражением уважения и подтверждения презрительных чувств к двоюродному брату.
Завтрашним субботним днем они должны были ехать к кузену Вернона Фредерику Гаррету. По этой причине влетело худенькой блондинке секретарше, развлекавшей его иногда, когда Петуния с Дадли уезжали за город. В пух и прах разнеся презентацию нового проекта, Дурсль, наконец, приостыл.
Фред являлся как раз тем самым примером «несерьезности в жизни»: работал он в государственном управлении, за что государство его благодарило очень щедрым окладом, частыми премиями и выездами за границу в Италию, Францию, Португалию. Дом кузена был забит книгами от классики до фантастики.. В доме царил музейный дух: охотничьи трофеи из Африки и России, старинные кувшины из Китая, индийские статуэтки божков…
Именно потому глава семьи Дурслей ненавидел посещения такого «социально опасного» места, как дом кузена, но периодически приходилось отвечать на приглашения. Дадли он всячески оставлял дома, отмахиваясь перед кузеном его спортивной деятельностью, а Поттера не брал принципиально. Пусть знает свое место.
Завершив свои обычные дела, он спустился на лифте на нулевой этаж, нашел свою машину на парковке и, звякнув ключами, сел внутрь вместительного минивена.
- Тьфу! – яростно сплюнул он, имея в виду не то кузена, не то его излишнюю дружелюбность, не то просто мир в целом.
Конечно же, на улицах были пробки. Лондон был совсем не похож на любимый Верноном Литтл Уингинг. Никакого порядка, никакой чистоты и чинно гуляющих соседей. Вечная спешка, вечно оглушительно бьющий Биг Бен в центре, бесконечные потоки машин, разномастно и вызывающе одетые подростки, являющиеся социально опасными элементами с уклоном на преступную деятельность, и сплошная несерьезность.
Стоя в пробке и ругая «этих бездельников на тарантасах», он обмахивался забытым женой журналом и активно сигналил. Наконец, пробка начала рассасываться.
- Эй, мистер! – он повернулся, сделав свою самую недовольную мину. В окно машины заглядывала женщина лет сорока. Ее черные густые волосы были собраны в хвост, а черты лица выдавали гречанку.
- Что? – неохотно буркнул Дурсль.
- Не подвезете? Здесь такси нет, - она указала рукой на цепочку начинающих двигаться машин.
- Садитесь.
Женщина ловко заскочила на заднее сиденье.
- Конец рабочего дня, нигде не пробиться, - вздохнула она. - Как вас зовут?
Тот обреченно вздохнул. Какая-то истина. Кажется, отец, большой ходок до женского пола, говорил: «Если женщина просит подвезти - подвези. Тебе окупится».
- Вернон Дурсль.
- Очень приятно, Агата Денирон.
***
Неразборчивое бормотание доносилось из соседней комнаты. Дадли яростно сжал под одеялом кулак. Проснется, как же! Исстонался весь, видите ли! Такой сон прервал! Про собаку!
Родители запрещали иметь питомцев. А Дадли помнил, очень ярко помнил маленького щенка. Они стояли на заправке, шел дождь, ему показалось, что это просто старый пакет копошится в шаге. Поняв, что комок живой, младший Дурсль выскочил из машины и, ни секунды не думая, схватил щенка и прижал, пачкая одежду. Потащил в минивен, в тепло и сухость. Петуния удивленно созерцала хаотичные, осторожные, почти благоговейные движения сына, брезгливого Дадли, прятавшего грязный и мокрый комок под куртку, в тепло.
- Дидди, детка?… – выдавила она пораженно.
На нее уставились глаза, которые упрямо просили помочь, сделать что-нибудь… Она неестественно дернулась и тихо сказала:
- Спроси у отца.
Вернон Дурсль пришел в ужас. Назвал щенка «блошиным гнездом» и «грязным дворнягой». Даддерс мужественно выслушал, но на его лице было написано, что он не забудет. Даже после, когда пса отдали в приют, он еще долго избегал общения с отцом.
На столе у Поттера обнаружилась стопка книг. Дадли опасливо осмотрел пол под ногами и подошел к столу. В тусклом свете луны из окна он разобрал несколько слов.
«Enkareo – удушье. Высокой сложности в исполнении, принцип действия…» Дальше он читать не стал, фыркнув. Он не верил, да и не мог верить, что одно слово способно убить. Даже у ЭТИХ…
Он посмотрел на кузена, немного успокоившегося, но все еще метавшегося на кровати. Одеяло валялось на полу, простынь сбилась.
Даддерс мельком заметил, что рука кузена свешивается с кровати, а под ней – карандаш. Справедливо рассудив, что есть карандаш – есть и рисунки, он наклонился в поисках. Альбом обнаружился – задвинутый в пыль под кроватью. Рука Поттера ужасно мешала, и Дадли досадливо взял ее, чтобы убрать, как вдруг голова отяжелела, а в глазах поплыли клочки тумана, душного и противного…
Вспышка.
Ветхий дом, множество картин, пожелтевшие обои, скрипящие полы.
Вспышка.
Лица на картинах, презрительно смотрящие вслед.
Вспышка.
Старый гобелен с прожженными дырами.
Вспышка.
Злобно косящееся существо в грязной наволочке.
Вспышка.
Красивый синеглазый мужчина, смотрящий с сожалением и пониманием.
Вспышка.
Длинный старинный стол на гнутых ножках. Два человека.
Один смотрит в пространство, с угрюмым упрямством отпивая из стакана.
Это Поттер.
Второй бледный и усталый, в латаной одежде.
Звук как сквозь подушку.
Эхо.
- Ему было пора, Гарри, не убивайся так, - мужчина.
- Как ты можешь так говорить, Люпин, он же был тебе другом! – Поттер.
- Другом. Да… Смысл жизни, в нем все дело. А его Сириус терял с каждым днем.
- О чем ты? Он ведь заменил мне отца.
- Тебе не понять, ты еще слишком мал, - качает головой. - Многие из нас избегают думать, будет ли нам место в мире без Того-Кого-Нельзя-Называть…
- Это тебе Дамблдор внушил? – руки кузена вертят стакан.
Немного выплескивается на стол.
- Это всего только мысли, которые мы боимся высказать даже себе.
- Вот как, да? Тогда я не хочу играть роль Спасителя!
- Ты не…
- Ради чего мне это?! Ради кого?!
- А чего ты хочешь от нас? Чтобы мы учили тебя убивать?
- А пусть даже так! Это лучше, чем марионетка и пушечное мясо! – пьяный смех.
- Прекрати эти ребячества и угрозы, Гарри, его не вернешь…
- Даже кровавой жертвой?
Мужчина отодвигает бутылку.
- Ты перебрал. Хоть море крови пролей, он не придет. Зато от тебя ничего не останется. И тогда кто знает, чем ты будешь лучше Того-Кого…
- Семейство Лестрейндж сдохнет так или иначе! – стакан звенит о стол и медленно-медленно разлетается на части…
- Дурсль?! Что ты… - Дадли одним движением выбросило из киселя чужого сна. Он обнаружил себя держащим за руку кузена. Тот смотрел на него огромными удивленными глазами. Он резко выдернул по-прежнему сжимавшую запястье Поттера руку.
Нужно было срочно что-то придумать.
- Я?! Ты еще спрашиваешь?! Ты опять орал, как последний псих! – в его голосе возросла уверенность.
- А что же папочку с мамочкой не позвал, а? – кузен тоже пришел в себя.
- Ты считаешь, мне охота, чтобы отец шумел, а мать опять скакала вокруг? Черта с два! – Дадли поднялся на ноги. - Думал тебя за руку сдернуть, а ты, придурок долбанный, опять своей ма… - он осекся и замолчал, тяжело дыша.
- Что?! Так значит, ты видел?
- Чего? – буркнул Большой Дэ, посчитав, что отпираться бесполезно. - Какой ты алкаш и знакомые у тебя странные?
Поттер замолчал, уставившись на него. Через пару секунд Дадли понял, что кузен смотрит сквозь и, очевидно, пребывает в тяжелейшем ступоре. Сам он, впрочем, не удивился, только еще больше разозлился.
Все вопросы, все драки, ревность, все эти замалчивания, недосыпания, неясные имена порывом неконтролируемой злости начали вырываться наружу. В Дадли проснулся некто агрессивный и язвительный. Он схватил Поттера за плечи и затряс.
- У вас такое нормально? Кретин! Надоел уже со своей загадочностью! Да плевал я на твои тайны, ты, придурок чертов, дегенерат недоделанный! – шипел он сквозь зубы, тряся кузена, а затем одним толчком отправляя его на кровать.
- Я спросил тебя только об одном, Поттер! Я не лез к тебе все это время, я вообще тебя не трогал! Ты мне не нужен, понимаешь! Мне вообще на тебя плевать, я только хочу знать, кто же ты, черт возьми, такой?! Тебя каждый год увозят неясно куда, в твоих книгах написаны чертовы сказки, за тобой являются люди, одетые непонятно как и творящие непонятно что, твоих родителей убили неясно за что, ты сам непонятно кто! Да кто ты такой?! Почему тебе все время снятся убийства?! Почему в твоем чертовом альбоме нарисованы мертвые люди?! Ты… ты… ты…
Дадли бессильно упал на кровать рядом с пораженно молчащим кузеном. Он задыхался в вопросах, голова закружилась от нехватки воздуха и потяжелела. Стало чуть легче. По крайней мере, он высказал все, что его маниакально преследовало.
Гарри Поттер молчал. Снова. Как тысячу раз до этого. Как, наверное, будет молчать всегда.
- Уйди.
- И это все? – горько усмехнулся Дурсль, которому стало плевать – все карты на столе.
- Уйди, просто уйди! Сложно?! – выругался Поттер.
- Трус! – отчеканил тот и вышел, хлопнув дверью.
Некоторые вещи никогда не меняются, даже если меняются люди, сделавшие их.
***
Утро выдалось пасмурным, наконец-то собирался пойти дождь. Даддерс встал с кровати и понял, что ничего не изменилось. Жизнь постоянна, и даже если в ней что-то меняется… это тоже постоянно.
Во время завтрака Поттер делал вид, что ничего не было, Дадли усердно жевал, время от времени бросая на кузена неприязненные взгляды.
- Дидди, детка, ты вчера хорошо спал? – тихо спросила мать, подкладывая ему на тарелку щедро намазанный джемом тост.
- Отлично, - буркнул он.
Петунья замолчала. Потом нерешительно, даже скорее, вопросительно добавила:
- Вчера ночью я слышала шум.
- Тебе показалось, - перебил ее сын. – Я спал.
Женщина кивнула и украдкой посмотрела на племянника. Тот молча ел, глядя в тарелку. Лицо его было по обыкновению хмурым.
Что-то происходило. Она не знала, не могла понять. Поттер и ее Дадлик… они как будто дрались всю ночь, хотя ни синяков, ни соответствующего шума не было.
Вернон, позавтракав быстрее, чем обычно, уехал на работу. Это могло бы кого-нибудь насторожить, если бы кому-нибудь было интересно. Впрочем, самому Дурслю это было только на руку. Петунья, Дадли и Поттер остались сидеть на кухне, допивая чай.
Даддерс молча встал из-за стола и ушел на улицу, Поттер остался сидеть. Петунья почувствовала себя неуютно и начала убирать со стола опустевшие тарелки. Она нервничала, потому что племянник никуда не собирался уходить. Он словно ждал чего-то. Наконец, ей надоело его тягостное присутствие.
- Иди к себе, - дрогнувшим, но от того не менее холодным голосом велела она.
- Я не доел.
- Так доедай быстрее!
Вилка со звоном упала на тарелку, и раздалось:
- Почему вы не расскажете ему, кто я?
Петунья уронила от неожиданности чашку, которую мыла. От ободка откололся маленький кусочек. Она машинально выбросила испорченную кружку в ведро - в доме Дурслей подобных ущербных предметов не держалось. Исключая этого мальчишку.
- Перестаньте молчать! Я единственный раз вас о чем-то спросил! Можно и ответить!
«Ах, ответить! Если бы ты знал, о чем говоришь, хоть что-то знал о своей матери…»
Она продолжила мыть посуду.
- Он уже несколько дней пытается узнать, кто мои родители, почему их убили, кто мои друзья. Он смотрел мои учебники. Он знает, что такое заклинания и кто такие волшебники. Неужели вы хотите, чтобы его незнание привело к чему-то…
Гарри услышал, как тетя перестала мыть посуду.
- …опасному, - закончил он, выложив последний козырь.
- А почему бы тебе самому ему об этом не рассказать?! – неожиданно взвизгнула та, обернувшись, сминая в руках полотенце. Она вся дрожала.
- Потому что я не хочу сказать больше, чем нужно.
- Столько, сколько нужно мы ему уже сказали!
- Ложь – то, что нужно? Остроумно, тетушка, как и всегда! И вполне в вашем стиле. Он имеет право знать! Я всегда ненавидел вас и вашего мужа, вы ненавидели меня, но у него появился шанс жить иначе. Он сам его выбрал, не я! Я спас его год назад, он хотел узнать, зачем. ВЫ знаете, а он – нет. Вам есть за что меня ненавидеть, а ему? Сделал ли я ему хоть что-то, чего он не заслужил?
Петунья заметила, что пятилась все это время, только когда спиной почувствовала острый край столешницы. Мальчишка был страшен сейчас. И… он был совсем не похож на ее сестру. Она сжала губы. Сейчас она могла сказать «нет», отослать наглого племянника, сделать все что угодно!