Я поклялся себе, что если в этот раз купят хоть одну мою картину, то я начну искать другую галерею.
Я снова вернулся к дневнику и продолжил чтение.
Дневник Брайана Кинни
Сентябрь 2005 г. Питтсбург
Вчера вернулся из Нью-Йорка.
Наконец-то, я увидел его. Блядь! Как же я скучал по нему! Я не осознавал этого, пока не сжал Джастина в своих объятиях, не почувствовал вкус его губ. У нас было два дня и две ночи. Как же этого мало! Этого совершенно недостаточно! Этого никогда не будет достаточно!
Я трахал его так, как он любил – жестко и сильно. И мой мальчик всегда знал, как хочу я. Мы не подстраивались друг под друга, мы просто чувствовали и понимали, как нужно, чтобы не просто получить наслаждение, а освободиться от того, что скопилось внутри за эти месяцы, от того, что грызло и мешало.
Картины Джастина потрясли. Неудивительно, что две были проданы. Одну из них купил я.
Я захотел ее сразу, как только увидел. Это были мы, наши жизни сейчас. Я там - в Питтсбурге, а он здесь – в Нью-Йорке. Ни секса, ни страсти – просто мы, живущие на расстоянии, ждущие встречи. Мне не нужно было копаться в значениях цветов, я и так их знал, понимал, просто чувствовал.
Я – много серого с примесью фиолетового и даже немножко черного (тоска, печаль, отрешенность, сосредоточение на своих эмоциях, боли). Джастин – черный, немного красного (пустота, сомнения, злость, переходящая в гнев). И только лишь в одной точке, где мы встречались, наши цвета смешивались, создавая дикий водоворот чувств. Появлялся зеленый, дарящий надежду, обновление, потом золотой, окрашивая все солнечной теплотой и вдруг красный – радость и страсть, уносящая нас за грань.
Эта картина меня заворожила и покорила.
Интересно, почему Ирвин выбрал именно ее? Неужели он тоже уловил настроение художника, почувствовал его эмоции?
Естественно, она должна была быть у меня, принадлежать только мне.
Конечно, Джастин истерил. Он та еще Королева драмы!!! До него никак не могло дойти, что я просто влюбился в это полотно.
Мне пришлось долго и со вкусом вытрахивать из него это дерьмо.
Сентябрь 2005 г. Питтсбург
Я догадываюсь, как Джастин получил приглашение на выставку. Этот Ирвин так плотоядно на него смотрел.
Жду, когда сам расскажет, но скорее всего не дождусь. Мне это не нравится. Блядь, меня это просто бесит! Он талантлив и не должен именно ТАК пробиваться к цели. Но что я могу?
Господи! Как бы мне хотелось встряхнуть его, наорать. Но я опять предпочел, чтобы он сам выучил этот урок. В конце концов, он для этого и уехал. Он хотел самостоятельности, хотел добиваться всего сам, не рассчитывая на других. И он это делал. Вопрос в том, как он это делал…
Примечание к части Разбивка на главы чисто для удобства выкладки. Глава 2
Сентябрь 2005 г. Нью-Йорк
Брайан приехал на выставку сразу из аэропорта. В этот раз он был один. Бен попал в больницу и Майкл не отходил от него ни на шаг, Дрю увез Эммета куда-то отдыхать, но они передавали мне привет. Дебби, тоже рвалась в Нью-Йорк, но Карл был непреклонен и не отпустил ее. Последний сердечный приступ сильно пошатнул ее здоровье. Тэд остался в «Киннетике» за главного. Линдси с Мелани позвонили и порадовались за меня. Да и не была эта выставка чем-то выдающимся, чтобы ради нее тащиться в такую даль.
Но Брайан приехал. И это все, что мне было нужно.
Я, правда, чуть все не испортил, когда узнал, что Брайан купил одну из моих картин. Естественно, я подумал, что он хочет таким образом помочь мне, что он не верит в меня, опекает. Я орал на него и не хотел ничего слушать. Я метался по комнате и обвинял его во всех смертных грехах. Он молчал, давая мне возможность выпустить пар, а потом спокойно произнес:
- Это же мы, Джастин – ты и я. Это мы, все то время, когда не вместе, и момент нашей встречи. И я хочу, чтобы она была у меня.
Мне больше не нужно было никаких слов. Он увидел, увидел нас, увидел все, что я пытался сказать. Я застыл, как вкопанный, а потом просто обхватил его за шею и притянул для поцелуя.
- Спасибо!
Секс всегда был нашим особым языком. Мы благодарили, наказывали, извинялись, злились, радовались на этом языке. Вот и сейчас, я благодарил и извинялся одновременно, выгибаясь под Брайаном, выстанывая его имя, стараясь раствориться в нем, когда он входил в меня. Я отдавался и брал, я любил его. И я знал, что и он любит меня. Этот нежный тягучий секс сводил с ума. Я хотел, чтобы он оставался во мне вечно.
Про Ирвина я так ничего ему и не сказал. Мне просто не хотелось омрачать нашу короткую встречу. Всего два дня и две ночи, а потом опять врозь неизвестно на сколько. Может, на месяц или на два, или… Я не хотел об этом думать, просто не мог. Все что я хотел сейчас – это чувствовать Брайана в себе, ощущать вкус его губ, жар его пальцев на своей коже, смотреть в прекрасное от страсти лицо, когда оргазм накрывал его.
Я как будто подпитывался им. Он всегда был моим вдохновением.
И еще я решил после отъезда Брайана попытаться предложить свои работы другим галереям.
2018 г. Версаль
Джастин
Я вынырнул из воспоминаний. Боже! Каким же наивным я тогда был. Наивным, но с огромной верой в себя. И эта вера заставляла меня двигаться вперед, не сдаваться. А еще упрямство, как я уже говорил. И эта смесь здорово подпитывала меня, когда я оставался один на один с безразличным Нью-Йорком.
Я потянулся за третьей сигаретой.
Все же, несмотря ни на что, это были лучшие месяцы моей жизни, потому что Брайан был со мной. Хоть и на расстоянии, но мы были вместе. Все еще вместе.
Я посмотрел на часы. Прошло почти четыре часа, как я спустился с чердака и окунулся в воспоминания. Надо было что-нибудь поесть, но одному этого совершенно не хотелось делать. И все же, я приготовил себе сэндвич и сварил кофе. Мне нужна была передышка. Но я не мог оторвать взгляда от кожаного переплета дневника. Он как будто гипнотизировал меня, звал, хотел, чтобы я продолжал читать его, хотел, чтобы я снова проник в чувства Брайана, чтобы вспомнил все.
Я прикрыл глаза, еле сдерживая ком в горле. Мне казалось, что читать это второй раз будет намного легче, но я ошибся.
Вкуса еды я почти не почувствовал. Но вот кофе был в самый раз, особенно после виски.
Я продолжил чтение.
Дневник Брайана Кинни
Октябрь 2005 г. Питтсбург
Вчера приходил Майкл, уговаривал заново отстроить «Вавилон».
Не знаю, может быть, он прав. Может, и правда, стоит поднять нашу Мекку из руин?
Работы хуева туча. Выбраться в Нью-Йорк пока не могу.
Джастин тоже много работает.
Мы не виделись с той выставки. Созвонились всего пару раз.
Я предлагал ему билет до Питтсбурга, но он наотрез отказался.
Думаю, дело здесь не в деньгах. Он просто считает, что пока ничего не достиг и не может показаться в родном городе. Но это полная ерунда. То, что он живет в Нью-Йорке, работает, участвовал уже в двух выставках и написал охуенные картины, три из которых были проданы - это уже достижение, первые маленькие шаги к успеху.
Но Джастину этого мало. Он хочет все или ничего! Максималист!
Декабрь 2005 г. Питтсбург
Все же я решился восстановить «Вавилон».
Сначала я даже не мог думать об этом. Я хотел просто продать его. Место, где погибли люди, где чуть было, не погиб Джастин. Но Майкл правильно сказал, что возрожденный «Вавилон» станет, своего рода, памятником погибшим в тот страшный день. Он не даст нам забыть, в каком мире мы живем.
Работаю по-прежнему на износ. Так мне легче. Да нет, не хуя не легче. Скорее, я пытаюсь убедить себя в этом.
Джастин оставил мне одно сообщение на автоответчике, что у него все хорошо. Делаю вид, что это нормально, что так и должно быть, мы так и договаривались. У нас свои жизни. Я отпустил его в Нью-Йорк. Это было правильное решение…
Но только тут я могу написать, что это полная хуйня. Я скучаю по нему, хочу его, хочу, чтобы он был рядом.
Сообщение не стираю, слушаю его голос.
И почему я не могу набрать его номер? Потому что я Брайан Кинни! Потому что я… идиот!
Эти дурацкие правила. Этот засранец уже придумывал их. И почему я всегда иду у него на поводу?
Декабрь 2005 г. Нью-Йорк
Я всегда любил снег. Мне нравились большие снежные хлопья, лениво летящие к земле. Я любовался искрящимся хороводом снежинок в свете фонарей. Но это было там, в Питтсбурге. И казалось, что это было так давно.
В Нью-Йорке снег совсем не радовал меня. На улице было чертовски холодно, и в моей квартире тоже. Я никак не мог согреться. Это не квартира, а какой-то ледник - отопление практически не работало. Кисть выскользнула у меня из руки. Я чертыхнулся, закрыл неоконченное полотно и решил постучать соседу, узнать, как у него с отоплением. Правда, мы с ним практически не пересекались. Иногда я даже удивлялся, ест ли он вообще. Кухней парень не пользовался, ну, разве что, пару раз грел чайник. Так что, я подумал, что пришло время познакомиться поближе.
Оказалось, что парень не такой уж и фрик, как я подумал, впервые увидев его. Шон, так звали моего соседа, работал программистом в какой-то фирме, хотя мне он больше напоминал хакера. Большую часть времени, Шон работал дома. Половину его комнаты занимала разная аппаратура: компьютеры, принтеры, сканеры и еще какие-то приспособления. Очевидно, это и навело меня на мысль о хакерстве.
Мы познакомились и подружились. Не то, чтобы мы проводили все вечера вместе, но иногда я заходил к нему, отрывал от компьютера, мы пили пиво и болтали. Теперь в этом городе у меня появился хотя бы один приятель.
Шона совершенно не напрягало то, что я гей. Он знал это уже давно, потому что не услышать нас с Брайаном было невозможно.
Потом я познакомился с его друзьями, один из которых оказался художником. Правда, его картины не выставлялись в галереях. Он рисовал и раздавал друзьям, а иногда выставлял на продажу на улице. Парень абсолютно не напрягался по этому поводу, а работал художником–декоратором в одном маленьком театре и был вполне доволен жизнью. Вот только меня такая жизнь не устроила бы.
Мы болтали с ним об искусстве, и однажды, я даже показал ему свои работы. Он долго смотрел на две последние, законченные пару дней назад и вдруг спросил:
- Тебе плохо, да? Ты несчастлив! Здесь столько злости и боли!
Я не удивился его вопросу. Как правило, художник видит больше, чем обычные люди, хотя, Брайан тоже всегда понимал мою живопись, понимал то, о чем говорили мои полотна. Но Брайан – исключение из всех правил.
Да, черт подери, мне было плохо. И причиной того, стало не столько отсутствие Брайана, сколько моя неудовлетворенность, мое недовольство собой. Я торчал в этом городе уже почти год, а толку не было никакого, кроме трех проданных работ (одну из которых купил Брайан).
Поначалу, этот маленький успех подстегнул меня. Я уже видел Нью-Йорк у своих ног. Приглашения от лучших галерей выставляться у них. Но все оказалось не так радужно.
Я снова обошел несколько галерей, показывая свои работы, но снова никого не заинтересовал. Все те же вежливые улыбки и не менее вежливые отказы. Отчаяние захлестнуло меня.
И если, еще совсем недавно, я редко выбирался в клуб, расположенный недалеко от квартиры, чтобы сбросить напряжение, то последнее время, я стал там частым гостем.
Я злился на себя, на Брайана, на этот город, на весь белый свет. Зачем я здесь? Что мне нужно? Почему я уехал, а любимый мужчина отпустил меня? Порой мне казалось, что я знаю ответы на эти вопросы, что все правильно, и я должен бороться. Сдаться – значит, проиграть и потерять все.