Однако, когда вожделенный ножной браслет оказывается у меня в руках, я раскаиваюсь в своем выборе. Я представляю, как, вернувшись во Флориду, вновь буду пытаться придумывать комбинации из нескольких предметов своего гардероба. Признаюсь в этом Фили, он слегка кивает.
Проснувшись на следующее утро, я обнаруживаю Фили, склонившегося надо мной с загадочной ухмылкой. Он смотрит мне на грудь. Скосив глаза, я вижу там стопку денег.
- Что это?
- Вечером ходил играть в карты, брат. Сорвал нехилый куш. Шестьсот баксов.
- Ну, и?..
- Это твои три сотни. Пойди купи себе пару свитеров.
ОТЕЦ ХОЧЕТ, чтобы во время весенних каникул я участвовал в турнирах для полупрофессиональных игроков - так называемых сателлитов. Квалифицируют для участия в турнире всех подряд: кто угодно может выйти на поле и провести хотя бы один матч. Проходят подобные соревнования в местах, которые и городами назвать трудно: к примеру, в Монро, штат Луизиана, или в Сент-Джо, Миссури. Я не могу путешествовать без сопровождения, ведь мне всего четырнадцать, так что отец отправляет со мной Фили в качестве наставника. Заодно и он примет участие в играх: Фили с отцом все не оставляют надежды, что мой старший брат способен продвинуться дальше в спортивной карьере.
Фили берет в аренду бежевый фургон, который тут же превращается в передвижную версию нашей спальни. Одна сторона принадлежит Фили, другая - мне. Мы преодолеваем тысячи миль, останавливаясь, лишь чтобы перекусить в придорожных забегаловках, поспать и принять участие в том или ином турнире. В городах, где проходят соревнования, ночлег для нас бесплатный: мы останавливаемся в семьях, которые согласились безвозмездно приютить у себя спортсменов. Большинство хозяев - люди чрезвычайно радушные, только очень уж увлеченные теннисом. Непривычно останавливаться у незнакомых людей, а беседовать о теннисе за утренним кофе с блинчиками - и вовсе тяжкая обязанность. По крайней мере для меня. Фили, напротив, всегда готов поболтать, и мне всякий раз приходится уводить его чуть ли не силой, когда приходит время уезжать.
Мы с Фили чувствуем себя преступниками, живущими дорогой и свободными делать все, что заблагорассудится. Мы бросаем коробки от фастфуда на заднее сиденье машины, ругаемся на все подряд, говорим то, что приходит на ум, не боясь быть пойманными на ошибке или высмеянными. И все же мы ни разу не упоминаем, что цели путешествия у меня и у Фили различны. Фили хочет заработать очко в классификации Ассоциации профессионалов тенниса: всего одно, просто для того, что-бы, наконец, узнать, каково это - попасть в классификацию среди профессионалов. Я же мечтаю избежать игры с Фили, ведь в этом случае мне вновь придется одержать верх над любимым братом.
На первом же турнире я наголову разбил своего соперника, а Фили потерпел поражение от своего. После игры, сидя в машине, припарко-ванной на стоянке позади стадиона, Фили, оглушенный, неотрывно смотрит на рулевое колесо. Почему-то это поражение оказалось для него больнее других. Вдруг он изо всех сил колотит кулаком по рулю.
Затем опять. Он бормочет что-то себе под нос, но так тихо, что я не слышу ни слова. Постепенно его речь становится громче, и вот он уже кричит во весь голос, обзывая себя прирожденным неудачником, колотя кулаком по рулю с такой силой, что я боюсь за его кости. Я вспоминаю отца: то, как он нокаутировал водителя грузовика, а после еще долго наносил воображаемые удары сопернику над рулевым колесом.
Будет здорово, если я сломаю свою чертову руку, говорит Фили. По крайней мере тогда все закончится. Отец был прав. Я, и правда, прирожденный неудачник.
Внезапно он останавливается. Теперь он спокоен. Безропотен. Как мама. Он улыбается: гроза миновала, яд вышел из раны.
- Ну вот, мне уже лучше, - говорит он, улыбаясь и шмыгая носом.
Выезжая со стоянки, брат уже подсказывает мне, как лучше играть со следующим соперником.
НА СЛЕДУЮЩИЙ ДЕНЬ ПОСЛЕ ВОЗВРАЩЕНИЯ в академию Боллетьери я иду в Брадентонский торговый центр. Пользуясь случаем, звоню домой за счет абонента. Уф, повезло: к телефону подходит Фили. Голос его звучит так же, как тогда, на парковке:
- Мы тут получили письмо из Ассоциации теннисных профессионалов.
- Ну?
- Хочешь знать свое место в классификации?
- Ну… какое?
- Ты-номер 610.
- Честно?
- Шестьсот десятый в мире, братишка.
Значит, в мире есть лишь 609 человек, которые играют лучше меня. На планете Земля, в Солнечной системе я - номер 610. Я бью кулаком по стенке телефонной будки и испускаю радостный клич.
На другом конце линии - тишина. Затем я слышу шепот Фили:
- Скажи, каково это?
- Черт, как же это я не подумал, - радостно ору Фили в ухо, а он, наверное, и без моих криков достаточно расстроен. Если б я мог, бросил бы ему на грудь половину своих очков. Скучающим тоном, деланно зевая, я отвечаю:
- Знаешь, ничего особенного. Этот рейтинг явно переоценивают.
6
ЧТО ЖЕ ДЕЛАТЬ? Ник, Габриэль, доктор и миссис Г - никто из них больше не обращает внимания на мои выходки. Я изуродовал свою шевелюру, отрастил ногти, один из которых, выкрашенный в огненно- алый цвет, уже достиг пяти сантиметров в длину. Я сделал пирсинг, нарушал распорядок, не спал после комендантского часа, дрался, изводил всех приступами раздражительности, прогуливал занятия и даже залезал в девичий барак после отбоя. Я литрами поглощал виски, частенько беззастенчиво устраиваясь для этого на собственной койке. И наконец, в качестве заключительного аккорда моих наглых выходок, выстроил пирамиду из моих павших бойцов - метровое сооружение из пустых бутылок из-под Jack Daniels. Я жую табак - ядреную отраву, вымоченную в виски. После каждого поражения засовываю за щеку устрашающую порцию табачной жвачки размером со сливу. Чем крупнее поражение, тем больше моя жвачка. Какие формы сопротивления я еще не использовал? Какой еще грех мне изобрести, чтобы все вокруг, наконец, поняли: я несчастен и хочу домой?
О новых каверзах я не думаю лишь в час отдыха, когда слоняюсь без дела по рекреационному центру, и в субботу вечером, когда отправляюсь в Брадентонский торговый центр клеить девчонок. Итого в сумме - десять часов в неделю, когда я чувствую себя довольным жизнью или по крайней мере не ломаю голову, изобретая новые способы гражданского неповиновения.
Мне еще не исполнилось пятнадцати, когда академия Боллетьери, арендовав автобус, отправила нас на север на большой турнир в Пенсаколе. Ученики академии катаются на подобные турниры через всю Флориду несколько раз в год: Ник полагает, что это хорошая проверка.
«Померяйтесь членами», - говорит он в подобных случаях. Флорида - теннисная Мекка, уверен Ник, и если мы окажемся круче лучших игроков Флориды, значит, никто в мире с нами не сравнится.
Я без труда выхожу в финал в своем разряде, успехи других ребят, однако же, не столь впечатляют: все выбыли из борьбы раньше. Им велено прийти и наблюдать за моей игрой. Уходить куда-либо еще строго запрещено. Когда я закончу игру, мы вновь погрузимся в автобус и отправимся в двенадцатичасовой путь домой, в академию.
Можно не торопиться, шутят ребята.
Никому не хочется еще двенадцать часов трястись в медленном вонючем автобусе.
Ради хохмы я решаю играть финал в джинсах. Не в теннисных шортах, не в тренировочных брюках, а в рваных, потертых, грязных джинсовых штанах. Знаю, что на итог встречи это не повлияет. Мой соперник - полный болван. Я бы выиграл у него, даже если бы на меня надели костюм гориллы, предварительно привязав одну руку за спину. Для пущего эффекта я подвел глаза карандашом и вдел в уши свои самые огромные серьги.
Я выиграл матч с сухим счетом. Товарищи по академии приветствовали меня дикими криками, заявив, что я заслужил дополнительные очки за стиль. В автобусе оказываюсь в центре всеобщего внимания: все хлопают меня по спине и бурно выражают свое одобрение. Мне кажется, что наконец-то я стал для них своим и даже выдвинулся в число крутых лидеров. Кроме того, мне удалось достать директора школы.
На следующий день после обеда Ник неожиданно собирает нас.
- Все сюда! - орет он.
Он ведет нас к дальнему корту с трибунами. Когда все двести воспитанников рассаживаются и затихают, он начинает говорить, меряя шагами корт. Рассказывает о прославленном имени академии Боллетьери, о том, что мы должны быть счастливы, оказавшись здесь. Он создал академию на пустом месте и гордится тем, что она носит его имя. Академия Боллетьери - совершенство. Высокий класс. Академию знают и уважают во всем мире.
Он сделал паузу.
- Андре, встань на минуту!
Я встаю.
- Ты осквернил академию, опозорил ее своей вчерашней выходкой! Надел джинсы на финал, накрасил глаза, нацепил серьги! Мальчик, я вот что тебе скажу: если ты думаешь вести себя таким образом, если хочешь одеваться, как девчонка, то на следующий турнир я заставлю тебя надеть юбчонку! Я уже связался с одной фирмой, попросил прислать для тебя упаковку юбок. И ты наденешь юбку, точно тебе говорю, потому что если ты девчонка, то так мы и будем к тебе относиться!
Все двести человек смотрят на меня. Четыре сотни глаз. Многие смеются.
«Теперь свободное время для тебя отменяется, - продолжает Ник. - С этих пор у вас будет занята каждая минута, мистер Агасси. Между девятью и десятью часами вы будете чистить все уборные на территории школы. Когда закончите с туалетами, начнете убирать остальную территорию. Если вам это не нравится - что ж, уходите. Собираетесь вести себя, как вчера? Тогда вы нам здесь не нужны. Не сможете доказать, что цените школу так же, как мы, - до свидания!»
Финальное «до свидания» долго звенит в воздухе, отдаваясь эхом между пустыми кортами.
«Это все, - говорит Ник. - Возвращайтесь к работе».
Ребята быстро расходятся. Я стою, пытаясь понять, что мне делать. Могу обругать Ника, попытаться ввязаться в драку с ним или поднять крик. Вспоминаю Фили, затем Перри. Что бы они сделали на моем месте? Я помню, как бабушка отправила моего отца в школу в девчачьей одежде, чтобы унизить его. Именно в тот день он стал бойцом.
Нет времени на раздумья. Габриэль говорит, что мое наказание начинается прямо сейчас. Я должен полоть траву.
В СУМЕРКАХ, наконец-то бросив мешок с выполотыми сорняками, я иду в свою комнату. Я принял решение. Собираю вещи и бреду к шоссе. В голове крутится мысль, что я нахожусь во Флориде, где мне может запросто встретиться какой-нибудь полоумный маньяк, - и поминай как звали. Но лучше уж полоумный маньяк, чем Ник.
У меня в бумажнике лежит одна-единственная кредитная карточка - ее дал отец на случай чрезвычайных обстоятельств. Нынешняя ситуация - чрезвычайнее некуда. Надо двигать в аэропорт. Завтра в это время буду сидеть в спальне у Перри и рассказывать ему о своих приключениях.
Настороженно всматриваюсь, не видно ли света фонаря, прислушиваюсь к собачьему лаю в отдалении. Я выставляю вперед большой палец. Вскоре рядом тормозит машина. Открываю дверь, собираясь забросить свой чемодан на заднее сиденье. За рулем Хулио - в команде Ника он ведает вопросами дисциплины. Мой отец сейчас на проводе, говорит он, там, в академии, и он хочет поговорить со мной - тотчас же.
Я бы предпочел встречу с кровожадными псами.
ЗАЯВЛЯЮ ОТЦУ, что хочу вернуться домой. Я рассказываю ему, что произошло.
- Ты одеваешься как педик, - говорит он. - Так что ты заслужил это.
Тогда я перехожу к плану Б.
- Папа, - говорю я. - Он портит мою игру. Мы все время играем с задней линии, вообще не работаем у сетки. Не отрабатываем подачу, не занимаемся ударами с лета.
Отец говорит, что побеседует с Ником о моей игре. Кроме того, он заверяет меня, что наказание продлится всего лишь пару недель - чтобы Ник мог показать всем, что он тут главный. Они не могут позволить одному-единственному мальчишке плевать на правила. Им нужно поддерживать хотя бы видимость дисциплины.
В заключение отец заявляет, что мне все равно придется остаться. Разговор окончен. Трубка падает на рычаг. Короткие гудки.
Хулио закрывает дверь. Ник забирает трубку из моей руки и говорит, что отец велел отобрать у меня кредитную карту.
Ни за что не отдам ему кредитку. Чтобы я расстался со своей единственной надеждой выбраться отсюда? Через мой труп.
Ник пытается со мной договориться. И тут я понимаю, что нужен ему. Он послал Хулио, позвонил отцу, теперь пытается уговорами забрать у меня кредитку. Сказал, чтобы я уходил, но стоило сделать это - тут же вернул меня назад. Я разгадал его блеф. Несмотря ни на что, я явно представляю для Ника ценность.
ДНЕМ Я - ОБРАЗЦОВЫЙ ЗАКЛЮЧЕННЫЙ. Выпалываю сорняки, чищу туалеты, ношу аккуратную теннисную форму. Ночами - тайный мститель. Я украл ключи, отпирающие все двери академии Боллетьери, и после того, как все погрузится в сон, совершаю дерзкие набеги вместе с группой таких же отчаянных узников. Стараюсь сдерживать свои разрушительные порывы, ограничиваясь пустяками вроде швыряния бомбочек из крема для бритья. А вот мои товарищи расписывают стены граффити, однажды даже написали на двери кабинета Боллетьери «Ник - хрен с горы». После того как Нику перекрасили дверь, они нанесли надпись вновь.
Мой самый верный товарищ по ночным набегам - Роди Парке, тот самый мальчик, что обыграл меня в день нашей первой встречи с Перри. Но однажды Роди взяли с поличным, его заложил сосед по бараку. Я узнал, что Роди исключили из академии. Зато теперь мы все знаем, что нужно сделать, чтобы быть исключенным: достаточно написать «Ник - хрен с горы» на двери. Роди самоотверженно взял всю вину на себя, не выдав никого из нас.
Помимо мелкого вредительства, мой главный способ неповиновения - молчание. Я поклялся, что никогда в жизни больше не заговорю с Ником. Это - мой закон, мое жизненное кредо. Я - мальчик, который не будет говорить. Ник этого, разумеется, не замечает. Он бродит вдоль кортов, говорит мне что-то, я не отвечаю. Он пожимает плечами. Но остальные ребята видят, что я молчу. Мой авторитет растет.
Безразличие Ника отчасти объясняется тем, что он занят организацией турнира, который, как он надеется, соберет всех лучших молодых игроков Америки. В связи с этим я выдумываю еще один способ насолить Нику. По секрету сообщаю одному из его сотрудников о мальчике из Вегаса, которого было бы здорово пригласить на турнир. «Он чертовски талантлив, - говорю я. - Мне всегда было непросто играть с ним». Как его зовут? Перри Роджерс.
Ловушка, предназначенная для Ника, захлопнулась, ведь главная его цель - открывать новых теннисных звезд, выставляя их на своих турнирах. Новые звезды создают шум вокруг академии, добавляют ей очков и укрепляют репутацию самого Ника как великого тренера. Разумеется, через несколько дней Перри получает персональное приглашение принять участие в турнире вместе с билетом на самолет. Он прилетает во Флориду и на такси добирается до академии Боллетьери. Я встречаю его во дворе: мы обнимаемся и громко хохочем над тем, как нам удалось обдурить Ника.
- С кем мне надо будет играть? - интересуется Перри.
- С Мерфи Дженсеном.
- Только не это! Он меня порвет!
- Не переживай, впереди еще несколько дней. А сейчас давай расслабляться.
Помимо прочих увеселений, участников турнира ожидает поездка в знаменитый парк развлечений Тампы. В экскурсионном автобусе я ввожу Перри в курс дел, рассказываю о публичном унижении, которое мне пришлось перенести от Ника, жалуюсь, что чувствую себя несчастным в академии Боллетьери, не говоря уже о Брадентонской. Признаюсь, что готов бросить учебу, но Перри меня не понимает. Впервые мои проблемы кажутся ему высосанными из пальца. Он любит школу и мечтает поступить в престижный колледж на восточном побережье, а затем - на юридический факультет.
Я меняю тему разговора, забрасываю его вопросами о Джейми. Спрашивала она обо мне? Как она выглядит? Носит ли подаренный мной браслет? Я собираюсь послать для нее в Вегас какой-нибудь подарок с Перри. Может быть, какой-нибудь сувенир из парка развлечений Тампы.