Они ни за что не пожелали бы поменяться жизнью с ней, монахиней.
Анна и Неманя теперь для всех из их окружения стали чем-то нереальным, а их намерение не было искренне принято как совет другим сделать так же. Это был кошмар, которого боялись люди, окружающие великого и сильного правителя. Потому что слова Немани не были произнесены всуе. Вот и леденили они разум и души собравшихся за трапезой этого правителя ночью накануне пострига. Собрав и власть имущих, и представителей народа, он им твёрдо сказал, что с этого момента все они ему только братья и сёстры.
В державе Немани, большей, чем все другие, что были тогда у сербов, это событие имело прежде всего значение пророчества о конце света. Все эти волнующие вопросы удивлённых людей хорошо понимали и Неманя, и Анна.
Потому что, будь это не так, Великий жупан не говорил бы в тот самый вечер, когда их собрал во дворце в Расе: братья мои дорогие, сёстры мои милые, я больше вам не господин, и Анна не госпожа. Нас путь ведёт к Богу, к Единому, самому сильному Царю, Творцу и Хозяину всякой жизни. Мы хотим к небесному Отцу, в Его объятия…
Феодора развеяла все сомнения, услышав, как её госпожа Анна тихо говорит, смотря ей прямо в глаза: «Ах, моя Феодора, счастье в жизни кратко, непостоянно, как полёт светлячка во тьме ночной. Оно, вместе со всем земным богатством, по отношению к жизни вечной, подобно времени полёта бабочки. Всё наше земное ещё в нашей жизни принадлежит кому-то другому, поэтому жизнь следует направить на приобретение гораздо более ценного богатства, чем то, за которым люди гоняются, борются, хватают, а затем многие страдают и погибают. А это богатство называется вечная жизнь. Мы отдаём очень мало, а в ответ от Бога получаем много! Поэтому и Неманя больше не Великий жупан, а монах Симеон»..
«Эта твоя сума, которую ты несешь, как и та, что на моём плече, достаточна для удовольствий, которые нам доставит монашеская жизнь?» – спросила Феодора свою спутницу шёпотом, чтобы не слишком быстро отвлечь её от размышлений.
Анастасия впервые во время пешего пути тихо рассмеялась: «Я от всего груза освободилась. Чувствую себя легко, потому что иду уже много часов, и единственный груз у меня эта сума».
«Земные заботы тяжелее любого груза. И, слава Богу и тебе, что меня поддержала в желании принять постриг, а душу освободить от забот, – опять произнесла Феодора. Она немного помолчала, а затем продолжила: – Прости, сестро, я должна тебе сказать, что имя Неманя настолько редкое у сербов и вообще православных, что ты имела такое счастье выйти замуж за героя, которого так крестили. Тебе когда-нибудь в голову приходило, что в имени Неманя был великий крест искушения, который ему Господь определил, что и часть того креста досталась тебе как честь, чтобы нести его с ним вместе».
«Надеюсь, ты имеешь в виду библейского пророка Неемию. Ты права, сестро. Имя это символично. Библейский Неемия по разрешению персидского царя Артаксеркса восстанавливал разрушенные стены Иерусалима, приказав мастерам одной рукой работать, а в другой держать меч, обороняясь от врагов, нападавших на них».
На эти слова Анастасии Феодора ответила: «Так твой и наш прославленный Неманя должен был строить и обороняться в одно и то же время, вплоть до конца своего правления. И было правильно передать этот тяжёлый груз самому способному сыну, а все свои заботы передать Господу, именно так, как Он говорит: придите ко Мне все труждающиеся и обременённые, и Я успокою вас, возьмите иго Мое на себя… ибо иго Мое благо… не беспокойтесь о завтрашнем дне».
«Да, – добавила Анастасия, – Иисус ясно утверждает: В одно и то же время мы не можем быть заняты двумя противоположными заботами, одновременно служить Богу и мамоне. Поэтому, драга моя сестро, и Неманя, и я сделали всё, чтобы в нашей стране даже и беднейшие не чувствовали себя покинутыми. Разве Господь не говорит: Не заботьтесь о завтрашнем дне?»
Монахиня Феодора посмотрела на облачное небо и выразила ещё одно своё умозаключение:
«В мире нет случайностей. Вот смотри: при крещении ты получила имя Анна, а оно, ты знаешь это не хуже меня, на греческом означает милость и благодарность.
И Анастасия означает рождённая на Пасху, что так же убедительно подтверждает твоё решение о воскресении из царской жизни в монашескую. Вот мне и ясно, насколько такое значение вписывается и сливается с тем, что представляет имя Неманя, о котором я тебе недавно говорила. Нам через имена, конечно же данные при крещении, Господь определил направление пути, а в них заложил сущность. Однако это не то место, на котором я смею больше размышлять и говорить».
Они продолжали молча пробираться между кустами, руками раздвигая ветки, согнувшиеся под тяжестью влаги. Руки их отяжелели, но они по крайней мере сохранили лица от неминуемых царапин.
Вдруг Анастасия остановилась. Правой рукой она остановила и Феодору и показала жестом, чтобы та молчала. Глазами указала, чтобы Феодора обратила внимание на дуб, который был прямо на их пути. На нём было большое дупло, в котором слышалось во мраке какое-то шевеление… Они прислушались и услышали звук слабого царапанья, сопровождаемый двумя искрами, которые беспокойно мерцали во тьме. Анастасия храбро шагнула, и в этот миг из дупла выскочила маленькая рыжая белочка, поскользнулась на грибах, которые распространились и вокруг дерева, и по его коре, ловко запрыгнула на соседнее дерево и скрылась среди ветвей. Где она находилась, они могли догадаться только по веткам, которые мягко склонялись, когда белочка прыгала.
«Ты видела, какая она ловкая?» – спросила Феодора.
«Видела, и подтвердилось то, что Бог думал о всяком живом существе, которое создавал. Каждому он дал то, что ему нужно и сколько оно может принять. Вот белочке, такой маленькой и нежной, которая легко может стать добычей зверей, он дал скорость, которую глазом не уследишь, и ловкость, о которой другие могут только мечтать.
Дал он ей и столько ума, чтобы уметь прокормиться, и знать, как спастись. Всё Господь управил. Никто о ней не заботится, никто её не оберегает, а она опять же жива, здорова, сыта и весела. Сама вырастает, сама кормится, сама себя хранит и опять с радостью скачет с ветки на ветку. Не жалуется, не скулит, не подаёт голос».
«Ты права, сестро Анастасия. Только люди не в состоянии молча нести свой крест», – сказала Феодора. «Слушая тебя, я в мыслях помянула Святую Землю, Иерусалим, Божьего избранника Иоанна Крестителя. Ему не было и двух лет, когда он остался жить в пустыне один, без кого бы то ни было близкого.
Убили его отца, первосвященника Захарию у алтаря в поисках новорождённого Мессии, а на сороковое утро упокоилась и его мать, Елисавета, тётка Богоматери Марии. Всё это сделали, ты знаешь лучше меня, воины пресловутого царя Ирода, который в желании своём иметь как можно больше богатства и власти думал жить вечно. А маленькому Иоанну защитой стали песок и камень, теплом сердца – Солнце и Месяц, пищей – растения пустыни, постелью – скалистый край Иудеи и Палестины. Спасением от зверей был ему ветер, а каплями росы лечил он все свои детские болезни. И вырос он, понимая жизнь лучше всех тех, кто о жизни непрестанно говорит и кто в домах своих имеет роскошь в изобилии».
Анастасия посмотрела на небо, которое прояснилось, и добавила:
«Ах, благой Бог, Который может всё и везде. Да, Иоанн, как ты говоришь, является доказательством милости Божией, в которой ему не было отказано, исцеляющей ему раны, полученные от камней и песка, утешающей сердце даже в тяжелейших несчастьях, небесной пищей, душу укрепляющей верой от рождения побеждающей все несчастья. Творящих несправедливость он не ненавидел, но указывал на несправедливость. Звезду Денницу встречал, стоя на коленях на каменистом песке, в молитве, так, как позже и пришествие Иисуса на святую реку Иордан, на крещение. И так он оставался допоздна. До вечерних молитв, которые он заканчивал в полночь, когда взгляд благодарности направлял он в небо, уверившись, что все звёзды полностью утратили свой блеск. Как таковой пророк и святой, Богом данный, он мог Господа крестить на Иордане».
Вспоминая о той жизни в пустыне нисколько не случайно среди высоких растений и сплетённых между собой ветвей, они обошли дерево, стоящее на тропинке, пошли дальше через лес, который в некоторых местах, из-за низких облаков, принимал, как казалось Феодоре, враждебный вид.
Анастасия чувствовала страх спутницы и рассказом о милости Бога и Его защите над каждым, кто Ему искренне молится, и всеми, кто существует на земле, отвлекала её от грустных мыслей и неприятных ощущений, вызванных высокими деревьями, сквозь которые они шли.
Гром прогнал зверей
Вдали, с обеих сторон тропинки, монахини услышали завывание диких зверей. Дыхание замерло в груди Феодоры, она слегка вздрогнула, ничего не сказала, но лицо её побледнело.
«Сколько ещё примерно нам идти до нашей церкви?» – спросила младшая монахиня.
«С Божией помощью не должно бы быть долго, лишь бы дойти. Ты устала?»
«Нет, но меня напугал волчий вой».
«Они дают знак, когда о чём-то предупреждают, – сказала Анастасия, посмотрела наверх и убеждённо добавила: – Не бойся. Мы пошли во имя Господа, и Он не позволит нам пострадать на этом пути».
Они двинулись быстрее. Ноги их промокли, обувь была забрызгана грязью, хотя им удавалось обходить лужи на тропинке.
«Я и далее уверена, что не ошиблась, что отказалась от сопровождения. Это не пристало монахиням. Мог и мой Растко прибыть на Святую Гору на коне, но туда, в эту великую святыню, в Сад Матери Божией, он ушёл босой, пешком».
«Именно так, сестро Анастасия, он показал, что он Божий, а потом уже царский сын. С вами, с тобой и Неманей, я замечала, что принц Растко с малых лет привержен Господу, а физически он очень похож на тебя. Его серьёзное, но очень мягкое выражение лица, хотя и редко улыбающееся, почти соответствует твоему.
Помню, когда он родился, будто вчера это было, он был действительно красивым младенцем. Мальчик быстро развивался, улыбался ещё в пелёнках. А затем начал быстро расти. Я учила его первым греческим буквам, а он их писал крупно, старался, чтобы они выглядели как можно красивее, и громко повторял слова, переводил их на сербский», – вспоминала Феодора[10]. – Он не переживал за то, что другие дети играют на улице, не желал слушать пустые рассказы старших».
Анастасия молчала, и Феодора продолжила:
«Он во всём отличался от других детей. Больше других он любил слушать о Господе Иисусе Христе и его апостолах. Он себя не чувствовал царским сыном, ещё меньше – принцем, и никому не завидовал. Вот тогда я поняла, что Растко не обычное дитя и что его Господь по жизни уведёт далеко от родного дома. Всё же кое-что я не смела тебе сказать».
«Что?»
«О Растко…»
«А что это, что я о нём не знаю?» – спросила она задумчиво.
«Я расскажу тебе», – сказала Феодора, но в это время молния ударила вблизи них, и гром сильно сотряс землю.
Монахини на мгновение застыли. Когда всё стихло, они перекрестились и пошли дальше, а Феодора тихим, дрожащим голосом продолжила:
«Было это в те дни, когда Растко вернулся из Хума, а вы намеревались женить его на красавице Анджеле. Тогда он мне доверил тайну».
«Что он тебе сказал?»
«Сказал, что ни за что не согласится жениться ни на Анджеле, ни на какой другой принцессе, а посвятит жизнь свою Господу. Что он примет постриг и своему роду принесёт подвенечный дар».
«А какой дар?» – заинтересовалась Анастасия.
«Он имел в виду настоящую веру, Христову, православную.
Я ему обещала, что буду молчать об этом, и сдержала слово. Вероятно, ему тогда было нужно довериться кому-нибудь близкому, а ко мне у него было доверие».
«Так что ты знала, что он с охоты не вернётся ко двору в Рас?», – спросила Анастасия, почувствовав на мгновение нечто похожее на ту боль, которую ей тогда причинила весть о бегстве Растко из Раса, на гору Афон.
«Я не знала, что он не вернётся, и я помню, что он у господина Немани просил разрешения пойти в горы на охоту. И когда он от отца получил благословение, он пришёл к тебе. Ты, как заботливая мать, как честнейшая жена в доме мужа своего, которая стóит больше всех земных жемчужин и драгоценных камней, – как говорил господин, вспоминая мудрые слова Соломона и подтверждая этим все твои добрые дела и святость твоего дражайшего жизненного пути, – любимого Растко целуя с любовью, дала ему благословение, с пожеланием как можно скорее вернуться с охоты».
«И он будет искать не оленей, а вечный источник жизни, – сказала спокойно Анастасия, прислушиваясь к своим шагам. – Ты догадывалась, что он уйдёт на Святую Гору?»
«Я могла это предположить. Я слышала разговор его с тем монахом, русским».
«Боже мой, это означает, что ты узнала его намерения?»
«Но, сестро моя, я это предполагала, – сказала Феодора, продолжая идти за ней вверх по склону. – К этому монаху, русскому, у меня было большое доверие. В каждом поступке он подтверждал мудрость, воспитание и веру в Бога. Хотя он и русский, находясь недолгое время при нашем дворе, он выучил и наш язык, сербский. Я не знаю, из-за этого ли он был Растко во всём близок, но я была уверена, что он сохранит его на этом пути».
«Ах, если бы Неманя всё это узнал, я не знаю, как бы он поступил и как бы всё это закончилось. И лучше, что не узнал», – как-то больше для себя самой сказала Анастасия и пошла дальше, а в ушах её зазвенел сердитый голос Немани, который раздавался по двору, когда он приказал войску двинуться в погоню за принцем Растко.
Пред её очами вновь возникли картины общего смятения между прислугой и доверенными лицами, когда они услышали, что Растко сбежал с русскими монахами. Вспомнила она и как схватила за руки Вукана и Стефана. Она хотела их утешить, обещая, что их младший брат вернётся. В их застывших взглядах она читала неизреченный вопрос, но почувствовала в глубине души необъяснимое смирение. Она не смела произнести об этом ни слова. Просто странным образом была уверена, что её и Немани младший сын на правильном пути. Следующим вечером она в душе сама себе прошептала: «Мы должны быть храбрыми. И не печалиться из-за этого». Тогда Неманя, будто читая её мысли, шёпотом сказал: «Не пропадёт сын наш милый. Бог, Который нам его в ответ на наши надежды дал, удостоит меня увидеть его и насытиться его любовью».
Она будто ото сна пробудилась из потока этих воспоминаний:
«Он не ушёл в чью-то чужую страну, там же Греция. И там он не остался без матери. Он оказался в объятиях Богоматери, в Её саду. Есть ли большее счастье? Да Растко и не библейский блудный сын, он шёл обратным путём, от добра к ещё большему добру. От земной матери к Божьей Матери».
Она бы ещё долго с подъёмом разговаривала со своей сестрой Феодорой, вспоминая и молитву, которую она и Неманя каждую ночь перед сном и сразу после пробуждения, возносили Господу, прося подарить им ещё одного сына, если бы страшный шум не послышался прямо перед ними.
Свора разъярённых псов, ломая всё на своём пути, вырвалась из леса на опушку.
Феодора взвизгнула и судорожно обхватила руками Анастасию. А старшая монахиня во мгновение ока успокоила её словами:
«Кого Бог хранит, никто не может причинить ему зло».
Обе они перекрестились и сразу почувствовали себя уверенно. Будто их Матерь Господня обняла одной рукой, а другой отогнала зверей. В то же время гром ударил в ствол, рядом с которым и далее, рыча на них, с безумными глазами стояла свора. Её натравливали какие-то люди, чьи голоса доносились с ближайшей поляны, где монахини только тогда заметили какие-то постройки.
Анастасия вспомнила, что это поселок на холме, где живут рудокопы этого и окрестных рудников, которые назвали эту возвышенность Золотой горой, построили на ней дома и хотели отливать небольшие золотые мосты. Опять прогремел гром, молния осветила поляну и посёлок, по всему прилегающему пространству разнеслось завывание псов от страха, они сразу же исчезли в лесу, из которого и появились[11].