- Вопрос или констатация факта? - спрашиваю я без интонаций.
- Вопрос или констатация факта? – переспрашивает он уже у меня.
- У меня вопрос.
- А у меня констатация факта.
А потом он подходит ко мне сзади и обнимает меня за плечи.
- Все хорошо, Китнисс. Все будет хорошо, я обещаю тебе. И это тоже констатация факта.
На этом мы заканчиваем неприятную для нас тему и спешим перейти в следующий отсек. И как назло мы попадаем в метательную. Её я ненавижу больше всего. Отчасти из-за того, что Марвел в свое время убил мою маленькую союзницу Руту именно копьем.
Финник же решает пойти нетрадиционным путем и берет трезубец вместо копья. Когда он спокойно пронзает манекен прямо в сердце с расстояния в десять ярдов, мне кажется, что весь зал смотрит только на нас. Точнее, все трибуты смотрят на нас, тренеры-то к такому зрелищу более привычные. Финник старательно делает вид, что не замечает этого и учит меня пользоваться своим оружием. Раньше, когда мы еще готовились к Квартальной бойне, он обменял урок с трезубцем на урок стрельбы. Сейчас же мы с ним достаточно близкие друзья, как бы пафосно это не звучало, так что он учит меня просто так. Да, соседние камеры в Капитолийских казематах, крики, боль и страдания определенно сближают людей. Тогда, после пыток, я просовывала руку сквозь решетку и сжимала его ладонь. И сама мысль о том, что я не одна, давала мне сил. Простая надежда на то, что я справлюсь, у меня получится, все это рано или поздно кончится, давала мне желание бороться дальше. Порой, я была счастлива от той мысли, что сейчас со мной именно Финник, а не Пит. Что дорогой мне человек сейчас в безопасности, пускай ему и безумно больно от одной мысли о том, где я сейчас.
Финник стал для меня хорошим другом. Мы вместе перенесли то, что под силу не каждому. Он стал для меня вторым Гейлом, таким же верным товарищем, почти что братом, хотя с ним мы очень разные. Финник – человек, который не бросит меня. Не зря говорят, что друг познается в беде.
После того, как у меня, наконец, получается попасть в мишень, расположенную на расстоянии в несколько ярдов, Финник, наконец, отстает от меня со своими уроками и устремляется в сторону бассейна. Знаю, ему нужно отвлечься от неприятных мыслей, забыть, куда мы скоро попадем. Я не осуждаю его, я понимаю, что он сейчас чувствует.
Я неторопливо иду в сектор по метанию ножей. Для начала тренер хочет посмотреть, что я помню с прошлых разов. Беру протянутый мне нож за середину лезвия и внимательно смотрю на манекен передо мной. Отвожу руку назад, прицеливаюсь и резким движением бросаю оружие. Слишком быстро и резко, и у меня начинает кружиться голова. Я ведь еще не совсем оправилась после сотрясения, полученного все в тех же казематах. Прикрываю глаза и не вижу, куда попадает мой нож. Слышу удивленный возглас тренера и открываю глаза. Надо же. Всплеск адреналина, и я попала прямо в сердце, вогнав лезвие практически наполовину. Весьма недурно. Будем надеется, что на арене мне удастся метнуть не хуже. Раз за разом попадаю прямо в цель, хотя, конечно, хуже, чем в первый раз. После десятой попытки замечаю, что в зале царит тишина. Благодарю тренера и стремительно перебегаю в следующую секцию, так как наличие публики, которая уже начала собираться, меня очень даже не привлекает.
Быстрыми шагами пересекаю зал и затормаживаю у бассейна. Опускаюсь на его бортик, предварительно убедившись, что он сухой, и опускаю руку в воду. Сквозь толщу смотрю на маленькие жемчужинки на моих ногтях, оставшихся после Парада трибутов. Бледно-бледно розовый лак переливается, создавая причудливые узоры. Дышу чаще и отвожу взгляд от воды, потому что у меня начинает кружиться голова. Слышу всплеск и разворачиваю голову на 180 градусов. Финник, весь мокрый, но очень довольный, ловко забирается на бортик, обдавая меня брызгами воды. Морщусь, бурчу что-то невнятное себе под нос и возмущенно смотрю на него. Парень лишь смеется и просит меня не хмуриться, потому что хмурый вид мне не идет. Мое лицо тут же грустнеет, потому что простая фраза навевает мне воспоминание о холодной пещере и Пите с заражением крови. А ведь было все это всего полтора года назад, а кажется, что прошла не одна вечность…
Я улыбаюсь, когда он говорит что-то про чрезмерно теплую воду, почти горячую, и заявляю ему, что вода очень даже холодная, и это он сам перегрелся. Финник делает вид, что оценил шутку и замечает, что я очень даже неплохо управляюсь с ножами. Равнодушно пожимаю плечами и спрашиваю у него об успехах в плавании. Парень сообщает, что у него все просто отлично и интересуется, куда же я пойду дальше. Я медленно обвожу взглядом зал, прикидывая свои силы, и понимаю, что безумно соскучилась по стрельбе. Спрашиваю у Финника, намерен ли он просидеть все оставшееся время в бассейне, на что получаю обещание помучить меня с уроками стрельбы, только на этот раз в роли учителя буду выступать я. Трагично закатываю глаза и стремительно сбегаю прочь от бассейна под громкий смех Финника.
В любимом моем отсеке выясняю, что у них появились новые виды стрел и луков. Сочетая несочетаемое, я вновь и вновь попадаю в различные мишени, установленные в нескольких десятках ярдов от меня. Инструктор, дабы хоть как-то развлечь и себя, и меня, указывает, в какую конкретно точку я должна попасть. Порой ее не возможно увидеть, и мне приходится стрелять вслепую. Также она вспоминает, что в прошлый раз она еще и подбрасывала в воздух тушки фальшивых птиц и животных. Я, не замечая ничего и никого вокруг, полностью растворяюсь в стрельбе. В какой-то момент проблемы, неприятности, споры, разговоры, дружба с Финником, нестерпимая тоска по Питу, боль от потери родного Дистрикта, переживания за Прим и маму, весь мир отступают на второй план. Я бью собственные рекорды, сбивая сначала шесть, потом семь и восемь тушек разом и вдруг замираю, пораженная тишиной. Разворачиваюсь и вижу, что все трибуты, все инструкторы, все распорядители и телевизионщики смотрят только на меня. Десятки камер направлены лишь на меня, и я, осознавая, что на меня смотрит все страна, а также мама, Прим и, конечно же, Пит, улыбаюсь.
Я провожу в секции стрельбы все оставшееся до конца тренировки время, а потом поднимаюсь наверх, ломая голову и размышляя, чем же мне заняться. Финник пробудет внизу еще целый час, мне же нужно что-то делать. Прикидываю, что целого часа вполне хватит на принятие душа и анализ собственных чувств. Так я и поступаю. После холодного душа, взбодрившего и тело, и мысли, ложусь на кровать и начинаю думать о том, что вообще со мной происходит.
Начать, пожалуй, стоит с того, что я провела в Капитолии около месяца. Несколько недель слились в один ужасный миг, в котором была только нестерпимая боль, кровь, крики и страх. Мне до сих пор страшно вспоминать о том, что там происходило. К сожалению, у меня нет ни единого шанса забыть все это, как страшный сон. И виноваты в этом те самые страшные сны. Да, я уже давно не видела старых кошмаров с участием Диадемы, Мирты, Катона и Цепа. Теперь мне снятся исключительно Капитолийские казематы. Я предпочитаю не спать по несколько суток кряду, лишь бы вновь не переживать те страшные минуты своей жизни.
Дальше моя жизнь стала немножко легче – меня перевели в другой отсек, в котором калечат тело меньше, душу – больше. Я вздрагиваю, поджимаю под себя ноги и трясу головой. Нет, про те ужасные три дня, в течение которых ко мне применяли охмор, я предпочитаю не вспоминать. Меня спасло элементарное чудо – слишком расшатанная психика была категорически против даже минимальных доз яда, я отключалась на несколько часов от нескольких миллилитров, так что то, что я до сих пор не ненавижу Пита – большое везение.
Дальнейшие события я помню смутно. Около недели я провела в Центре восстановления, где мое порядком пошатнувшееся здоровье приводили в приличное состояние. Меня это пугало, я не понимала, к чему мне готовится, что же они сделают со мной дальше? Новости не заставили себя ждать, и вскоре я узнала, что Сноу решил приструнить Дистрикты, устроив еще одни Голодные Игры. Что за глупость? Дистрикты, по моему мнению, это только подстегнет. Ну а кто не хочет избавиться от ужасных Игр, спасти полюбившихся трибутов и прекратить этот гнет Капитолия? Правильно, никто.
Я не знаю, что со мной будет дальше. Я чувствую, что все события, происходящие в моей жизни, медленно сводят меня с ума. Я нервная, замкнутая, готова накричать от единого замечания в мою сторону, болезненно реагирую на критику. Я не могу понять, что со мной происходит, что со мной сделали. Мне страшно от того, что меня ждет в будущем. Я боюсь за себя, за Финника, за маму и Прим, за Пита, за тех людей, которые еще остались живы после разрушения и уничтожения моего Дистрикта. Я не сильная, я очень и очень слабая, и я прекрасно понимаю, что из-за меня всем грозит большая опасность. И то, что с ними сделают, зависит только от меня. И то, что сделают со мной, зависит от того же.
Я накрываюсь пледом с головой, борясь с накатывающей истерикой. Нет, Китнисс, ты должна быть сильной, хотя бы ради Пита и Прим. Я прикрываю глаза, представляя, как они сейчас сидят и смотрят в экран, пропуская мимо ушей все замечания Плутарха, советы Мадж, Гейла и прочих руководителей Тринадцатого, которых я не знаю. “Они верят в тебя, ты показала им, что ты все еще сильна”… Я представляю себе улыбку Прим, смех мамы и теплые руки Пита, которых мне так сейчас не хватает. Я мечтаю о том, что возможно скоро смогу обнять сестру, сказать маме, что со мной все в порядке, и поцеловать человека, которого люблю. Все будет хорошо. Мне нужно продолжать бороться. Как там говорилось в одной из древних книг по философии? Пока живу – надеюсь. Dum spiro, spero…
========== Глава 11. ==========
POV Китнисс
- Финник Блейн Одейр! У тебя есть ровно 30 секунд, чтобы придумать, почему я проснулась в шесть утра из-за того, что на меня вылили ведро воды! – громко кричу я, злобно смотря в глаза Финнику. Нас разделяет только диван, и парень понимает, что его положение очень даже критично, потому что оббежать будет сложно – мебель стоит полукругом, а я в один прыжок преодолею спинку дивана и, следовательно, доберусь до него. А это не предвещает ничего хорошего.
Да, его идея разбудить меня с восходом солнца, вылив на мою несчастную голову кувшин воды и громко прокричать: «С добрым утром, солнышко!», определенно, провалилась. В итоге, я, злая, невыспавшаяся, с мокрыми волосами, с одеждой, прилипающей к моему белью, представляла серьезную опасность для его жизни. К сожалению, Финник понял это слишком поздно. По крайней мере, он мог бы не бежать в гостиную, когда я, вскочив, понеслась за ним, а запереться у себя в комнате до завтрака, подождать, пока я остыну, чтобы адекватно оценить все плюсы и минусы такого пробуждения.
Теперь он старательно пытается придумать, как же избежать моей мести и злости. Его спасает чудо – когда я перепрыгиваю через спинку дивана, то неудачно приземляюсь на одну ногу и громко кричу скорее от неожиданности, чем от боли. Злоба тут же куда-то уходит, а Финник, наоборот, приходит мне на помощь. Я бурчу ему, что он гадкий и противный, когда он ощупывает мою ногу, проверяя, не сломала ли я себе кости. К счастью, этого не произошло, поэтому он облегченно выдыхает и садится на диван рядом со мной. Желание мстить ему пропало, поэтому я сижу и обдумываю, чем же нам заняться до завтрака и тренировки. Подозреваю, что вся страна веселилась, наблюдая наш ранний конфликт, а если и не видела, то его покажут позже. Мы с Финником изначально решили вести себя непринужденно и весело, как дети. Собственно говоря, кем я и являюсь. Финник старше меня на семь лет, он уже не ребенок по определению, а вот я до восемнадцати буду носить гордое звание дитя и не смогу выйти замуж. Да, собственно говоря, мне и не очень-то надо, но, боюсь, Пит все еще намерен взять меня в жены при первой возможности. Ладно, отговорим как-нибудь.
Финник задумчиво смотрит на меня и вдруг спрашивает:
- Китнисс, я вот сейчас подумал и пришел в шок от того, что я до сих пор не знаю, какой твой любимый цвет! Вроде бы знакомы так долго, а я до сих пор не выяснил сей важной информации!
При этом у него такое выражение лица, будто речь идет о политически важных данных. Я смеюсь, пихаю его в плечо, но отвечаю:
- Зеленый.
- Зеленый? Как последняя кофточка у Мерцеллы? – интересуется он.
Мерцелла – наша сопровождающая, во многом напоминает мне Эффи. Она точно так же следит за расписанием и манерами, чем выводит из себя нашего ментора, Деметрия. Мерцелла одевается ярко, вычурно, вся ее одежда будто кричит, а я не могу долго смотреть на нее – в глазах начинает рябить. Она – урожденная капитолийка, поэтому и ее внешность слегка экстравагантна. Мы с Финником так и не выяснили, то ли у нее на самом деле волосы ярко-красного цвета, то ли это парик такой.
Деметрий – победитель из Второго Дистрикта. Хоть он и носит такой же статус, как и я, меня он раздражает. Он во многом напоминает мне Хеймитча – точно так же резок, груб, когда выпьет, но он не делает это регулярно, как мой бывший ментор. В принципе, с ним вполне можно нормально общаться, но слишком нервная я категорически против. Мы обмениваемся парой банальных фраз за ужином, вот и все. Максимум, до чего доходит наше общение – обсуждение тактики, на которую мне, как и Финнику, плевать. Мы делаем вид, что внимательно его слушаем, а на самом деле чуть ли не уши затыкаем.
- Нет, - морщусь я. – Более нежный оттенок. Скорее, как молодая листва.
И я почему-то вспоминаю наш разговор с Питом. Тогда, после нашего отъезда в Тур Победителей, он, желая наладить со мной контакт, тоже спрашивал меня о моем любимом цвете. Я закрываю глаза, представляя закат, ведь именно такой цвет нравится Питу. Я только подумала о нем, а мне уже хочется плакать от невыносимой боли внутри меня. Господи, если бы мне сказали четыре года назад, что я буду безумно скучать по Питу Мелларку, я бы посоветовала ему пройти курс лечения в психиатрической больнице. А теперь я готова публично признать это, как и то, что я больше всего на свете хочу вновь обнять его, услышать мягкий голос, успокаивающий меня после очередного ночного кошмара.
- А твой? – спрашиваю я у Финника, желая отвлечься от ненавистных мыслей.
- Цвет морской волны. Такой, знаешь, ближе к изумрудному.
- Как твои глаза? – тут же уточняю я.
- Да, Китнисс, - и он поворачивается ко мне, позволяя оценить красоту такого цвета.
Да, у него действительно прекрасные глаза цвета моря. Такого насыщенного цвета, будто вместо глаз у него и было море. А черные зрачки кажутся бездной, глубокой впадинной.
- Знаешь, я советую тебе переодеться, - вдруг шепчет Финник, напоминая о недавней ссоре. – А то Мерцелла и Деметрий в обморок упадут, когда тебя увидят.
Недовольно бурчу, что он сам во всем виноват, но совету все же следую. Через полчаса выхожу из своей комнаты, освеженная после душа, в чистой и сухой одежде. Правда, мокрая пижама так и осталась лежать на не менее мокрой кровати. Будем надеется, что она высохнет к вечеру, потому что спать среди воды мне не улыбается.
Направляюсь в столовую, надеясь застать там и Финника, и еду. Мое шестое чувство меня не обманывает: я вижу обоих. Парень сидит, положив ноги на стол, и старательно выскребает остатки из тарелки. Что он ел, я установить не могу. Увидев меня, он машет мне рукой, призывая присоединиться к его трапезе. Задумчиво оглядываю столы с едой у окна и беру себе немного оладий с апельсиновым вареньем. Финник скептически смотрит на меня и накладывает в две тарелки кашу с тушеной говядиной. Показываю ему язык, когда он ставит одну из тарелок передо мной. Он трагически закатывает глаза, будто я – его маленькая капризная дочь, а жена смылась в какую-нибудь командировку, взвалив тяжелый груз присмотра за ребенком на отца. И вроде бы получается, но при этом ребенок настолько упрям и горд, как и он сам. В общем, нашла коса на камень.
Когда я перехожу к каше, в столовую входят Мерцелла и Деметрий.
- Вы уже встали! Какие молодцы! – высоким, почти пищащим голосом радуется Мерцелла. Я едко улыбаюсь ей, с трудом удерживаясь от замечания.
- Итак, дорогие, вчера у нас не получилось нормально поговорить, - начинает Деметрий и выразительно смотрит на меня. Ну, поскандалила я вчера чуть-чуть. С кем не бывает. – Зато сейчас все обсудим. Итак, большинство трибутов настоятельно просили своих менторов уговорить меня, чтобы я в свою очередь уговорил вас взять их в союзники.