Крайние политические взгляды Кобы не сложились, продолжает Иремашвили, в результате «объективного изучения», а явились «естественным продуктом его личной воли к власти, физически и духовно владевшего им беспощадного честолюбия». За несомненным пристрастием в суждениях бывшего меньшевика нужно уметь найти ядро истины: в духовной жизни Сталина личная практическая цель всегда стояла над теоретической истиной, и воля играла неизмеримо большую роль, чем интеллект.
Иремашвили делает еще одно психологическое замечание, которое, если и заключает в себе элемент ретроспективной оценки, остается всё же крайне метким: Иосиф «видел всюду и во всем только отрицательную, дурную сторону и не верил вообще в какие бы то ни было идеальные побуждения или качества людей». Эта важнейшая черта, успевшая обнаружиться уже в молодые годы, когда весь мир еще остается обычно покрыт пленкой идеализма, пройдет в дальнейшем через всю жизнь Иосифа как ее лейтмотив. Именно поэтому Сталин, несмотря на другие выдающиеся черты характера, будет оставаться на заднем плане в периоды исторического подъема, когда в массах пробуждаются их лучшие качества бескорыстия и героизма, и, наоборот, его циническое неверие в людей и способность играть на худших струнах найдут для себя простор в эпоху реакции, которая кристаллизует эгоизм и вероломство21.
И. В. Сталин: В семинарии, где была установлена строгая слежка за «подозрительными», начинают догадываться о нелегальной революционной работе Сталина. 29 мая 1899 года его исключают из семинарии22.
А. В. Островский: 29 мая 1899 года появилось решение об исключении И. В. Джугашвили из семинарии. Оно гласило: «Увольняется из семинарии за неявку на экзамены по неизвестной причине».
Но как можно исключить человека из учебного заведения, не зная причин его отсутствия на экзаменах? Ведь они могли быть и уважительными. К тому же нередко воспитанников, не сдавших экзамены, оставляли на второй год. Учитывая это, можно с полным основанием утверждать, что официальная версия имела чисто формальный характер и должна была скрыть какую-то другую причину отчисления.
Как объяснял произошедшее сам И. В. Джугашвили? В «литере Б» от 13 июля 1902 года, заполненной в батумской тюрьме, мы читаем: «До пятого класса воспитывался на казенный счет, после была потребована плата за обучение и за содержание как не из духовного звания, за неимением средств вышел из училища». 15 марта 1913 года в Петербургском ГЖУ на вопрос «Где обучался?» И. В. Джугашвили дал подобный же ответ: в 1894 году «поступил в духовную семинарию, из которой вышел, не окончив курс, в 1899 году по неимению средств, так как был лишен казенной стипендии».
В 1932 году в одной из анкет И. В. Сталин сформулировал другую версию своего отчисления: «Вышиблен из православной духовной семинарии за пропаганду марксизма». Эта версия была включена в его «Краткую биографию» и с тех пор приобрела хрестоматийный характер…
Однако всему этому противоречит тот факт, что в справке об окончании И. В. Джугашвили четырех классов семинарии фигурирует оценка «пять» по поведению. Маловероятно, чтобы воспитанник, исключенный из духовной семинарии «за пропаганду марксизма», получил подобную оценку, особенно если учесть его оценки по поведению за последние два года пребывания в семинарии.
Известна еще одна версия, исходившая от Екатерины Джугашвили, которая утверждала, что она сама забрала сына из семинарии, потому что у него начался туберкулез и возникла необходимость его лечения. Если бы это действительно было так, данная причина нашла бы свое отражение в решении Правления семинарии об отчислении И. В. Джугашвили, а ему самому в 1902 году и позднее не нужно было бы придумывать другое объяснение.
Таким образом, вопрос о причинах его исключения из семинарии пока остается открытым»23.
Нельзя не отметить, что И. В. Сталин на допросах и при заполнении полицейских формуляров не мог с точки зрения профессионального революционера признавать свое участие в нелегальной работе или подпольном рабочем движении, в том числе и в молодые годы. По сложившейся к началу XX века практике большевик, в случае задержания полицией, не должен был давать каких-либо признательных показаний. Так что версия отчисления из семинарии, изложенная Иосифом Джугашвили на очередном допросе (невозможность оплачивать дальнейшее обучение), вполне укладывается в существовавшую тогда практику взаимоотношений большевиков со следственными органами Российской империи. Положительные оценки семинариста как по профильным предметам, так и по поведению косвенно подтверждали для полиции изложенную им самим версию отчисления.
Еще одну версию о причине исключения И. В. Джугашвили из семинарии выдвинул доктор исторических наук Б. С. Илизаров в книге «Тайная жизнь Сталина. По материалам его библиотеки и архива. К историософии сталинизма» (М., 2003). Он пишет: «.В романе Владимира Успенского, в котором густо перемешаны слухи, россказни, домыслы и факты, говорится, что на родине вождя якобы помнили о его неблаговидном поступке: “Речь шла об изнасиловании несовершеннолетней девушки, из-за чего, мол, Джугашвили выгнали из семинарии, а близкие и знакомые подвергли его презрению”. Очень может быть, что именно эта история, о которой семинарское начальство по понятным причинам предпочитало не распространяться, и послужила той отправной точкой, с которой начинается реальный отсчет революционной судьбы Кобы».
В качестве доказательства Б. С. Илизаров ссылается на обнаруженное им в личном фонде И. В. Сталина письмо некоей гражданки Михайловской, пересланное НКВД заведующему канцелярией Генерального секретаря ЦК ВКП(б)
А.Н. Поскрёбышеву. На сопроводительной записке рукописная резолюция: «Архив».
Воспроизведем текст письма практически полностью.
«Многоуважаемый товарищ Сталин.
Игрой судьбы, или игрой стечения обстоятельств я являюсь родной теткой мужа очень близкого Вам по крови человека. Если вы помните Вашу юность и раннюю молодость (а это никогда не забывается), то Вы, конечно, помните маленькую черноглазую девочку, которую звали Пашей. Она Вас хорошо помнит. Мать Ваша говорила по-грузински, и эта Паша эти слова запомнила: “Милая дорогая детка”.
Я познакомилась с Пашей и ее матерью в первые годы Революции. Это была высокая стройная черноокая красавица-грузинка со смелым и открытым взглядом. На мой вопрос к ее матери, почему Паша такая черненькая, так как мать ее была светлая, мать Паши ответила, что отец ее грузин. Но почему же вы одни? На этот вопрос мать Паши ответила, что отец Паши посвятил себя служению народу, и это Вы, Сталин. Эта Паша послала свои детские карточки через секретариат Вам, но они, кажется, к Вам не попали.
Откуда я всё это знаю? Позавчера ко мне приходит высокая женщина в платочке, скромно одетая. Паша, как вы изменились, похудели? На эти мои вопросы она ответила: муж умер, ребенок мой умер, мать, которая была единственным близким человеком, – и ту недавно похоронила. Я одна, одна на целом свете – и заплакала. Я приехала в Москву, чтобы выполнить завет матери, передать свои детские карточки тов. Сталину. На мой удивленный вопрос: а разве он вас знает? – она ответила: даже очень хорошо, когда я была маленькая.
Я внимательно взглянула на Пашу и вижу, что у нее Ваше лицо, товарищ Сталин. То же общее выражение открытого смелого лица, те же глаза, рот, лоб. Мне стало ясно, что Паша близка Вам по крови. Сестра или дочь, или племянница. Но оставлять ее в таком положении нельзя. В дни молодости Вы пережили немало и поймете, что значит нужда. А Паша, потеряв мать, впала в такое отчаяние, что забросила работу, она машинистка. Забросила свои дела и лишилась даже площади. Я сказала Паше, что попасть к тов. Сталину трудно. Паша сказала: я хочу на него только взглянуть, чтобы мне вернули мою площадь. Паша как-то умудрилась ее потерять.
Она тщетно пытается добиться с Вами свидания с 20 марта, и ее письмо к Вам, товарищ Сталин, и ее детские карточки до сего времени находятся в секретариате. Она значится под фамилией моего племянника: Прасковья Георгиевна Михайловская.
Но вот несчастье, она пропала. Она вчера ушла от меня в 10 утра и не вернулась. Весь день и всю ночь я прождала ее. Страшно беспокоюсь, не случилось ли несчастье с ней. Она могла попасть под трамвай, желая добиться свидания с Вами, она, доведенная тщетностью этого, могла покончить собой. Что с Пашей, где она, помогите разыскать ее. В Вашем секретариате с ее детскими карточками может быть указан ее адрес, где она проживала в Москве. Там ее дальше без прописки не держат. Я предложила ей временно поселиться ко мне. Ходила в домоуправление в 6 веч. – домоуправление] на замке. На следующий день несу ее паспорт ею утра – опять та же картина, заперто. Днем не могла потому предъявить, что Паша ушла с паспортом и не вернулась. Она всегда живет в Рудне Саратовской губернии.
Ради Вашей матери, которой была близка эта девочка в прошлом, нужно найти, куда она пропала. Очень жаль, что Вы не видели Пашу, когда я ее увидела первый раз – восемнадцатилетняя красавица. Смерть ее матери очень ее изменила. Кто бы она Вам ни была – племянница, сестра, но поразительное с Вами сходство доказывает, что она близка Вам по крови. К Вашему сведению сообщаю, что своей молодостью и красотой Паша не торговала, а всегда жила честным трудом, и потому такой родственницей можно гордиться. Теперь я понимаю, почему мне всегда казалось, что где-то раньше я знала Вас. Это выражение смелого открытого лица и есть выражение Ваше и Паши, если в прошлом Паше, как и Вам, пришлось пережить немало. Необходимо разыскать, где сейчас Паша, и дать ей отдохнуть.
По Вашему приказанию Пашу разыскать нетрудно. Она каждый день звонит в секретариат. [Надо] предложить ей, чтобы она пришла. Если, конечно, она жива и с ней не случилось несчастье. У меня ее вещи, подушка и одеяло, и то, что она не пришла ночевать, меня страшно беспокоит.
М. Михайловская»24.
Глава 3
Революционер-подпольщик: от Тифлиса до Баку
Л.П. Берия[18]: Первой марксистской социал-демократической организацией в Грузии была «Месаме-даси». Основной группой «Месаме-даси», которая проповедовала марксизм в грузинской легальной печати (газеты «Квали», «Моамбе») в Тифлисе, представлявшем тогда центр всего Закавказья, была группа Ноя Жордания (1893–1898).
Название «Месаме-даси» (что значит в переводе «3-я группа») было дано писателем Г. Церетели. <…>…В эту группу в 1897 году вступил Ладо Кецховели, а в 1898 году – товарищ И. Сталин, внеся новое, революционное в жизнь группы…
Меньшинству (тт. Сталину, Кецховели, Цулукидзе) в решительной борьбе с большинством «Месаме-даси», расширяя свое влияние в рабочих социал-демократических кружках в 1899–1900 годах, удается перевести тифлисскую социал-демократическую организацию на массовую агитацию и политическую борьбу против самодержавия. Эта группа (меньшинство «Месаме-даси») послужила зародышем революционной социал-демократии…
Разногласия между большинством и меньшинством «Месаме-даси», возникшие в 1898–1900 годах, превратились в общие разногласия по вопросам большевизма и меньшевизма после II съезда партии, главным образам с конца 1904 и в начале 1905 года.
Большинство «Месаме-даси» во главе с Н. Жордания, особенно после отхода Плеханова к меньшевикам, определилось на позициях меньшевизма, а меньшинство – ленинско-искровская группа «Месаме-даси» стала на позиции большевизма и в конце 1904 года, под руководством товарища Сталина, оформилась как ленинская большевистская организация25.
А. В. Островский: Имеются сведения, что С. Джибладзе познакомил Сосо с Калистратом Гогуа и «поручил ему составить для Сталина рабочий кружок, в котором (кружок был создан из молодых железнодорожников) Сталин и начал тогда же социал-демократическую пропаганду среди рабочих». По свидетельству А. Окуашвили, первыми учениками Сосо Джугашвили были не грузинские, а русские рабочие-железнодорожники.
В 1898 году Сосо Джугашвили действительно руководил в железнодорожном депо кружком, в состав которого входили Василий Баженов, Алексей Закомолдин, Леон Золотарёв, Яков Кочетков, Пётр Монтин (Монтян). Возможно, в этот кружок входил и рабочий Н. Выгорбин, который относил свое знакомство с И. В. Джугашвили к весне 1898 года.
Что к этому времени представляли собой взгляды Сосо Джугашвили, мы не знаем. Точно так же нам ничего не известно и о том, где, когда и как он впервые познакомился с марксизмом.
Если же обратиться к каталогу «Дешевой библиотеки», изданному в 1896 году, то из него явствует, что в библиотеке имелись только одно произведение К. Маркса, «Критика некоторых положений политэкономии», и книга Н. И. Зибера «Давид Рикардо и Карл Маркс в их общественно-политических исследованиях», а также три рецензии на Маркса из «Вестника Европы».
Вероятнее всего, с этих работ и началось знакомство И. Джугашвили с марксизмом. «Если не ошибаюсь, – писал С. Натрошвили, – это было в 1898 году, когда мы прочитали на русском языке и изучили книгу Каутского “Экономическое учение Карла Маркса”».
К марту 1898 года С. Натрошвили относил и первое знакомство с «Капиталом». Это дает основание думать, что до четвертого класса Сосо в лучшем случае был знаком с марксизмом лишь в интерпретации Н. Зибера. А это значит, что решающий поворот в его идейной эволюции произошел не ранее 1898 года26.
Л. Д. Троцкий: В 1900 году Ленин, едва закончив сибирскую ссылку, отправляется за границу с намерением основать революционную газету, чтобы при ее помощи сплотить разрозненную партию и окончательно перевести ее на рельсы революционной борьбы. Одновременно старый революционер инженер Виктор Курнатовский, близко посвященный в эти планы, направляется из Сибири в Тифлис. Именно он, а не Коба, как утверждают теперь византийские историки, вывел тифлисскую социал-демократию из «экономической» ограниченности и придал более революционное направление ее работе…
Основанная Лениным за границей газета «Искра», сторонники которой стали называться искровцами, имела в лице Курнатовского своего главного представителя на Кавказе. Старые тифлисские рабочие вспоминают: «К Курнатовскому обращались все товарищи во время всяких споров и дискуссий. Его выводы и заключения всегда принимались без возражения…»
В 1900 году возникает – несомненно, по инициативе Курнатовского – тифлисский Комитет социал-демократической партии, состоявший из одних интеллигентов. Коба, видимо, подпавший вскоре, как и другие, под влияние Курнатовского, не был еще включен в Комитет, который продержался, впрочем, недолго. С мая по август проходит волна стачек на тифлисских предприятиях; в железнодорожных мастерских в числе стачечников числятся слесарь Калинин, будущий председатель Советской республики, и другой русский рабочий, Аллилуев, будущий тесть Сталина.
На севере открылась тем временем полоса уличных выступлений, инициатива которых принадлежала студентам. Крупная первомайская демонстрация в Харькове в 1900 году поднимает на ноги большинство рабочих города и порождает эхо изумления и восторга во всей стране. За Харьковом следуют другие города. «Социал-демократия поняла, – пишет жандармский генерал Спиридович, – огромное агитационное значение выхода на улицу. Отныне она берет инициативу демонстраций на себя, привлекая к ним всё больше рабочих.
Нередко уличные демонстрации вырастают из стачек». Тифлис отстает ненадолго. Первомайский праздник – не забудем, что в России царит еще старый календарь – ознаменовался 22 апреля 1901 года уличной демонстрацией в центре города, в которой приняло участие около двух тысяч человек. Во время столкновения с полицией и казаками ранено четырнадцать и арестовано свыше пятидесяти демонстрантов. «Искра» не преминула отметить важное симптоматическое значение тифлисской демонстрации: «С этого дня на Кавказе начинается открытое революционное движение».