Я готов был подставить задницу Ирвину, чтобы только вновь выставить свои работы.
Но все чаще накатывала безысходность и тоска. Я не знал, что делать. Неудачи разрушали меня. Мне хотелось бросить все и вернуться к Брайану. Он бы понял и принял. Да он был бы рад! Сколько раз я видел в его глазах эту невысказанную просьбу. Но… но что-то удерживало меня, не давало сделать этот шаг. Может быть, Судьба? Не знаю, я не мог объяснить.
А еще, я не хотел видеть Брайана, вернее, не хотел, чтобы Брайан видел меня таким.
Поэтому, когда он предложил мне билет до Питтсбурга, я категорически отказался. У меня не было сил ни с кем разговаривать, особенно с ним.
2018 г. Версаль
Джастин
Я открыл глаза, выплывая из воспоминаний, и только сейчас заметил, что сижу в темноте. На улице зажглись фонари. Я отложил дневник и подошел к окну. В этом году февраль во Франции выдался ветреным и снежным. Вот опять повалил снег. Хотя в гостиной было совсем не холодно, но мне показалось, я замерзаю, как будто воспоминания вытягивали из меня не только душу, но и тепло.
Я еще немного постоял у окна, любуясь снежным хороводом, и вернулся на диван, по дороге включив лампу. Комнату затопил мягкий приглушенный свет. Стало как-то уютнее и теплее. Вот только все равно от дальнейших воспоминаний меня бросало в дрожь.
На Рождество и Новый год я тогда не поехал, хотя Брайан снова предложил мне билет на самолет, но я отказался и посоветовал ему полететь в Канаду к Гасу, что он и сделал. А я в отчаянии напился, как последняя сволочь, и на рождественской вечеринке у своего соседа трахнул того художника. Но что было самое страшное, я перестал рисовать. Я ничего не чувствовал и ни чего не хотел. Вот уже неделю я не брал кисть в руки.
Я просто валялся и разглядывал стены своей комнаты. Что уж тут сказать - очень достойное занятие!
А потом он приехал, не предупредив и не позвонив, просто появился на пороге и все.
Январь 2006 г. Нью-Йорк.
Я сидел, тупо уставившись в одну точку на стене. Если бы я еще о чем-то думал, размышлял! Нет, я просто смотрел. Так бывает. Смотришь на что-то совершенно бездумно и все. Поэтому, когда в дверь позвонили, я не шевельнулся. Я никого не ждал, а если это к Шону, то пусть и открывает, хотя, судя по тишине, он тоже не торопился. А за дверью не сдавались. Звонок продолжал заливаться. Я вздохнул и все же потащился открывать. «Кто бы ни был, пошлю на хуй, и все», - думал я.
Распахнув дверь, я так и замер, не веря своим глазам.
- Брайан? – пролепетал я.
Это было все, на что меня хватило. А он, не говоря ни слова, сграбастал меня, смял губы грубым поцелуем, врываясь в рот. Потом подхватил и понес в комнату. Все также молча сорвал одежду и толкнул на кушетку.
- Брайан! Я…
- Молчи!
Прелюдии и подготовки почти не было, впрочем, нежности тоже. Черт подери! Он знал, абсолютно точно знал, что сейчас мне было нужно - грубо, сильно, больно, чтобы вернуться, чтобы опять поверить в себя, в нас и двинуться дальше. Только Брайан мог дать мне это, только он.
Брайан тоже разделся и достал все необходимое. Я смотрел на него и не мог оторвать взгляда от его лица. Складка между бровей, сжатые в тонкую линию губы – все говорило о том, что он взбешен. И причиной тому являлся я, и платить по счетам тоже придется мне.
- На живот! – резко скомандовал он.
От интонаций в его голосе, мой член тут же встал колом. Я моментально перевернулся и постарался пошире раздвинуть ноги, максимально раскрываясь перед ним. Он подтянул меня поближе, вздернул задницу повыше и сильно хлопнул по ягодице. Я охнул и чуть не зарылся носом в подушку. Брайан удержал меня. И если раньше он бы зализал, зацеловал то место, по которому ударил, то теперь этого не было, да я и не ждал. Он снова сильно ударил меня по другой ягодице. Я закусил губу, чтобы не вскрикнуть. Брайан раскатал презерватив по своему члену, но все же немножко добавил смазки, скорее для себя, чем для меня, а потом сильно толкнулся и вошел до конца. Он не дал мне привыкнуть, а сразу вышел и снова ворвался внутрь. Боль прошила меня. Но я хотел ее, мечтал о ней, жаждал, как будто через нее Брайан вливал в меня силы и веру. Брайан трахал меня, все больше набирая темп. Он чуть сменил угол проникновения, и я взвыл от острого удовольствия, приправленного болью, которая постепенно ушла, оставляя лишь наслаждение.
Я чувствовал, что теперь смогу преодолеть все свои страхи и сомнения. Теперь я точно знал – у меня получится. Я не один, Брайан со мной, моя любовь со мной. Плевать на расстояние и время, плевать на неудачи и сомнения. Мы вместе, и мы справимся!
Еще пара умелых толчков, и я кончил, не прикоснувшись к себе. Ноги от напряжения уже не держали, и я просто рухнул на кровать. Брайан последовал за мной. Мы лежали, тяжело дыша, не в силах шевельнуться.
Потом Брайан потянулся ко мне, нежно целуя в загривок:
- Ты как? Я не перестарался?
- Нет. Ты сделал все так, как я и хотел, как мне было нужно.
- Хреново выглядишь, - сказал он, закуривая.
- И чувствую, вернее, чувствовал так же, - усмехнулся я.
- Кризис в творчестве?
- Нет, если учесть, что не нет никакого творчества. Но теперь все изменится.
Он выпустил струйку дыма и повернулся ко мне:
- Я знаю. Ты справишься. Мы справимся.
И он говорил не только о желании рисовать. Я уже перестал удивляться тому, как Брайан чувствовал меня, а я его.
Шесть слов, и я готов был свернуть горы. Я не мог предать такую веру.
- Я не приготовил тебе подарка на Рождество и Новый год. Не был уверен, что увижу. В Питтсбург ты тоже не захотел приехать. Так что… - вдруг сказал Брайан, обнимая меня.
- Ты здесь – это и есть мой подарок. Больше мне ничего не нужно.
Брайан усмехнулся и прижал меня к себе покрепче. Я знал, о чем он подумал, но не говорил вслух. Я тоже был для него лучшим подарком.
Он улетел утром, а я едва мог пошевелиться после нашего секс-марафона. Но, черт побери, я был счастлив. Да, это все еще был счастливый период моей жизни.
Глава 3
2018 г. Версаль
Джастин
Я заснул, прямо тут, на диване, прижимая к себе дневник Брайана, и проспал до самого утра. Последнее время я привык вставать рано, а сегодня проснулся почти в десять и, потянувшись, подошел к окну. Яркие лучи солнца нежно коснулись моей щеки. Я улыбнулся. Было ясное зимнее утро. За ночь снега намело еще больше. Сейчас он лежал большим белым ковром и переливался на солнце.
Еще немного полюбовавшись этой красотой, я отправился в душ, а потом варить себе кофе и делать нехитрый завтрак. Днем у меня были дела в галерее. Приближалась серьезная выставка, а переговоры с одним из художников зашли в тупик. Он считал, что его последние две работы не достаточно хороши, а написать новые к сроку он никак не успеет. Мне стоило больших трудов убедить его в обратном и все же подписать с ним контракт. Потом обед с клиентом. Снова хлопоты в галерее. Я даже заскочил к себе в студию, но поработать над картиной, которую начал, уже не хватило сил. И только ближе к вечеру, вымотанный, я добрался до дома.
Приняв душ и переодевшись в домашние штаны и толстовку, я снова уютно устроился на диване, собираясь продолжить чтение. Когда я взял дневник в руки, то, как будто ощутил легкое покалывание в кончиках пальцев. Я открыл страницу, на которой остановился вчера.
Дневник Брайана Кинни
Январь 2006 г. Питтсбург
Я знаю, что поступил правильно, заехав к Джастину.
Я чувствовал, что с ним что-то происходит. И возможно дело даже не в живописи. Он устал, он неудовлетворен, зол и разочарован. В себе… в нас… А самое главное – он теряет веру в свои силы.
Блядь, только не он. Он сильный. Он справится, мы справимся. Но… если он не выдержит, сдастся, и вернется, я пойму и приму его. Где-то в глубине души я даже хочу этого. Пусть это жалко и эгоистично, но такая жизнь в разных городах выматывает и меня.
Давно мы так не трахались. Я знал, что ему это нужно. И не только ему. Жесткий секс – наше с ним лекарство.
Работы по восстановлению «Вавилона» идут полным ходом. Думаю, уже весной он засияет огнями.
2018 г. Версаль
Джастин
Брайан был прав. Я терял веру в себя. Мне казалось, что я мучился напрасно, а самое главное, мучил Брайана. Наши недолгие встречи и изматывающее душу ожидание новых, просто убивало меня. Не знаю, как бы все обернулось, вернись я тогда в Питтсбург. Даже по прошествии стольких лет, я не могу сказать, как бы все сложилось. Возможно, мы были бы счастливы и по сей день, а возможно, разбежались бы через месяц, через год, через пять… Сейчас это уже не важно, но тогда, тогда я был близок к тому, чтобы все бросить и вернуться к Брайану.
Но этого не случилось. Я остался в Нью-Йорке.
Снова ОН, моя любовь, моя вечная муза, мое вдохновение, моя боль и мука, моя судьба - вложил мне в руки веру и надежду. Я не знаю, как у него это получалось. А еще я не знаю, как я смог все это в один прекрасный момент проебать.
Я прикрыл глаза. Почему-то именно с закрытыми глазами мне думалось и вспоминалось лучше.
Январь-февраль 2006 г. Нью-Йорк.
Брайан улетел, а у меня как будто открылось второе дыхание. Я начал рисовать, как одержимый, стараясь выплеснуть на холст свою, будто вновь обретенную надежду, свою веру.
Полотно было большим. Оно занимало почти всю мою комнату. Да, именно таким я и хотел его видеть. Я забыл обо всем и жил, как на автомате. Ходил на работу в кафе, а все остальное время рисовал и рисовал. Я ни с кем не общался, не отвечал на телефонные звонки, а потом и вовсе отключил телефон. Я полностью погрузился в работу, в свое творчество. Я с головой ушел в те ощущения, которые выплескивал на холст. Я чувствовал, что это будет не просто картина, это будет мой билет в будущее. Мне нужно было, наконец, сдвинуться с места и пойти вперед. Теперь я чувствовал, что смогу это.
Наверное, в тот момент, я походил на зомби, раз уж мой сосед, и тот забил тревогу. Он стал заглядывать ко мне каждый день, очевидно, проверяя, не съехала ли у меня окончательно крыша. Но мне было не до него, и я не обращал внимания. В конце концов, он мне не мешал.
Частенько Шон приносил пончики и кофе. Он молча ставил их на стол так, чтобы я видел и вспомнил о насущных потребностях организма. И это было весьма кстати, потому что я частенько забывал поесть.
Иногда, сосед устраивался в каком-нибудь свободном углу с ноутбуком и погружался в свой виртуальный мир, пока я рисовал. Мы работали, не замечая друг друга. Удивительно, но присутствие Шона меня нисколько не напрягало.
Но бывали дни, когда я не мог рисовать. Я просто стоял и смотрел на холст, как будто со стороны смотрел на свою жизнь, представляя ее дорогой. Иногда она была широкой и ровной, а иногда превращалась в узенькую тропинку над пропастью, по которой приходилось, затаив дыхание, осторожно идти, чтобы не сорваться вниз. Но чаще всего, это были непроходимые дебри, сквозь которые я пробирался, порой, раздирая себя в кровь… И все же я упрямо шел вперед, залечивая раны, чередуя взлеты и падения.
А потом снова накатывало, и я не выпускал кисть из руки, пока ее не сводило судорогой, и я не падал от усталости.
Так продолжалось два месяца. Наконец, мое полотно было закончено. Я смотрел на него и понимал, что все здесь, вся моя жизнь здесь. Вот она, дорога моей жизни – мое прошлое, мое настоящее и будущее. Тогда я еще не предполагал, что в будущем мне придется догонять свое прошлое. Здесь на картине я стоял спиной к нему, считая, пройденным этапом моей жизни, обратив свой взор вперед в будущее. Каким оно будет, что ждет меня впереди, я не знал. Но оказалось, чтобы продолжить свой путь вперед, иногда возвращение к истокам, к началу становится неизбежно. Только не так-то легко было догнать свое прошлое.
Первым, кто увидел мою картину, был Шон, который привычно зашел с пончиками и кофе. Он поставил все на стол и присоединился ко мне. Теперь мы вдвоем смотрели на мое творение. Я не знаю, сколько мы так простояли, наверное, несколько минут, хотя мне показалось, что целую вечность.