1. Мадара
Из приоткрытого окна повеяло свежим ветерком уже смешавшимся с запахом прелой травы, возвещающей о скором приходе в город осени. Я лениво потянулся, поворачиваясь к распластавшемуся на полу Нацумэ, измученно прикрывшему глаза и глубоко вбирающему воздух, словно только что пробежал пару километров от очередного погнавшегося за ним екая. Опять он вернул имя. Зачастую Рэйко не требовалось прикладывать колоссальных силы, дабы отобрать имя у очередного тщедушного духа, действительно могущественные екаи составляли немногие листы тетради, однако чтобы вернуть эту законную собственность требовалась недюжинная душевная сила, выматывающая неподготовленного Нацумэ до полного изнеможения.
Я внимательно прищурился, глядя на мальчишку.
Уже не раз я замечал, насколько он отличается от Рэйко, добрый и отзывчивый, Нацумэ всегда удивлял меня этими своими качествами, сохранившимися в его чуткой душе, несмотря на всю травлю и издевательства, которым его подвергали родные и сверстники. Еще в первую встречу, узнав, что Тетрадь дружбы попала в руки потомку Рэйко, тогда еще остававшемуся для меня безликим образом, ничего не значащим мальчиком, всего лишь похожим на девушку, что я знал много лет назад, я решил забрать сей артефакт из желания обезопасить екаев, чьи жизни были заключены на пожелтевших листах зачарованной бумаги. Я не ожидал от потомка Рэйко ничего иного, как желания воспользоваться силой Тетради и пополнить ее новыми контрактами, однако…
«Сэнсей, как мне вернуть екаям их имена?»
Невольно при воспоминании об его словах у меня вырывается довольный смешок. Да, Нацумэ не похож на Рэйко, но он не менее интересен, точно являя собой скрытую сторону своей бабки, так и не нашедшую способа разрушить преследовавшее ее всю недолгую даже для человека жизнь одиночество, не отступившего и когда… она встретила деда Нацумэ. Мне не нравится вспоминать об этом времени, точно коварно шепчущему о нависшем над Рэйко злом роке, что лишил девушку того единственного человека, сумевшего и не побоявшегося сблизиться с ней. И справиться с потерей которого обычно сильная и дерзкая Рэйко так не сумела, безмолвно, но окончательно сломавшись. Однако… ее немой крик до сих пор звучит в моей душе, и мне не забыть его пройдет еще хоть сотня, хоть тысяча лет.
Я снова бросил взгляд на дремлющего Нацумэ.
У меня никогда раньше не было места, где я бы задерживался надолго, места, которое бы считал домом. И уж тем более не входит в привычки екаев привязываться к человеку. Но это так легко. Вот он лишь немного заинтересовал тебя в череде серых встреч слепых людей, и ты следуешь за ним, все это кажется игрой, веселит и забавляет, пока однажды среди множества одинаковых пробуждений и рассветов ни поймешь, что этот человек, возможность находиться рядом с ним и встречать вместе очередное утро – бесценно. О, глупость какая! Привязаться к человеку, я совсем уже перебрал с саке, говорить подобное. Мне нужна только Тетрадь, разве не так?
Да, мне нужна только Тетрадь…
В конечном итоге, у нас ведь с этим наивным мальчишкой уговор, и его защита – мой долг, не я ли сам нарек себя телохранителем и его наставником? Какое значение он сам может иметь для меня, могущественного екая, наблюдающего движение мира не первый век? Нацумэ просто ребенок, обычный мальчик, которого я забуду, едва он исчезнет с моих глаз. Непременно забуду. И все же… время, проведенное с ним, было веселым. Мне нравится, что он неравнодушен к просьбам и бедам екаев, из-за чего постоянно влипает в неприятности. И это мне тоже нравится, как и то, что он всегда меня зовет, если ему грозит опасность. Нравится отчитывать его, когда тот смывается куда-то без предупреждения. Нравится, когда он покупает мне булочки с изюмом.
Хотелось бы мне, чтобы такое время…
– Это был последний, – доносится до меня измученный, но восторженный голос мальчишки, и я поворачиваю в его сторону уши. – Представляешь, Сэнсей? Это было последнее имя. В Тетради больше не осталось листов. А ты говорил, что мне не хватит и сотни жизней, – смеется мальчик, и в его голосе слышится облегчение, заставившее что-то внутри меня неприятно шевельнуться. – Прости, что тебе пришлось быть со мной так долго и, что оставил тебе пустую Тетрадь. Но ведь это так здорово, все екай теперь получили свободу, и ты сам можешь вернуться домой!
Его слова хлыстом ударили меня, заставив взвинчено подскочить.
– Домой? – оторопело переспросил я, но тут же спохватился и натянул на морду самодовольную улыбку. – Верно-верно, ведь тетрадки больше нет, так что и в твоем доме, – я неосознанно подчеркнул это слово, – меня более ничего не держит. Эх, даже поверить не могу, что ты, оболтус бесхребетный, все имена раздал. Такое добро разбазаривать попусту, ну и ну, – на мое возмущенное ворчание Нацумэ только легко засмеялся. – Ничего мне не оставил! А я так мечтал заиметь какого-нибудь шустрого раба, гонял бы его за саке и кальмарами да заставлял песни мне петь.
– Прости-прости, – примирительно выставив руки, хихикнул Нацумэ.
– Слишком уж ты добрый, – мне не удалось скрыть проскользнувшую в голосе тихую грусть. Все же насмешливо фыркнув, я забрался на подоконник и, не желая более видеть лицо глупого мальчишки, спрыгнул вниз, только отдаленно расслышав удивленный крик Нацумэ, окликающего меня, но обернуться я так и не смог. Бесконечная череда встреч и расставаний, что сопровождала нас с того дня, как этот дурачок решил вернуть всем екаям их имена, закончена. О, все это казалось мне сплошной нелепостью, все расставания смешными и не заслуживающими моего внимания.
Не оставляющими следа тоски на сердце.
Да и теперь разве есть мне с чего расстраиваться? Я могу вернуться… да хоть куда я могу вернуться и навсегда забыть этого идиота с его миротворческими замашками, что б его. Привязаться к человеку? Желать остаться с ним? Пфе, невозможно это, абсурд, какая нелепица. Нет, я просто жалею об окончании занимательного приключения, позволившего мне убить немного времени своей бесконечно долгой для людей жизни. Теперь наш уговор расторгнут, вот она, свобода!
Я сбросил облик толстопузого котика удачи, привычно ощутив как прохладный ветер скользнул по шерсти, подхватывая ее и взъерошивая. Я вновь получил свободу, вот только, что с ней делать? Теперь я могу отправиться к любым источникам саке, отдаться празднеству и напиться до потери памяти. Буквально. Чтобы навсегда вытравить из воспоминаний улыбку и теплый взгляд глупого мальчишки. Ох, как же я сейчас зол! Он ведь даже не попытался, не предложил остаться с ним! Точно все время я только и являлся для него приложением рядом, аксессуаром, который выкинуть можно, когда надобность в нем отпадет. Домашней зверюшкой!
Проклятие!
Да что же это такое со мной… Надо выпить. И чего я так нервничаю? Больше мне не нужно ходить в этом нелепом облике кота, все время притворяться кем-то другим, играть роли, молоть чушь, только бы скрыть от доброго и доверчивого Нацумэ, верящего, что все духи имеют причину вести себя так, как ведут, горькую правду. Да, это же замечательно, могу делать, что душа пожелает, отправиться куда угодно. Вот только почему на этой самой душе так гадко, точно ее в кипятке прополоскали. Бр-р, отвратительное чувство, нужно срочно заглушить его саке.
Видеть тупых третьесортных слабаков мне не хочется, так что я выбрал давно заброшенный источник саке, о котором уже никто и не помнит, где вскоре мои мысли разбавил алкоголь, позволил раствориться всем переживаниям. Вот еще, буду я тратить свои драгоценные нервы на какого-то человеческого сопляка. Я – могущественный екай! Мне нет дела до людишек, а тем более до безголового ребенка, готового собственную жизнь сложить перед первым же встречным духом. Да теперь я волен делать, что пожелаю, разве это не прекрасно? Я теперь свободен, нет больше тупых обязательств таскаться за юным духовидцем и охранять его от каждой тени. Да, это потрясающее, никакого долга, легкая, безграничная свобода. Я счастлив.
Я определенно… счастлив.
2. Нацумэ
Колокольчик музыки ветра со звоном ударился о раскрашенное стекло. Я ошарашенно смотрел на пустующий проем окна, не в силах до конца осознать, что Сэнсей ушел. Глазами я видел это, но разум отказывался понимать, что, вероятно, он уже никогда не вернется и это был последний раз, когда я видел его самодовольную пухлую морду. В комнате сразу показалась так тихо, и тишина эта была не умиротворяющей, а нагоняющей на меня тревогу, обволакивала ощущением пустоты и вновь пробравшегося в душу одиночества. Как быстро пролетело время, а казалось, у нас впереди множество дней, что принесли бы новые встречи.
Может быть, Сэнсей все-таки пошутил?
Я не хотел обидеть его, как не желал и прогонять. Слова сами собой сорвались с языка, ведь, в конце концов, у Сэнсея была до встречи со мной своя жизнь, свой дом и, наверняка, кто-то для него важный. Я хотел ему показать, что он имеет право поступать по своей воле, но прозвучало это грубо, словно он мне… больше не нужен? Но это не так ведь! Тяжело вздохнув, я взъерошил волосы, решив после школы обязательно поискать Сэнсея, если к тому времени он все еще не вернется домой.
Домой…
Раньше я не мог назвать места, где жил, своим домом. Ни одно из этих временных прибежищ не обладало для меня тем особенным теплом и важным значением, которое включаешь в понятие «мой дом». Только здесь… впервые я почувствовал себя на своем месте, и, думал, Сэнсею этот дом так же стал дорог. Но может быть, я ошибался, и все это время ему действительно была нужна только Тетрадь. Невольно мой взгляд упал на валявшуюся потрепанную корочку, единственное оставшееся от некогда обладающего огромной силой артефакта.
Не могу поверить, что теперь все будет по-другому. Закончились эти сумасшедшие дни и безумные приключения, больше духи не будут охотиться за мной. Я закончил дело Рэйко-сан и теперь свободен. Странное чувство, за эти месяцы я уже привык к ощущению рядом Тетради и пониманию, что в любой момент ко мне могут нагрянуть духи, пытаясь отобрать ее или же просить вернуть свое имя. Что же теперь будет дальше? Смогу ли вновь вернуться к прежнему течению жизни, не сопровождаемому постоянным ворчанием Сэнсея и чередой замечательных, пусть зачастую и опасных встреч? Смогу ли однажды стать… нормальным?
– Такаши-кун, иди завтракать!
Крикнув в ответ, я бросил еще один взгляд за окно, но бело-рыжей тушки котика удачи так и не было видно. Однако он и раньше так же уходил, но всегда неизменно возвращался. Думаю, так будет и на этот раз. Да, я уверен, Сэнсей обязательно вернется. Токо-сан я не стал ни о чем говорить, только улыбнувшись и заверив ее, что котик сам придет, когда проголодается. И все же, как я ни старался, заставить уже прокравшуюся в душу тревогу, у меня не получилось. Страх липкими сгустками начал собираться в груди, противными жилками оплетая ослабевшие конечности и тело.
Уже по дороге в школу я не переставая оглядывался, надеясь заметить в траве или кустах знакомый хвост или торчащие уши, но успеха это не принесло. Я только промерз и поспешил скорее к теплому зданию. Как-то я совсем расклеился, наверное, влияет осознание, что Тетрадь дружбы закончена. Нужно хорошо отдохнуть, надеюсь, теперь я смогу нормально высыпаться, не вскакивая по нескольку раз за ночь от вторжения в дом очередного духа. Интересно, сколько Сэнсей будет дуться? Думаю, уже к ужину он нарисуется пьяный в хлам и с привычным воплем «Моя вернулась» ввалится в комнату, да вдобавок притащит очередной свой подарочек в виде лягушки, целебного корешка или еще какой дряни. С него это станется.
На уроках я отвлеченно глядел в окно, мыслями неизбежно возвращаясь к своему детству, отчего к последнему занятию чувствовал себя в конец разбитым и поспешил поскорее выйти на улицу и остаться в одиночестве. Погода сегодня прохладная и снова поднялся ветер, от которого приходилось кутаться в тонкий шарф. Многие листья уже начали чахнуть и желтеть, подобно моему настроению. Я старался обычно не думать о прошлом, весь день занимаясь чем-то, что помогало отвлечься, только вот ночью ничто не могло спасти от пробирающихся в сны кошмарами воспоминаний. Теперь я думаю, было бы лучшим попросту молчать о том, что вижу, но тогда я был всего лишь ребенком, маленьким мальчиком, который не понимал, что с ним творится и почему все это происходит именно с ним.
Наверное, со стороны это всегда выглядит захватывающе и привлекательно. Видеть духов, иметь возможность общаться с ними, даже подчинять своей воли. Однако на деле это не веселье, а постоянный страх, напряжение, ощущение опасности, не составляющее ни на мгновение, постепенно сливающееся с самой твоей сущностью. Это одиночество и непонимание других, неизменные насмешки и измывательства, застывший в глазах человека напротив ужас, источником которого являешься ты. Это отвращение, презрение, порой граничащие с откровенной ненавистью. Это убеждение других, что ты выдумываешь, ради привлечения внимания. Убеждение, что ты лжец.
Мотнув головой, я свернул в сторону лесопарка.
Слабый осенний ветер ласково перебирает листву пышных кустарников, зеленым туннелем, тянущимся на протяжении всей парковой аллеи, принося с собой влажный запах травы и пыли. В паутине ветвей скрываются стайки крошечных птиц, чья переливчатая песня время от времени мягко вплетается в шелест листьев. Опустившись на траву, я посмотрел на подернутое легкой дымкой невесомых облачков небо и немного прищурился от солнечных лучей, яркими лезвиями проскальзывающих сквозь листья. В этот час здесь совсем никого нет, и можно спокойно расслабиться и насладиться покоем. Я люблю эту аллею из-за тишины и затененности. Зеленый туннель почти не пропускает солнечный свет, отчего создается ощущение уединения, которое мне так привычно; где-то раздался смех, и я поглядел в ту сторону, но из-за плотной зеленой стены почти ничего не было видно.
Смех.
Такие простые эмоции своей глубиной отражают этот мир. Порой, смотря вокруг себя ты и представить не можешь какие чудеса скрывает серая и привычная обыденность, а то, что кажется пределом фантастики вполне находит место в реальной жизни. Наш мир полол чудес и волшебства. Но для кого-то чудо – это пришествие в мир сказочных созданий, вроде фей или драконов, а может даже самих древних богов. Другие же считают чудом последние явления техники, а для кого-то достаточно и цвета подорожника. Однако для некоторых чудо – это магия и люди, владеющие к ней способностями.
Люди, которым приписывают самые невероятные умения.
Люди, которых считают кем-то сродни диковинным зверюшкам.
Люди, которыми интересуются, но боятся приближаться к ним.
Люди, вокруг которых создают кучу мифов, а шарлатаны так радостно их подхватывают, наряжаясь в безумные наряды и совершая порой как жуткие, так и нелепые поступки, убеждая окружающих в их действенности и правильности.
Маги, экстрасенсы, ведьмаки, провидцы, шаманы, гадалки, духовидцы. Называйте, как хотите, но чтобы там ни было, мы остаемся людьми. Самыми обычными, лишь с чуть более развитыми способностями, которыми обладаете и вы, но только спрятали их очень глубоко. Не все выбирают родиться такими или такими стать. Я не хотел ничем обладать и до сих пор мне кажется удивительным и нереальным, что являющееся для меня неотъемлемой частью реальности, значительным элементом моей жизни, для других – детские сказки и глупые выдумки.
Я с тоской смотрю на людей, которые мечтают о том, что досталось мне по рождению. Они видят в этом игру. Для них все несерьезно и весело, а о последствиях они, конечно же, не задумываются и вовсе, считая, что какую-то оплошность можно исправить одним щелчком пальцев. Или мановением волшебной палочки.
Но на деле все иначе.
Поднявшись на ноги, я отряхнул куртку и брюки, неспешно направляясь к дому. К дому, где меня ждали. Впервые мне стал дорог какой-то город, приобретя яркие и конкретные очертания, в отличие от предыдущих, которые остались в воспоминаниях лишь размытыми, смешавшимися в единое пестрое пятно образами. Я по-прежнему ждал возвращения своего хранителя, не веря, что он мог действительно уйти, но за ужином он так и не появился, и зародившаяся утром в душе тревога неприятно шевельнулась. До глубокой ночи я не мог уснуть, то ворочаясь, то сидя у окна и вглядываясь в зыбкий, еще хрустальный сумрак светлой ночи, ожидая появления во дворе покачивающегося от выпитого саке и горланящего песенки пухлого кота.