Предисловие
«Меня не покидает мысль: каким-это образом я, мальчишка с Алексинской улицы, внук купца Золотарёва Егора и сын безвестного служащего «лишенца» Абакумова Д.Г., оказался в центре космических свершений Союза ССР…
Алексин – город, расположенный в этническом центре Российской земли, так хорошо воспетой писателем Константином Паустовским, как «серебряный край». Алексин – родина моих предков, взрастившая меня земля. Столетний сосновый бор, Ока, замыкающая его с двух сторон, её заливные луга, в начале лета расцветавшие роскошным ковром полевых цветов, при малейшем дуновении ветерка поившие округу сказочным ароматом. Вся эта неповторимая прелесть с детства стала понятием дорогой мне Родины…
Красоты Алексинской природы
Часть первая
Глава первая
Алексинский дом купца Абакумова Григория Ивановича в 30-е годы 20 столетия стал для меня родным домом. Семья Абакумовых, состоявшая из 4-х сыновей и 4-х дочерей, которых заботливо вырастила жена Григория Ивановича Елена Агеевна, не подверглась после революции 1917 г. репрессиям со стороны властей. Её глава – алексинский купец Абакумов Г.И. в голодные годы отправился на Юг России за хлебом, в Азербайджанской республике был призван а армию, при загадочных обстоятельствах погиб и был похоронен в городе Казах его сослуживцем. В ходе судебного разбирательства по случаю кончины главы семьи во владение домом и участком земли, принадлежавшим купцу Абакумову, была введена его жена – Елена Агеевна. Её – мать многодетной семьи – в 30-е голодные годы алексинские власти не решились репрессировать, да и конфисковать было нечего, кроме дачи, построенной в 1910 г. моим дедом Григорием Ивановичем.
На высоких берегах Оки
Создавшаяся ситуация позволила сохранить в собственности семьи большой участок земли, что было обыденным делом для ряда алексинских жителей. Именно этот дом, с ещё сохранившимся купеческим укладом, с большим садом, с семьёй, воспитанной на ценностях существовавших в то время традиций, и стал местом, где были заложены основы моего характера, стал моим родным домом. А случилось это так.
Мои отец и мать – алексинские жители. Отец – старший сын Григория Ивановича – Дмитрий, а мать – вторая по старшинству дочь моего деда – городского головы Золотарёва Егора Михайловича. Почему дочь городского головы Надежда вышла замуж за сына алексинского купца Абакумова, мне неведомо, знаю только, что это был брак по любви. Я в своё время не постарался поинтересоваться этим обстоятельством, но купец Абакумов в каком – то фаворе у городского головы был, иначе Золотарёв не выдал бы за его сына одну из любимых своих дочерей. Родители мои, сочетавшись браком и имея в своём активе соответствующую тому времени аттестацию «лишенцы», чтобы не маячить властям Алексина своим счастьем, уехали в Тулу, где жили, снимая квартиру в частном доме в Учётном переулке. Жили, как могли, не тужили, но даже в Туле их настигла железная рука времени.
Мои родители
Я родился 8 февраля 1924 г. и со дня рождения прошло года полтора или два, когда на эту квартиру (знаю по рассказу моего дяди со стороны матери – Сергея Золотарёва, который был третьим лишним в этом союзе двух людей – его сестры Надежды и моего отца Дмитрия), конечно, ничего из того, что произошло, я по малости лет помнить не мог, явились двое красногвардейцев с винтовками и потребовали у моего отца и матери выдачи имевшихся у них драгоценностей. Отец и мать, ведать не ведавшие ни о каких драгоценностях, ответили, что у них ничего нет. Им предложили собраться и следовать за этим вооруженным конвоем. О малолетнем ребёнке люди ничего не захотели слушать. Отца и мать увели и арестовали. Я остался в квартире один.
Не знаю, что было потом. Может быть, сердобольная душа сообщила в Алексин или свершилось что-то иное. Только дядя Сергей Георгиевич Золотарёв забрал меня – малыша и увёз из Тулы в Алексин. Здесь начинаются мои первые детские воспоминания. Дядя Сергей Георгиевич привёз меня в Абакумовский дом. Была осенняя прохладная погода, моё первое детское воспоминание – мы с кем–то (наверное, с Сергеем Георгиевичем) входим в полуосвещённую маленькую комнату, я сознаю, что меня раздевают. Снимают пальтишко. Это первое сознательное воспоминание о том, как я попал в алексинский Абакумовский дом, в нём мне ещё многое предстояло прочувствовать и узнать. Дом, который вместе с городом Алексиным стал мне родным на всю жизнь.
Это было в канун революции 1917 года, тогда дед Егор добровольно отдал явившимся к нему представителям власти имевшиеся у него драгоценности. Для этого он отвёл их в сад, где указал место хранившихся там ценностей. Представители власти сами отрыли ведро, где был клад. Понятно, что после этой реквизиции никакие ценности дед дать дочери Надежде не мог. Отец и мать, ведать не ведавшие ни о чём, конечно, ответили, что никаких драгоценностей у них нет.
После кратковременного ареста в Туле (а дело кончилось тем, что их отпустили), мои родители на долгое время доверили моё воспитание бабушке Елене Агеевне и сестре отца – Елене Григорьевне, тёте Лене, как звал её я.
Я с папой и мамой в бессознательном возрасте
А вот я, как и все соседские мальчишки, посреди Радбужской улицы после дождя играю в песке. Яркое солнечное утро. Я не только вижу и слышу. Всё моё существо пронизано этим солнечным утром. Со стороны Соборного бугра доносится малиновый колокольный звон. Я знаю – это звонят в церкви, в которой я уже был с бабушкой Еленой Агеевной. Там меня угощали просвиркой и поили чем -то очень вкусным. Это из моего раннего детства.
А вот прямо ко мне, где я играю в песке, идёт мой дедушка Егор. Высокий седой старик, он идёт прямой, стройный, уверенным, неторопливым шагом. Я его хорошо, знаю – он часто ходит к моей бабушке Елене Агеевне. Когда он к нам приходит, они долго сидят и разговаривают. Я знаю, что моя бабушка большая мастерица рассказывать русские народные сказки, и она даже сочиняет свои сказки. Теперь, вспоминая свою бабушку Елену Агеевну, я думаю, что она была человеком большой нравственной культуры. Именно это помогло ей, оставшейся с 8-ю детьми после утраты главы семейства, достойно воспитать своих малолетних детей и быть приятным собеседником своему тестю, городскому голове Егору Михайловичу.
Дружная семья Абакумовых: в центре- бабушка Елена Агеевна; слева направо- мои тети: Елена Григорьевна, я, Ольга Григорьевна и Лидия Григорьевна Алексин, 1928 г.
Сейчас я понимаю, что тогда, в далёком безоблачном детстве ко мне своей неторопливой и уверенной походкой шёл мой несломленный жизненными невзгодами дед Егор, который, несмотря на горечь утрат, не потерял чувства собственного достоинства. В этой неторопливой его походке, было что-то от дерзкого вызова человека, потерявшего в жизни всё, что составляло смысл его жизненных свершений. Утративший их существо, посвященных любимому городу Алексину, дед жил жизнью своих детей.
С любимой тётей Еленой Григорьевной Абакумовой
Когда его начинали прижимать власти, как одного из бывших купцов, он всегда говорил, что у него сын – командир Красной армии. Он имел в виду своего среднего сына – Владимира.
Мне 5 лет
Владимир Георгиевич был в то время помощником начальника связи Белорусского военного округа. Помню, с каким удовольствием дед встретил своего младшего сына Николая, который из Ленинграда в первый раз привез в Алексин жену Нину с внучкой Мариной. Тогда в дедовском доме было шумно и весело – откуда-то взялась дальняя родственница из Серпухова Мария Сергеевна, тётя Маруся, как звала её моя мать, со своим мужем, фотожурналистом Терентьевым, приехал Владимир Георгиевич.
Всё это многоголосое, шумное общество ходило из дома в сад, что-то оживлённо обсуждая, говоря о недоступных моему пониманию делах. Я же, увлечённый подаренным отцом фотоаппаратом «Arfo», занялся фотографированием моей малолетней сестры Марины.
Это были годы моего раннего детства, когда, просыпаясь рано утром, я всегда видел из окна крону серебристого тополя, росшего в соседнем к нашему дому Пионерском переулке, эта крона всегда была в постоянном движении. Листва тополя шевелилась и, если было солнечное утро, она блистала на солнце. Если в момент своего пробуждения я видел мерцание и блеск, я знал, что меня ждёт отличная, солнечная погода. Вскочив с кровати, я через чёрный ход, минуя тётю Веру, которая в это время на кухне занималась с только что принесённым удоем молока (у нас была корова по имени «Зорька») я в чём был – моя одежда состояла из трусов и подобия майки – бежал ко входу в сад. Там, в саду было моё владение. Сад в моём детском понимании был огромным, а, может быть, он действительно был очень большим.
От двора, к которому примыкали три наших жилых дома, он тянулся вдоль всего переулка, примыкавшего к нему слева. Конец сада упирался в Снегирёвскую улицу, где был пруд, который служил нам ареной для морских боёв, которые мы с Лёшкой Лебедевым устраивали на этом пруду. Соорудив из толстой сосновой коры корабли и оснастив их пушками, сделанными из малокалиберных патронов, и парусами, мы спускали их на воду пруда. Ветер гнал корабли, они сходились.
В нашем сознании это были настоящие морские бои потому, что на кораблях пушки были заряжены серой из спичечных головок и к пушкам были приспособлены фитили. Мы поджигали эти фитили перед спуском кораблей на воду и, сходясь, суда производили эффектные залпы навстречу друг другу. Так проходили эти морские бои.
В то счастливое время всё моё существо было наполнено ожиданием всё новых и новых свершений. Каждый день, засыпая вечером в своей кровати, я был полон ожидания следующего утра. Я жил с мечтой о том, что утром начну что-то совсем новое и незнакомое. Каждый день ждал и совершал новые мальчишеские подвиги. Это были то поход в бор, или мальчишеский налёт на бесхозные огороды, то игра с дерзким броском в загадочную Жириху, с таинственным и неразгаданным «Поповым верхом», из которого неимоверно трудно было выйти, словно какая-то неведомая сила заставляла нас ходить по кругу, не отпуская из своих оврагов. Таинственная сила «Попова верха» в моём сознании усугублялась ещё и рассказом бабушки.
Она на мой наивный вопрос, как на Абакумовский род свалилось «богатство», рассказала мне странную историю. В пору своей молодости, она однажды ходила за грибами на «Попов верх», когда она набрала грибов и вышла из леса в Жириху, ей повстречался странный человек, который, ничего не говоря, словно звал её куда-то, всё время повторяя, как припев «А-та-та-а-на-на, а-та-та-а-на-на». Бабушка, завороженная странным обращением, невольно пошла за ним. Через какое-то время человек привёл её к могучему столетнему дубу, росшему у «Попова верха», где начинались загадочные овраги. Человек этот, всё время повторявший слова «а-та-та-а-на-на», на мгновение исчез, а затем появился из-за столетнего дуба, со стороны оврагов, и потянул бабушку за руку, приглашая её следовать за ним. После некоторого колебания она подчинилась и пошла следом. Перед ними открылся вход в пещеру. Человек, засветив факел, повёл бабушку вперёд. Осторожно ступая в полутьме пещеры, бабушка, переступая с ноги на ногу, неуверенно шла за ним. И вдруг пламя факела осветило сказочную россыпь драгоценностей.
Человек сделал ей знак, означавший, что она может взять, что ей нравится, и подтолкнул её к сокровищу. Бабушка, зачарованная блеском золотых украшений, приблизилась к драгоценностям и выпустила его руку. Она стала рассматривать золотые украшения и взяла, что ей понравилось. Когда она пришла в себя от первого потрясения, рождённого видом сказочного богатства, она оглянулась и увидела, что одна, человек исчез. Придя в себя, бабушка взяла, что смогла и, не помня себя от страха, выбралась из пещеры.
Увидев дневной свет, бабушка Лена поняла, что очутилась у того столетнего дуба, к которому привёл её странный человек. Не помня себя от пережитого, она едва добралась домой. Так бабушка ответила на наивный вопрос ребёнка о том, почему дед Григорий Иванович был богатым человеком.
Возвращаюсь к своему любимому саду. Преодолев преграду забора, отделявшего дом от сада, через щель одной из досок, поворачивающейся на верхнем гвозде, я был уже в своём привычном окружении. Вокруг были милые мне деревья и кустарники. Здесь начинался мой завтрак – плоды многочисленных фруктовых деревьев. Я твёрдо знал, что они каждое утро подарят мне свои плоды – фрукты – яблоки, груши, не успевшие созреть. Это и составляло первое, что попадало мне на завтрак. Это был не просто участок земли, примыкавший к дому. Это был сад, взлелеянный чьими-то добрыми и тёплыми намерениями, может быть, это было желание моего деда Григория Ивановича – оставить своим потомкам обитель, полную тепла и плодов матери земли.
Или у деда были предшественники, или это была осуществлённая в ухоженном саду забота бабушки Елены Агеевны, в канун революции оставшейся в одиночестве, с восемью малолетними детьми. Во всём облике сада чувствовалась заботливая рука. Он начинался у небольшого огородика, на котором росли овощи, поступавшие к столу. От самого входа в сад в его глубину вела тропинка, проторенная среди травы, мимо зарослей воскового плюща справа и роскошного цветника слева – гордости бабушки и её дочерей, мимо двух беседок – решетчатой, приспособленной для чаепития, и более капитальной, в которую осенью ссыпался урожай антоновских яблок, мимо старой груши и сливовых деревьев. Мой путь вёл из сада, где росли скороспелые яблони, туда, где были заросли кустарников. Там росла малина, зрели крыжовник, красная и чёрная смородина, вишенник. Тропинка выводила меня к высокой, столетней ели, стоявшей в конце старого сада.
Под этой елью, сколько я себя помню, всегда была удобная скамья, где можно было отдохнуть. За елью участок делился на две части. Справа была часть, отведённая под огород, который мой дядя Михаил, на время раздобыв лошадь, сохой вспахивал под посадку картофеля. Эта часть упиралась в улицу, пересекавшую переулок под прямым углом. А слева каждую весну благоухал пышным цветом сад антоновских яблонь. Их было сорок корней- апорт, китайское яблочко, грушевка, коричное.
Мое детство в доме Абакумовых , как я это понял значительно позже, было копией детства «Багрова внука» Аксакова. В Алексине я воспитывался в семье, где был единственным бабушкиным внуком, бабушка Елена Агеевна до самого конца её жизни носилась со мной, как с писанной торбой. Она души во мне не чаяла. Это было ещё тогда, когда она могла свободно перемещаться в пределах усадьбы. Я пишу об этом потому, что через некоторое время она заболела ревматизмом, что повергло её на очень долгое неподвижное существование. Она 11 лет сидела в своей постели, у неё не было возможности встать и пройти хотя бы несколько метров. Тогда моим воспитанием занималась её дочь Елена, сестра моего отца. Таким образом, формирование моего характера и личности шло под влиянием бабушки Елены Агеевны и её дочери Елены, которая все эти годы занималась моим воспитанием. Это она заложила основные черты моего характера, под её влиянием я усвоил понятие всех основных привязанностей. Она не только учила меня, как себя вести, но старалась просветить меня в области явно не знакомых мне интересов.