— Кхем, — прервал затянувшееся молчание Хэппи, смерив их странным нечитаемым взглядом.
Нацу засуетился, а Люси посмотрела в сторону.
— Ох, у вас дождь! — перевел тему дракон. — А у нас дожди придут только через год, и будут лить ровно сто лун. Кстати…
Люси стала частым гостем на чердаке, подолгу засиживаясь перед зеркалом, погруженная в увлекательные разговоры с драконом Алого дома. Нацу не был избалован общением, и эти часы, проведенные с человеком по ту сторону зеркала, он воспринимал, как подарки судьбы.
Для Люси, которая была очарована миром драконов с самого детства, общение с Нацу предстало новым захватывающим опытом. Несмотря на то, что дракон был практически всю свою жизнь изолирован от остального мира, он был интересным собеседником. Нацу часами мог рассказывать о литературе и живописи, зачитывая ей целые поэмы из книг, стоявших на стеллажах.
— А что мне еще было делать в одиночестве? — спросил однажды Нацу. — Единственным развлечением всегда были книги… Мне суждено было занять трон и защищать королевство, а я за всю свою жизнь так и не участвовал ни в одном настоящем бою.
В какой-то момент Люси поймала себя на мысли, что Нацу перестал интересовать ее только как дракон и лишенный семьи принц. В какой-то момент, смотря за дурачащимися Нацу и Хэппи, слушая рассуждения Нацу о двух мирах и различиях в их культурах, возмущенно отчитывая его за несбалансированный рацион, Люси поняла, что Нацу стал для нее другом. Не Нацу Драгнилом из Алого дома, величественным драконом с учебников истории, а другом Нацу, который не умел аккуратно есть, часто подшучивал над ней и рассказывал удивительные, волшебные истории, которые хотелось слушать вновь и вновь.
Это осознание разлилось теплым ручьем у нее в душе и поселило мягкую улыбку, когда она поняла это.
Она сидела возле окна. Луна сияла ярким диском на ночном небосводе.
Это место давно не видело настолько ярких звезд.
***
25 ноября. 1802 г.
С приходом холодов в Корнуолл жизнь в поместье заметно поутихла, и единственным знаменательным событием средь серых будней стал приезд Джерара Фернандеса, о котором отец Люси сообщил еще в начале октября.
Это был высокий статный джентльмен со светлой кожей и яркими и пронзительными синими глазами. Он легко соскочил с прекрасного шотландского скакуна, несмотря на теплое с меховой отделкой пальто, и галантно поцеловал руки леди Аннабет и Люси, чем вызвал хорошее впечатление у пожилой женщины.
Джерар был старшим и единственным сыном маркиза Фернандеса и, как слышала Люси, завидным женихом во всем королевстве. В его распоряжении было отменное поместье в Эссексе и пятнадцать тысяч годового дохода, что уже было достаточным для очереди из юных девиц, желавших заполучить обеспеченное будущее. Люси, которая не считала нужным следить за завидными женихами, все это узнала из уст Леви.
— Он приезжал на прием у Эвклифов, — прошептала она ей. — Сестры Колона чуть не подрались за возможность станцевать с ним первый танец.
На Люси господин Фернандес произвел положительное впечатление. Он был умен и остроумен, но не имел того жеманного нахальства, присущего его окружению, и это сразу способствовало его расположению к себе. Джерар хорошо разбирался в лошадях, музыке и живописи и был интересным собеседником. И заточенная из-за приближающейся зимы в поместье Люси была рада новому знакомому, который порой скрашивал ее вечера, когда она не проводила время за вышивкой с Леви или традиционными разговорами с Нацу на чердаке.
— Так этот Джерар, значит, завидный жених? — спросил дракон в один из таких разговоров. Люси, разглядывавшая в отражении зеркала привезенное Джераром в подарок дивной красоты платье из нежно-розового газа, удивленно посмотрела на Нацу.
— Из всего моего рассказа ты услышал только это?
Старательно начищавший свои когти дракон неопределенно пожал плечами, не поднимая глаз.
— Ну, не похоже, что этот Фернандес приехал только на виды посмотреть, — пробурчал он. — Ты ведь понимаешь это?
Люси фыркнула.
— Конечно, я это понимаю. Отец явно желает моей свадьбы с маркизом.
— И что же ты, не против? — спросил Нацу, наконец, посмотрев в глаза Люси.
— Я не желаю выходить замуж, — спокойно проговорила девушка. — Пока не встречу достойного человека. Достоин ли господин Фернандес? Я не могу сказать после недели знакомства. Время покажет.
На этом данная тема была закрыта.
В то же время Люси начала все чаще замечать, что дракон что-то от нее скрывал. Количество исписанного пергамента с каждым разом становилось все больше, а сам он порой терялся в собственным мыслях, подолгу молча и не отводя взгляда от одной точки.
Причины такого поведения он не раскрывал, но Люси не была слепа, и тихие перешептывания Нацу и Хэппи, похожие на совещания, появляющиеся в башне новые предметы, неизвестного предназначения, и волнение, которое источал дракон, наводило ее на определенные мысли. И эти мысли не способствовали ее спокойствию. Люси понимала, что не имела права вмешиваться в жизнь Нацу, но любая, даже вскользь промелькнувшая мысль об опасности, подстерегавшей его и замысел, который он вынашивал, каким бы он ни был, вызывала в ней безграничный страх, граничащий с паникой.
Что мог задумать дракон, столько лет заточенный взаперти?
Какие безумные мысли могли посещать его наедине с самим собой и своим одиночеством?
Люси начинала бояться того, что Нацу шел по пути «мне нечего терять», и она по-настоящему боялась того, что этот путь не имел счастливого конца.
В Корнуолл пришел первый снег.
Люси чувствовала, что с первым снегом что-то внутри нее начало зацветать. Но что, она не могла сказать даже самой себе.
***
20 декабря. 1802 г.
Перед Сочельником Луценс Кор превратился в настоящую рождественскую сказку. Люси с улыбкой смотрела на высокую ель в гостиной с крупными искусно расписанными шарами и веточками омелы, развешенными по всему дому. Аромат хвои и спелых мандаринов окутал дом, и Люси с замиранием сердца ожидала прихода праздника.
Однажды, во время традиционной полуденной прогулки по заснеженным просторам парка в компании Джерара и чуть-чуть отстававшей Леви (которая не желала им мешать), Люси решила задать вопрос, который давно терзал ее. Несмотря на то, что намерения приезда мистера Фернандеса были понятны с самого начала, он не проявлял никаких попыток сблизиться с ней, остаться наедине или завести разговора о замужестве.
— Я, как и вы, не склоняюсь к браку, — ответил на ее вопрос Джерар, вышагивая по хрустящему слепяще-белому снегу.
Люси, удивленная этим заявлением, выдохнула, чувствуя легкое морозное покалывание на щеках.
— Зачем же вы тогда приехали в Луценс Кор?
— Я не скрою, что намерение нашего брака было решением наших семей, — с улыбкой проговорил Джерар. — Мой отец вырвал меня с моего путешествия по Южной Америке ради приезда в Корнуолл и знакомства с вами. Но если вы спросите меня, я не желаю жениться. По крайней мере, по велению отца, — он повернул в ее сторону голову, и в ярких синих глазах плескалось тепло, которое Люси могла бы охарактеризовать как братская нежность. В груди отзвуком пронеслось ответное чувство, в то время, как Джерар, устремив взгляд в бескрайнее голубое небо, мечтательно прошептал слова, которые надолго отпечатались в ее памяти: — Можете считать меня глупцом, миледи, но я из числа тех романтиков, которые безнадежно уверены, что настоящая любовь существует. А я пока свою еще не нашел.
Между ними повисла уютная тишина. Наверняка, в большом свете их мысли вызвали бы волну возмущения, но Люси была рада, что смогла найти истинного единомышленника. И в какой-то момент она поняла, что даже если бы Джерар не был бы против этого брака, несмотря на все достоинства маркиза… Она бы ответила отказом, как бы не настаивал ее отец и не осуждало ее окружение.
Она его не любила.
Внутри нее что-то цвело. Что-то, напоминающее зелень лесной травы, цветки сакуры и ярко-алые цветы пионов. Что-то, что она еще не в силах была признать.
— Что же вы собираетесь сказать вашему отцу? — спросила спустя какое-то время Люси.
Джерар беззаботно пожал плечами, галантно подав ей руку, помогая поднять на небольшую возвышенность. Отсюда открывался прекрасный вид на покрытый снежной шапкой хвойный лес и сияющий, подобно миллионам бриллиантов, нетронутый снег.
— Я не хочу об этом думать, — проговорил он. — По крайней мере, не сейчас.
Это была первая настолько снежная зима.
В эту зиму Люси поняла, смотря за белоснежными пейзажами из округлого окна чердака, что единственный человек, с которым она хотела бы разделить эти моменты, был по ту сторону зеркала.
В эту зиму она впервые почувствовала себя настолько одинокой.
***
6 июля. 1803 г.
Время бежало с неумолимой скоростью. Лишь вчера, казалось, она танцевала под звуки фортепьяно в Рождество, а уже сейчас наслаждалась вновь распустившейся зеленью и вступившим в свои права летом.
Казалось, эти несколько месяцев были самыми спокойными в жизни Люси, наполненными звучанием скрипки в умелых руках Джерара, ставшим родным смехом служанок и мягким голосом бабушки, декламирующим вслух особо полюбившиеся отрывки из книг. Ароматной выпечкой Мираджейн, которая каждое воскресенье подавала к столу новые рецепты, удивляя господ разнообразием вкусов, шуршанием страниц в руках Леви и музицированием Лисанны.
За практически год в Луценс Кор Люси привыкла к этому месту. К туманным пейзажам и раскидистой зелени. К залам дворца и горделиво молчавшим драконам.
Но самое главное, к маленькой тайне — большому зеркалу, в котором отражалась одинокая башня, заточенная в клетку. К одному единственному дракону, ставшим истинным другом и товарищем.
Люси не могла представить своей жизни без общества Нацу Драгнила. Так, медленно, шаг за шагом, приходя в пустующий чердак, Люси впускала в себя ростки, которые овили ее сердце и глубоко пустили корни. И уже сейчас она могла признать, только себе в тиши своей комнаты, перед самым сном, когда даже духи не могли услышать ее, что, кажется…
— Я влюбилась.
Это знание не стало для нее неожиданностью. Как только она поняла это, все встало на свои места, и казалось, она знала это всегда, просто тщательно старалась уберечь себя от новых волнений.
А причины для волнений были.
С каждым днем Нацу отдалялся. Он закрывался в себе, и Люси уже не могла сказать точно, в чем была причина, хоть все подсказки уже давно были разложены у нее в голове. Нужно было лишь соединить точки, чтобы получить ответ. Однако, Люси боялась его. Боялась всей душой. Боялась понять замысел Нацу. Боялась услышать эти слова из его уст. Боялась потом его потерять.
В один из вечеров Джерар изрек мудрую мысль:
— Вы задумывались, Люси, как человек старательно пытается отрицать свои проблемы. Только тогда, когда они стучатся в самые окна, только тогда он снимает повязку с глаз, крича то, что его никто не предупредил, но уже поздно. Скинь он эту повязку чуть раньше… Что ж, возможно, все сложилось бы иначе. Но история не терпит сослагательного наклонения.
И если Люси не смогла бы сейчас вспомнить предмета того разговора, саму фразу она запомнила надолго, и еще много ночей после, лежа в постели, она вспоминала ее, с удивлением понимая, что она и была тем слепцом, не желавшим становиться зрячим. Только потому, что боялась того, что может увидеть.
Шестого июля Люси, не зная, почему, с самого утра чувствовала подступавшую к сердцу тревогу. На небе собирались густые тучи, обещавшие сильный ливень. Эльфман загонял в конюшню скакунов, а Венди и Шерия закрывали теплицы в саду.