Я Оззи - Оззи Осборн 9 стр.

А мы должны были просто доказать, что он принял верное решение.

— Ладно, парни! — подытожил Тони, грохнув пустым бокалом о стол. — За работу!

Как только Джим Симпсон стал нашим менеджером, первым делом выслал нас в «тур по Европе». Итак, мы должны были загрузить аппаратуру в фургон Тони («Коммер» пошел в отставку, его заменил «Форд Транзит»), доехать до порта Харвич, доплыть паромом до Хук-ван-Холланд по ту сторону Северного моря и молиться, чтобы двигатель завелся, когда надо будет продолжить наш путь. В Дании было минус 20. Мы двигались на Копенгаген, где у нас был запланирован первый концерт.

Припоминаю, что в это путешествие я взял с собою весь свой гардероб: рубашку на вешалке из проволоки, трусы на смену, все в одном пакетике. Остальное носил на себе: джинсы, бэушную лётную куртку, футболку с надписью «Henry's Blues House» и ботинки на шнуровке.

День первый: поломался фургон. Было так холодно, что замерз тросик газа: когда Тони нажал на педаль, он просто оборвался. Так мы застряли где-то в глуши, на полпути до Копенгагена. За окном — метель, а Тони говорит, что моим заданием «в качестве официального представителя группы» является поиск и обеспечение буксировки. Ну, значит, иду я по полям — снег метет в лицо, из носа свисают две сопли — и вдали замечаю свет на какой-то ферме. Потом я упал в канаву. Наконец, выбираюсь из этого дерьма, доползаю через заносы к входным дверям и громко стучу.

— Halloj? — открывает мне двери огромный красномордый эскимос.

— Ну, слава яйцам! — говорю я, тяжело дыша, шмыгаю носом. — Фургон заглох. Нас бы по… потянуть?!

— Halloj?

Датским я не владею, показываю на дорогу и говорю:

— Фургон. Эль капутски. Я?

Краснокожий смотрит на меня и начинает выковыривать серу из ушей.

— Bobby Charlton, ja? — спрашивает он.

— Чего?

— Bobby Charlton, betydningsfuld skuespiller, ja?

— Прости, старичок! Спико инглишки?

— Det forstar jeg ikke (Я не понимаю), — пожимает плечами краснокожий.

— Чего?

Минуту мы стоим, молчим, таращимся друг на друга.

В конце концов, тот говорит: «Undskyld, farvel» (Прости, прощай!)и захлопывает дверь у меня перед носом. В сердцах я пинаю ее ногой и пробираюсь по сугробам обратно. Замерз так, что аж руки посинели. Когда я добрался до дороги, заметил подъезжающую машину и практически бросился под колеса. Оказалось, это были датские фараоны, слава Богу, настроенные миролюбиво. Они дали мне напиться из фляги, не знаю, что это было, но я мигом пришел в себя. Полицейские быстро организовали буксир, которым нас затащили к механику в близлежащую деревеньку.

Отличные ребята, эти датские фараоны. Прощаясь, они просили передать привет Бобби Чарлтону.

— Хорошо, передадим ему привет от вас — пообещал Гизер.

День второй: поломался фургон. На этот раз подвел злосчастный датчик топлива. В баке стало пусто, а мы ни сном, ни духом. Я снова был послан за помощью, но в этот раз поступил более рационально. Мы застряли около белой церквушки, перед которой стояла машина, возможно, пастора. Я подумал, что он будет не прочь побыть добрым самаритянином, поэтому с помощью шланга перекачал топливо из бака в бак. Все прошло гладко, разве что я хлебнул бензина, когда полилось из шланга. До самого вечера меня мучила токсичная и огнеопасная отрыжка.

Всякий раз меня перекашивало, когда я опускал стекло, чтобы избавиться от бензина вместе со рвотой.

— Фу! Как я ненавижу четыре звезды! [25].

Между выступлениями мы начали импровизировать, из чего постепенно рождались песни. И вот тут Тони подкинул нам идейку насчет зловещего звучания. Возле дома культуры в Сикс Вэйз, где мы репетировали, находился кинотеатр «Ориент» и как только показывали фильм ужасов, очередь уходила за горизонт. Помню, Тони как-то сказал:

— А вас не удивляет, что люди отваливают такие деньжищи за то, чтобы их напугали? Может нам следует отказаться от блюза и писать страшную музыку?

Мы с Биллом считали, что это классная идея и взялись за работу. Вскоре появилось несколько текстов, позже ставших основой песни «Black Sabbath». Одним словом, это история о парне, который видит, как темная личность приближается к нему, чтобы затащить его в озеро огня.

Тони придумал жутко звучащий рифф, я подкинул мелодию и, в конечном итоге, получилось офигенно, лучше, чем что-либо до сих пор — в разы. Позже мне кто-то сказал, что рифф Тони построен на так называемом «дьявольском интервале» или «тритоне». Говорят, в средневековье церковь запрещала его использовать в религиозных песнопениях, люди срали от страха. Органист начинал играть, а прихожанам мерещилось, что дьявол, вот-вот выскочит из-за алтаря.

Если речь идет о названии песни, то его придумал Гизер. В кинотеатрах показывали фильм с участием Бориса Карлоффа. Но, честно говоря, я думаю, что Гизер никогда его не видел. Я-то уж точно — нет, только много лет спустя узнал о том, что есть такой фильм. Смешно, хоть мы двигались в новом направлении, но, по сути, играли тот же двенадцатитактный блюз. Если прислушаться внимательней, в нашем звучании можно обнаружить огромное влияние джаза, например, свинговое вступление к «Wicked World», одному из наших первых номеров. Разница была в том, что мы лабали в тысячу раз громче, чем джаз-бэнд.

Сегодня некоторые утверждают, что это мы своей песней «Black Sabbath» породили «хэви-метал». Меня же это утверждение раздражает, как не имеющее никакой связи с музыкой — особенно теперь, когда существует «хэви-метал» 70-х, «хэви-метал» 80-х, 90-х, нового тысячелетия. Каждый абсолютно иной, хотя для обычного человека разницы никакой нет. На самом деле, я впервые услышал этот термин в тексте песни «Born to be Wild». Но пресса этот ярлык подхватила и понеслось. Мы его абсолютно не придумывали. Мы считали себя обыкновенной блюзовой группой, которая решила поиграть немного с мрачным звучанием. Но с другой стороны, мы давно не записывали подобную музыку, а люди продолжали говорить: «А, это «металлисты». Наверняка поют о сатане и конце света». Именно поэтому я так возненавидел это определение.

Увы, не помню, где мы впервые сыграли «Black Sabbath», но отлично припоминаю реакцию публики. Все девки выбежали с визгами из зала. Я ворчал позже, мол, мы для чего играем в группе, чтобы трахать телок или чтобы их распугивать?

— Привыкнут — прокомментировал Гизер.

Другое памятное исполнение «Black Sabbath» состоялось в какой-то ратуше под Манчестером. Когда мы выгружались из фургона, нас уже поджидал празднично одетый, в костюме с галстуком, организатор концерта. Жаль, что вы не видели его физиономии, когда он рассмотрел нас поближе.

— И в таком виде вы собираетесь выступать на сцене? — спрашивает он, вылупившись на мои босые ноги и верх от пижамы.

— Нет, нет — прикидываюсь я озабоченным. — Я всегда выступаю в золотом спандексе [26]. Вы когда-нибудь видели концерт Элвиса? Я немного на него похож, но у меня сиськи поменьше.

— Ну да, ну да — соглашается организатор.

Аппаратура выставлена, настраиваемся. Тони берет начальный рифф «Black Sabbath» — ты-ды-дыын! — после первых слов на сцену выскакивает красный как помидор устроитель и начинает вопить:

— Стоп! Стоп! Стоп! Вы что, на хер, с ума посходили?! Вы должны играть танцевальные версии песен из хит-парада. Кто вы такие?

— «Earth» — отвечает Тони и пожимает плечами. — Вы же нас сюда пригласили.

— Я рассчитывал услышать нечто иное! Я думал, вы сыграете «Yellow Mellow», «California Dreamin'».

— Кто? Мы? — Тони смеется.

— Именно это мне обещал ваш менеджер!

— Джим Симпсон пообещал вам такое?!

— А кто это такой?

— Ага — Тони догадывается, что случилось. Оборачивается к нам и говорит: «Парни, не только мы называемся «Earth»».

Он был прав. Где-то на дне музыкального мирка существовал еще один «Earth». Они не играли сатанинскую музыку, предпочитали поп и каверы «Motown». А рекламный плакат, изготовленный Джимом Симпсоном, добавил неразберихи, мы выглядели как группа хиппарей. Вокруг большого солнца в облаках были размещены наши портреты, нарисованные от руки. Название «Earth» было написано нечеткими буквами в психоделической манере.

— Сами видите, название пахнет нафталином — говорю я. — Прошу вас, давайте, в конце концов, придумаем что-то, что не звучит как…

— Послушайте — прерывает меня организатор. — Вот двадцатка за беспокойство, вы ведь приехали издалека. А сейчас отвалите. Ага, и этот мальчик-бомж правильно говорит — смените название. Хотя я не уверен, кто в здравом уме хотел бы слушать это говно.

Через несколько недель я писал:

Было 9 августа 1969 года. Именно в этот день Чарлз Мэнсон расстрелял людей в Лос-Анжелесе. Но мы не следили за новостями, тогда купить английскую газету в Европе было практически невозможно, а если и удавалось, то это был номер за прошлый месяц. А, кроме того, мы были сконцентрированы на концертах и не забивали себе голову тем, что творилось на свете.

Мы уже выступали в «Star Club» на известной улице Реепербанн, где в мини-юбках и чулках в сеточку дефилируют все эти барышни легкого поведения, а значит, догадывались, чего можно ожидать. Но в этот раз мы выступали на постоянной основе, то есть на гарантии. Плюс нас поселили в раздолбанном помещении над сценой, неоднократно горевшем в огне. И, взамен за это, мы должны были играть семь раз в день, заполняя паузу между выступлениями приезжих групп. В общем, неплохое развлечение, хотя чертовски изматывало. Мы каждый день начинали в полдень, а заканчивали в два часа ночи. Подбадривали себя «спидом», таблетками, травкой, пивом — всем, что попадало под руку, только бы не уснуть. Кто-то подсчитал наши выступления в «Star Club» и получилось, что мы сыграли там больше концертов, чем «Битлы». Имейте в виду, 1969 год — это семь лет после золотой эпохи «Битлз» и клуб немного испаскудился. В общем, мы были одной из последних английских групп, которые там выступали постоянной основе. Заведение закрылось насовсем за день до Нового года.

А потом клуб сгорел дотла.

Так или иначе, концерты в «Star Club» были для нас той практикой, о которой мы мечтали. Выступление вживую — это не репетиция, нужно было выстоять до конца, даже в состоянии нестояния, что было нашим обычным состоянием. Мои кривляния на сцене не требовали специальной подготовки, я был придурком от рождения, а дураки — они дураки и есть. Зато в Гамбурге мы отшлифовали все новые вещи, такие как «The Wizard», «N.I.B.» (навеяно бородой Билла, которая нам напоминала кончик пера), «War Pigs», «Rat Salad» и «Fairies Wear Boots» (до сих пор не знаю, о чем эта песня, хотя люди говорят, что я написал текст). В «Star Club» мне удалось победить страх перед сценой. Я расслаблялся, вытворял все б ольшие глупости и шоу раскручивалось. А парни меня подбадривали. Когда они замечали, что публика скучает, Тони кричал: — Оззи, давай жару!

Это был сигнал, чтобы я выкинул какой-то безумный фортель, чем привлек внимание зала. Однажды нашел где-то за сценой банку фиолетовой краски и, заслышав сигнал Тони, макнул туда нос. И все бы хорошо, только эта хрень не отмывалась.

Несколько недель не мог смыть эту гадость. Люди подходили ко мне и спрашивали: «Ты че, ебанутый, паря?» Или чаще всего, вообще не подходили, думали, что я псих.

Каждый из нас по-своему отличился в клубе. Однажды Тони, обкурившись травкой, вздумал поиграть на флейте, но утратил ориентацию в пространстве и вместо рта прикладывал инструмент к подбородку. Так и простоял до конца песни, дул в микрофон, а люди думали: «Ну что за фигня-то?» Отпад!

Был один способ скрасить себе пребывание в «Star Club». Для этого нужно было подцепить немецкую телочку и зависнуть у нее на хате, чтобы не делить многоярусную кровать с пердящими, чешущими яйца товарищами по группе. Если говорить о телках, то мы были ребятами непривередливыми, мы-то тоже с виду не принцы. А если девки нам еще выставляли пиво и угощали сигаретами, мы рассматривали это как приятное дополнение. Если же нам не ставили пива и не угощали сигаретами, мы старались их обчистить. Чаще всего приманкой был Тони, по нему сохли все телки. План был такой: Тони идет в наш схрон, затягивает телку на верхний ярус кровати и начинает с ней обжиманцы, а в это время я как спецназовец, по-пластунски ползу туда, где она оставила свою сумочку, ну и потрошу кошелек. Гордиться нечем, но нам же нужно было, на хер, что-то жрать.

Мы давали телкам клички, которые с перспективы времени выглядят довольно жестокими, а порою и брутальными. Например, я завис на хате у девчонки, которую все называли «Баба Яга», у нее был шнобель побольше, чем у Гизера.

Мой союз с «Бабой Ягой» не прошел испытания временем. Она привела меня как-то к себе, а утром проснулась, сделала кофе и сказала перед уходом: — Мне пора на работу. Ты можешь остаться, только ничего не трогай, договорились?

Но ведь понятно, что с ее стороны было крайне неосмотрительно говорить мне такое. Только двери закрылись, как я принялся потрошить шкафчики, выискивая то, чего не должен был видеть. И пожалуйста: глубоко в шкафу нахожу идеально выглаженный немецкий мундир. Наверняка он принадлежал ее отцу или ее родственникам. Я же тогда подумал: «Ебануться, это же Клондайк». Одеваю мундир, нахожу в комнате небольшой бар и уже через минуту марширую по залу и с издевательским немецким акцентом отдаю приказания мебели. Курю сигареты, а меня вставляет все больше и больше. Ну люблю я военные реликвии!

Через час развлечений снимаю мундир, вешаю его в шкаф, убедившись, что ничего не помял и прикидываюсь, типа, ничего не было. Примерно в полдень пришла Баба Яга и быстро меня раскусила. Пошла прямиком к шкафу, открыла двери, посмотрела на мундир и как разорется.

Не успела она оглянуться, как я уже оседлал ее метлу и вылетел из квартиры.

По возвращении в Англию мы встретились с Джимом Симпсоном у него дома, чтобы сообщить об изменении названия группы на «Black Sabbath». Он не скакал от радости, хотя, откровенно говоря, мог быть дезориентирован моим фиолетовым носом. Джим не обмолвился об этом ни словом, но по роже я понял, что у него на уме, потому что он все время с опаской вглядывался в мое лицо. Наверняка подумал, что я подхватил в Германии какую-нибудь редкую болезнь, типа того. На той встрече вроде бы присутствовал Элвин Ли из «Ten Years After». Ему еще больше не понравилось новое название группы:

— Сомневаюсь я, парни, что вы далеко пойдете с таким названием.

Откровенно говоря — что было дальше — я помню весьма смутно. Помню только, что Джим договорился с типом по имени Тони Холл, он был музыкальным продюсером и пообещал нам помочь в издании пластинки, если в случае успеха отвалим ему доляху — что-то в этом роде. Я в этом не шарю. Про контракты, бабки и тому подобное меня лучше не спрашивать.

Во всяком случае, Тони Холл сказал, что мы «клевая блюзовая группа», но нам нужен дебютный сингл, хотя группы вроде нашей редко выпускают синглы. Он поставил нам вещицу «Evil Woman» в исполнении американской группы «Crow» и спросил, не хотим ли мы записать свою версию. Зная, что мы подходим к этому делу осторожно, предложил «утяжелить» гитары. Нам по-прежнему эта затея была не в смак, но Тони предложил зарезервировать на какое-то время «Trident Studios» в Сохо, а мы подумали: «Хрен с ним, а почему бы и нет?»

Получилось не совсем то, что ожидалось. Мы понятия не имели о записи в студии, не знали, с какого краю подойти, просто расставились, нажали кнопку «запись» и сыграли нашу концертную программу. Вот что у нас получилось почти профессионально, так это надпись черными буквами «Black Sabbath». Ее вырезал из изоленты и наклеил на бочку Билла один техник.