Дом в городе Гори (Грузия), где родился и провел свое детство И. В. Сталин
Виссарион Джугашвили – отец И. В. Сталина
Е.К. Джугашвили – мать И. В. Сталина
Комната, где жил мальчик Сосо Джугашвили
Что же касается историков и литераторов, то одним из первых заявил об осетинском происхождении отца И. В. Сталина писатель-эмигрант Григол Робакидзе. Отрывок из его романа «Чаклули сули» (Иена, 1933), озаглавленный «Гороскоп Сталина», был напечатан в газете «Литературная Грузия» (2 октября 1988 года). Позже советский и российский писатель Анатолий Рыбаков приводил следующие сведения о родителях Сталина: «Мать была властная женщина, чистокровная грузинка картвели, а отец вроде бы из южных осетин, населявших Горийский уезд. Предки его огрузинились, и дед осетинское “ев” в своей фамилии Джугаев сменил на грузинское “швили”»10. Лев Троцкий следующими словами характеризует Сталина: «…грубая неотесанная натура, как и все осетины, живущие в высоких кавказских горах»11. А один из авторитетнейших сталинских биографов Р. Такер[14] писал: «Иремашвили объясняет (вероятно, несправедливо) грубый и жестокий характер Виссариона его осетинским происхождением. Горцы Осетии известны своими вендеттами»12.
А. В. Островский[15]: С именем И. В. Сталина связано много легенд. Легендами окружено и его появление на свет. В… повести А. Адамовича «Каратели» (глава «Дублер») описывается, как в воспаленном мозгу вождя неожиданно выстраиваются факты: приезд Александра III в Тифлис, его пребывание во дворце наместника на Кавказе, молоденькая служанка, которую «внезапно сплавили в глухое Гори», торопливая ее выдача «замуж за незаметного осетина-сапожника», появление у молодоженов первенца, нареченного Иосифом; и невольно мелькает догадка: а не был ли он, сын сапожника, «нищим принцем»? Версия эффектная. Но она рассыпается в прах при первом же соприкосновении с фактами. Достаточно сказать, что Иосиф родился через несколько лет после свадьбы его родителей и был у них третьим сыном.
Однако, оказывается, Александр III – не единственный «претендент» на отцовство вождя народов! В очереди претендентов мы видим известного исследователя Центральной Азии М. Н. Пржевальского, тифлисского фабриканта Г. Г. Адельханова, горийского виноторговца Я. Эгнатошвили (другое написание – Егнатошвили), «влиятельного чиновника при царе», некоего «зажиточного князя» и «даже купца-еврея». Никаких доказательств на этот счет не приводится. И вряд ли они могут быть приведены. Поэтому мы должны исходить из имеющихся документов. А они свидетельствуют, что отцом И. В. Сталина был крестьянин Виссарион (Бесо) Иванович Джугашвили, родившийся в 1850 году в селении Диди-Лило.
Фамилия Джугашвили буквально означает «сын Джуги», но в Грузии нет имени Джуга, а в грузинском языке отсутствует слово с подобным корнем. Это значит: или данная фамилия не грузинского происхождения, или же первоначально она писалась иначе. Впервые вопрос о ее происхождении был поднят в 1939 году академиком И. Джавахашвили в его статье, которая так и называется – «О происхождении фамилии вождя народов». По его мнению, когда-то предки И. В. Сталина жили в кахетинском селении Джугаани и по его названию получили фамилию Джугашвили.
Между тем в архиве бывшего ГФ ИМЛ хранится рукопись статьи неизвестного автора под названием «Детские и школьные годы Иосифа Виссарионовича Джугашвили (Сталина)», которая содержит совершенно иное объяснение происхождения его фамилии:
«По рассказу Ольги Касрадзе (близко стоящей к семье И. В. Джугашвили-Сталина) и крестьян из селения Лило, – читаем мы здесь, – фамилия Джугашвили произошла, как они слышали от самого Виссариона, следующим образом: их прадед жил в горах Мтиулетии (современная Южная Осетия. – А. О.) и служил пастухом. Он очень любил животных, ревностно оберегал стадо от всяких невзгод и печалей, и поэтому ему дали прозвище Джогисшвили (что означает “сын стада”)». Это прозвище позднее трансформировалось в фамилию Джугашвили. Убедительность этой версии придает то, что она нашла свое отражение в воспоминаниях матери И. В. Сталина Екатерины Джугашвили, которая утверждала, что первоначально предки ее мужа именовались Берошвили13.
Екатерина Джугашвили[16] о сыне
В 1930 году, когда ей был уже 71 год, Екатерина Джугашвили, жившая в то время в Тифлисе, в бывшем дворце наместника, в скромной квартире одного из служащих, отвечала через переводчика на вопросы журналистов: «Сосо (Иосиф) всегда был хорошим мальчиком… Мне никогда не приходилось наказывать его. Он усердно учился, всегда читал или беседовал, пытаясь понять всякую вещь… Сосо был моим единственным сыном. Конечно, я дорожила им… Его отец Виссарион хотел сделать из Сосо хорошего сапожника. Но его отец умер, когда Сосо было одиннадцать лет… Я не хотела, чтоб он был сапожником. Я хотела одного, чтобы он стал священником»14.
В октябре 1935 года корреспондент газеты «Правда» Борис Дорофеев встретился с матерью И. В. Сталина. 21 октября Сталин, отдыхавший в Сочи, получил телеграмму от своего помощника А. Н. Поскрёбышева с текстом интервью.
«Из Москвы. 21/Х-1935 г. Сочи. Тов. Сталину.
По поручению Кагановича посылаю на утверждение сообщение для печати корреспондента Дорофеева о посещении товарищем Сталиным своей матери. Поскрёбышев.
Мать
Мы пришли в гости к матери Иосифа Виссарионовича Сталина. Три дня назад – 17 октября – здесь был Сталин. Сын. 75-летняя мать Кеке приветлива, бодра. Она рассказывает нам о незабываемых минутах.
– Радость? – говорит она. – Какую радость испытала я, вы спрашиваете? Весь мир радуется, глядя на моего сына и нашу страну. Что же должна испытать я, мать?
Мы садимся в просторной светлой комнате, посередине которой – круглый стол, покрытый белой скатертью. Букет цветов. Диван, кровать, стулья. Над кроватью – портреты сына. Вот он с Лениным, вот молодой, в кабинете.
– Пришел неожиданно, не предупредив. Открылась дверь – вот эта – и вошел, я вижу – он.
Он долго целовал меня, и я тоже.
– Как нравится тебе наш новый Тифлис? – спросила я.
Он сказал, что хорошо. Вспомнил о прошлом, как жили тогда. Я работала поденно и воспитывала сына. Трудно было. В маленьком темном домике через крышу протекал дождь и было сыро. Питались плохо. Но никогда, никогда я не помню, чтобы сын плохо относился ко мне. Всегда забота и любовь. Примерный сын!
Весь день провели весело. Иосиф Виссарионович много шутил и смеялся, и встреча прошла радостно.
Мы прощаемся. Новый Тифлис бурлит, сверкает и цветет. А в памяти еще звучат слова матери:
– Всем желаю такого сына!
Борис Дорофеев».
На телеграмме адресат начертал: «Не берусь ни утверждать, ни отрицать. Не мое дело. Сталин».
23 октября заметка была опубликована в «Правде». Но уже через несколько дней в Москву полетела телеграмма:
«ЦКВКП(б).
Молотову, Кагановичу, Андрееву, Жданову, Талю.
Прошу воспретить мещанской швали, проникшей в нашу центральную и местную печать, помещать в газетах “интервью” с моей матерью и всякую другую рекламную дребедень вплоть до портретов. Прошу избавить меня от назойливой рекламной шумихи этих мерзавцев.
Сталин.
№ 122. 29/Х.35 г.»15
Глава 2
Семинарист
И. В. Сталин: В 1894 году Сталин окончил училище и поступил в том же году в Тифлисскую православную духовную семинарию…
В 1896–1897 годах Сталин стоит во главе марксистских кружков в семинарии16.
Л. Д. Троцкий[17]: Еще острее, чем в подготовительном училище, должен был Иосиф ощущать в семинарии свою бедность. «Денег у него не было, – упоминает вскользь Гогохия, – мы же получали от родителей посылки и деньги на мелкие расходы».
За те два часа, которые дозволялось провести вне стен школы, Иосиф не мог позволить себе ничего из того, что было доступно сыновьям более привилегированных семей. Тем необузданнее были его мечты и планы на будущее, тем резче сказывались основные инстинкты его натуры в отношении к товарищам по школе.
«Как мальчик и юноша, – свидетельствует Иремашвили, – он был хорошим другом для тех, кто подчинялся его властной воле». Но только для тех. Деспотичность проявлялась с тем большей свободой в кругу товарищей, чем больше приходилось сдерживать себя пред лицом наставников. Тайный кружок, отгороженный от всего мира, стал естественной ареной, на которой Иосиф испытывал свою силу и выносливость других.
«Он ощущал это, как нечто противоестественное, – пишет Иремашвили, – что другой соученик был вождем и организатором группы… тогда как он читал большую часть рефератов». Кто осмеливался возражать ему или хотя бы пытался объяснить ему что-либо, тот неминуемо накликал на себя его «беспощадную вражду». Иосиф умел преследовать и мстить. Он умел ударить по больному месту. При таких условиях первоначальная солидарность кружка не могла продержаться долго. В борьбе за свое господство Коба, «со своим высокомерием и ядовитым цинизмом, внес личную склоку в общество друзей». Эти жалобы на «ядовитый цинизм», на грубость и мстительность мы услышим затем на жизненном пути Кобы много-много раз17.
И. В. Сталин: В революционное движение я вступил с пятнадцатилетнего возраста, когда я связался с подпольными группами русских марксистов, проживавших тогда в Закавказье. Эти группы имели на меня большое влияние и привили мне вкус к подпольной марксистской литературе18.
А. В. Островский: Если учесть, что официальной датой рождения И. В. Сталина считался 1879 год, получается, что он познакомился с революционным подпольем и стал приобщаться к марксизму в 1894–1895 годах, то есть сразу же по поступлении в Тифлисскую духовную семинарию. Между тем… к этому времени в Тифлисе еще не было «подпольных групп русских марксистов».
Утверждая в 1931 году, что к революционному движению его приобщили «русские марксисты, проживавшие тогда в Закавказье», И. В. Сталин не назвал ни одного из своих наставников…
28 июля 1896 года одно из его стихотворений появилось на страницах газеты «Квали». В этом же году он становится читателем «Дешевой библиотеки» и членом ученического кружка, который возглавлял старшеклассник Сеид Девдориани.
«Нас, – вспоминал С. Девдориани, – некоторых учеников ввиду слабого здоровья перевели из общежития на отдельную квартиру. Там вместе очутились я и Сосо. Сразу после знакомства я предложил ему вступить в кружок. Он обрадовался и согласился. <…> Прекратилось сочинение стихов. Кружок был нелегальный. Организовался он с конца 1896 года по моей инициативе. Сосо вступил в него в конце того же года, осенью».
Исходя из этого, можно утверждать, что приобщение И. В. Джугашвили к нелегальной деятельности началось не ранее осени 1896 года, когда ему шел уже восемнадцатый год…
Несмотря на то что кружок действовал нелегально, его члены читали и обсуждали совершенно легальные издания. Дело в том, что будущих священников стали интересовать вопросы, которые выходили за пределы богослужебной литературы. Между тем чтение светской литературы в семинарии было запрещено. <…>
30 ноября 1896 года в кондуитном журнале появилась запись: «Джугашвили… оказывается, имеет абонементный лист из “Дешевой библиотеки”, книгами из которой он и пользуется. Сегодня я конфисковал у него сочинение В. Гюго “Труженики моря”, где и нашел названный лист. Помощник инспектора С. Мураховский».
На это сообщение последовала резолюция инспектора семинарии иеромонаха Гермогена: «Наказать продолжительным карцером, мною был уже предупрежден по поводу посторонней книги “93-й год” В. Гюго».
Запись з марта 1897 года: «В 11 час. вечера мною отобрана у Джугашвили Иосифа… книга “Литературное развитие народных масс” Летурно, взятая им из “Дешевой библиотеки”. В книге оказался и абонементный лист. Читал названную книгу Джугашвили на церковной лестнице. В чтении книг из “Дешевой библиотеки” названный ученик замечен уже в третий раз. Книга представлена мною инспектору. Мураховский».
Резолюция: «По распоряжению ректора – продолжительный карцер и строгое предупреждение».
Первоначально занятия кружка имели бессистемный характер. Затем было решено разработать программу, то есть определить круг и последовательность изучения отдельных вопросов и книг. В связи с этим в кружке возникли первые разногласия.
«Разногласия, – утверждал С. Натрошвили, – выявились, как я припоминаю, когда Сосо был в третьем классе, в апреле 1897 года, и были связаны с составлением программы занятий кружка». На связь первых разногласий с разработкой подобной программы указывал в своих воспоминаниях и Сеид Девдориани, но относил их к концу 1897 года.
Суть этих разногласий сводилась к тому, что С. Девдориани считал необходимым сохранение общеобразовательного характера кружка, а Сосо Джугашвили настаивал на том, чтобы первое место в программе заняли общественно-политические вопросы. Программа была составлена в соответствии с предложениями Сеида Девдориани19.
Р. Такер: У молодого Джугашвили начали проявляться скрытность и угрюмая отчужденность, характерные для него в более поздние годы. Приобрел он известность и тем, что легко обижался даже на шутки. Серго Орджоникидзе, соратник по революционной работе в Грузии, вспоминал, что Сосо имел «обидчивый характер» еще в юности, и что друзья по Тифлисской семинарии удивлялись по поводу этой, по их мнению, совершенно негрузинской черты характера Джугашвили. «Коба не понимает шуток, – с грустью говорили они. – Странный грузин – не понимает шуток. Отвечает кулаками на самые невинные замечания»20.
Л.Д. Троцкий: «Что ему доставляло сторонников, – говорит Иремашвили, – это страх перед его грубым гневом и его злобным издевательством. Его сторонники отдавались его руководству, потому что чувствовали себя надежно под его властью… Только такие человеческие типы, которые были достаточно бедны духовно и склонны к драке, могли стать его друзьями…»
Неизбежные результаты не заставили себя ждать. Одни из членов кружка отошли, другие всё меньше принимали участие в прениях. «Две группировки за и против Кобы сложились в течение нескольких лет; из деловой борьбы выросла отвратительная личная склока». Это была первая большая «склока» на жизненном пути Иосифа, но не последняя. Их еще много предстоит впереди.
Нельзя не рассказать здесь, далеко забегая вперед, как Сталин, тогда уже генеральный секретарь, нарисовав на одном из заседаний Центрального комитета удручающую картину личных интриг и склок, развивающихся в разных местных комитетах партии, совершенно неожиданно прибавил: «Но эти склоки имеют и свою положительную сторону, так как ведут к монолитности руководства». Слушатели удивленно переглянулись, оратор безмятежно продолжал свой доклад. Суть этой «монолитности» уже и в юные годы не всегда отождествлялась с идеей. «Дело для него, – говорит Иремашвили, – шло совсем не о нахождении и установлении истины; он оспаривал или защищал то, что прежде утверждал или осуждал. Победа и торжество имели для него гораздо большую цену…»