– Блин, повезло же, – обиженно сказал Новоков, когда его пробка исчезла в кармане Артема.
После Артем еще два раза бил и оба удачно. Он возвратил себе «Фазана» и одного «Старикана». Четвертый раз пробка не захотела поворачиваться лицом, и очередь перешла к Савощуку. В течение игры к ним подошли еще пара ребят из параллельного – Генка и Вадим, – которые тоже поставили свои пробки. Игра пошла по нарастающей. В итоге часа через два Артем насчитывал уже двенадцать выигранных пробок: там были и «Короны», и «Фазаны», и «Стариканы», и «Будвайзер», и даже одна редкая с головой оленя. Он хорошо играл и любил это, ну и просто сегодня ему везло, включая жвачку и монеты.
После игры все разошлись с разными настроениями по домам. Артем пришел домой в восторге, на столе его ждала записка от мамы, в которой были указания, что покушать, что где стояло и что требовалось разогреть. На обед был вкусный суп с курицей и котлета с пюре, после этого он еще наелся хлеба со смородиновым вареньем. Варенья было много, его делала бабушка; все пространство под диваном было заставлено одно- и двухлитровыми банками, запас имелся на всю зиму. Все произрастало на участке под Можайском, тот самый дом в деревне и участок в 24 сотки, где было полно клубники, смородины, малины и много-много чего еще и где трудились несколько семей все лето, но это отдельная глава. Артем, покушав и взяв машинки, пошел в соседнюю четырнадцатиэтажку к Толику, меняться. Толик был дома и сразу открыл.
– А, это ты, Тёма. Заходи, родителей нет. Машинки принес?
– Да, принес.
– Разувайся обязательно, пошли в мою комнату.
Толик был пухленький, розовощекий малый, одного роста с Артемом. Жил на пятом этаже в трехкомнатной квартире-распашонке, где две комнаты выходили на одну сторону дома, а третья – на другую, это и была комната Толика. В ней стояла кровать, шкаф с прозрачными стеклянными дверцами и письменный стол, примерно такой же, какой стоял у Артема дома. За стеклом дверцы шкафа на полке стояли вожделенные индейцы из твердого каучука в приличном количестве и с антуражем в виде горной долины с ручьем, сделанным из папье-маше. Демонстрировалась часть какого-то сражения, и фигурки индейцев изображали разные сцены: кто бросал копье, кто топор, кто стрелял из лука, кто из ружья и т. д.
– Нравится? – спросил Толик, видя, как Артем уставился на содержимое шкафчика. – Мне родственник привез год назад из Англии, но я сейчас индейцев не коллекционирую и перешел на машинки. Хочешь, покажу?
– Давай.
Толстый Толик встал на четвереньки и пополз под диван, из-под которого он достал плоскую большую коробку, покрытую черной бархатистой тканью, после чего поставил с любовью ее на письменный стол и открыл со словами:
– Это моя коллекция автомобилей.
Внутри коробка делилась на отсеки – около двадцати, – и почти в каждом отсеке была машинка. Там были гоночные болиды, полицейские авто, грузовики с прицепами, даже мотоциклы, штук семь отделений были пустыми.
– Смотри, – сказал Толик, взяв одну машинку, – какие у нее рессоры. – И уронил с высоты пятнадцати сантиметров на стол. Машинка подпрыгнула несколько раз. Он еще пару раз проделал это с передней осью и задней, после чего наклонился и запустил машинку по паркетному полу – машинка с шумом промчалась.
– Дай я попробую, – попросил Артем.
– Пожалуйста, пробуй, только осторожно, не сломай.
Артем взял в руки машинку и прочитал с тыльной стороны гравировку: «Мейд ин Тайвань», после чего проверил рессоры и был впечатлен.
– Да, здорово. Посмотри мои, у них тоже хорошая амортизация. – Он выставил на стол свои три машинки и после этого спросил: – А можно я сам индейцев выберу?
– Да, выбирай, – сказал Толик, взяв у Артема машинки и увлеченно рассматривая их по очереди. Глаза при этом у него заблестели, видимо, он был доволен обменом.
Артем выбрал трех индейцев – таков был предварительный уговор – и выставил их на стол рядом с машинками. Сделка состоялась. Артем осматривал фигурки индейцев: они могли менять поворот головы, сгибать и разгибать руки и ноги, можно было вытащить и вставить лук со стрелами и ружье. Он тоже был доволен. Толик уже поставил машинки себе в коробку и добавил:
– Еще немного, и у меня будет полная коллекция.
– Отлично, а у меня теперь двенадцать индейцев, вот только пейзажа такого нет, как у тебя, но со временем будет.
– Да-а, – протянул Толик.
– Ну ладно, я пойду, спасибо. В школе увидимся.
– Пока, – сказал Толик, открывая дверь, – я еще уроки не делал.
– Я тоже пока еще не делал. – Артем попрощался и ушел.
Артем вернулся домой в отличном расположении духа: ему сегодня с самого утра везло, что бывало крайне редко. Он расставил индейцев на книжной полке – получилась маленькая армия. Потом он вспомнил, что мама просила купить хлеба, и помчался в булочную. Купил батон белого за 18 копеек, полбуханки бородинского и две булочки себе, по 3 копейки каждая, отстояв очередь в десять человек. После чего, придя домой, без особого удовольствия занялся уроками.
На уроки ушло часа два. За это время он порешал задачки по алгебре и выучил – хорошо, как ему казалось – стихотворение по литературе. Однако прекрасно выученное и рассказанное стихотворение дома не давало никакой гарантии такого же результата в классе перед учительницей и ребятами. Остальную часть вечера он провел играя с индейцами и читал чешские сказки Божены Немцовой, ожидая прихода родителей с работы. Затем рано, часов в девять вечера, сразу после «Спокойной ночи…», которую он не смотрел, но слушал вполуха по старой привычке, лег спать. Так прошел очередной день в жизни Артема Репкина.
Глава III
Родители
Невозможно отразить полный портрет Артема без рассказа о его родителях и семье. Родители Артема были люди интеллигентные и высокоморальные, души не чаяли в своем ребенке. Они создали вокруг него ауру доброты и тепла и воспитывали его по науке. У них дома было много книжек по правильному воспитанию детей с дошкольного возраста и выше. Но, конечно, все это было с учетом слабого здоровья Артема.
Мама прививала ему любовь к искусству, живописи, музыке и ходила с ним в Третьяковскую галерею, на выставки, на концерты классической музыки. Благодаря ее увлечению, огромное количество литературы по искусству и поэзии хранилось в так называемой стенке и книжных шкафах. Она была женщина серьезной, простой, открытой и прямолинейной, говорила всегда громко и уверенно, возможно, отчасти от рода занятий. Она преподавала в Московском авиационном институте экономику студентам, который сама в свое время окончила. Артем всегда чувствовал себя с мамой уверенно, где бы они ни были: на выставке, в гостях или на каникулах на отдыхе.
В свободное время она писала стихи, особенно любила это делать на какие-нибудь мероприятия, такие как юбилеи, торжества или значимые события. Она была локомотивом домашнего и семейного очага. Почти все, что делалось и происходило у них дома и в жизни, происходило по ее инициативе, будь то поездка в Среднюю Азию, в Самарканд, или покупка мебели в квартиру. Она была из простой семьи. Ее мама, бабушка Артема, работала в Институте Курчатова, отчим работал стеклодувом на стекольном производстве, а брат, окончивший пищевой институт, был инженером в одном из КБ. Раньше они все втроем жили в районе м. «Сокол», куда мамина мама переехала сразу после войны.
Папа Артема был человеком с разносторонними интересами и, несомненно, одаренным. Он был мягким, добродушным и веселым, но при этом очень вспыльчивым, мог сорваться и психануть по поводу и без повода. Он тоже, как и мама, окончил Московский авиационный институт, где они, кстати, и познакомились. Работал на закрытом заводе инженером-конструктором, как тогда говорили, на «почтовом ящике». До этого работал в конструкторском бюро им. Лавочкина, что находится в г. Химки, запускал спутники.
Он был от природы физически абсолютно здоровым человеком и никогда не болел. Как парадокс, при этом прочитал огромное количество книг по здоровому образу жизни и покупал новые каждую неделю. Особенно он любил покупать журнал «ЗОЖ» (Здоровый образ жизни). Дважды в неделю он ходил на занятия по каратэ, которые в те годы стали очень модны, и несколько раз брал с собой на тренировки Артема, чтобы тот смотрел и приобщался. Он купался весь сезон в прудах в Покровское-Стрешнево, аж до первого снега, прыгал в воду, ломая тонкий осенний лед.
Природа наградила его особыми талантами. Первый – это дар рассказчика. Когда он начинал что-то где-то (при соответствующей обстановке) рассказывать, то сразу собиралась толпа народу и все слушали, настолько интересно это было. А второй дар – и, наверное, основной – это искусство фокусов. Да, он был иллюзионистом-любителем. В студенческие годы он участвовал в самодеятельности и добился известности в узких кругах, но в профессиональные иллюзионисты не пошел. Главное в его выступлениях, оставив секреты, было делать трюк так свободно и легко, как будто бы это было естественное продолжение движений или жестов. За это он был уважаем даже великими мастерами, Арутюном Акопяном, например. Также пользовался почтением у древнего старца, последнего факира России, как он себя называл, Лонго. В тот момент Дмитрию Ивановичу было около восьмидесяти лет, и он с друзьями ездил на консультации к нему домой.
Вращаясь в этой сфере, он встречался со многими знаменитостями, как настоящими, так и будущими. Например, с Владимиром Высоцким, Николаем Губенко, который впоследствии стал министром культуры. Но в профессионалы, как уже было сказано выше, папа Артема не пошел, а по жизненной необходимости пошел работать на предприятие. Выступления же, он оставил для узкого круга, родственников и близких знакомых. И ни одно мероприятие не обходилось без его великолепного выступления, всегда заканчивающегося овациями и просьбой рассказать секреты проделанного фокуса, чего он никогда, как истинный иллюзионист, не делал. Таким был папа Артема, который воспитывал сына и прививал ему в первую очередь стремление к занятиям спортом. Тем самым пошел наперекор врачам, которые предписывали Артему практически постельный режим с прогулками на свежем воздухе и готовы были выписать ему постоянное освобождение от физкультуры.
С папой Артем освоил дыхательную гимнастику Стрельниковой и Бутейко, дыхание йогов и многое другое, что постепенно превратило его в полноценного человека, а занятия конькобежным спортом и боксом добавили физической крепости. Артем стал приобщаться к бегу, бегал трусцой. Сначала понемногу – по 300–500 метров, – потом километр, два, три. Постепенно, с годами, стал бегать по пять – десять километров и более, часто вместе с папой. «Ни дня без гимнастики» – вот что стало его жизненным кредо.
Это требовало большой силы воли, и она у Артема была. Еще у него было упрямство, и оно ему часто помогало, когда так не хотелось иногда делать гимнастику. Папа Артема всегда говорил, что «организм – это ленивое создание, стремящееся к горизонтальному положению, и его нужно все время подстегивать с помощью кнута». Артем это навсегда запомнил. Они вместе ходили на рыбалку – как летнюю, так и зимнюю, – катались на лыжах и ездили в походы в горы на Кавказ, в Кисловодск и Терскол, где лазили по горам и пещерам и катались на горных лыжах. И именно папа посоветовал сыну вести дневник своей жизни.
Такие были его родители, и так строилась жизнь маленького Тёмы. В семье было полное взаимопонимание и благополучие, поэтому неудивительно, что он больше времени проводил с родителями, чем с друзьями. Так сложились обстоятельства, и он был этим очень доволен, его все устраивало в этой жизни.
Глава IV
Первые дни в Аргентине
Звук работающих двигателей за бортом самолета слился в отдаленный, единый и еле слышный монотонный гул. Артем только что поужинал и с интересом смотрел в иллюминатор, несмотря на то, что время было позднее, судя по часам. Они пролетали над Центральной Европой. Небо было безоблачным, и с высоты в десять тысяч метров был виден город с мириадами огней, проспектами, улицами и переулками. Все они были хорошо освещены и казались сверху тоненькими, светящимися ниточками. Когда город закончился, ниточка дорожных огней повела к другому населенному пункту (которых было великое множество), а от него к другому и так далее, превращая все пространство под ними в светящуюся паутину, уходящую до горизонта. В Европе нет таких гигантских расстояний, как в России, и к тому же плотность населения является очень высокой, как и плотность населенных пунктов. Поэтому с высоты в данный момент все это представлялось великолепным зрелищем, которое сейчас он и наблюдал.
– Скажите, – обратился Артем к стюардессе проходящей мимо, – где мы сейчас пролетаем и что там внизу за город?
– Австрия, Вена, – коротко ответила она, для нее это было обычным рабочим моментом.
«Как здорово, – подумал Артем, – в Москве сейчас идет снег с дождем, а здесь нет даже облаков». Он еще долго любовался ночным пейзажем и через некоторое время даже различил великолепный фонтан, подсвеченный множеством огней, наверное, женевский, ведь от Вены до Женевы было недалеко. После сон-таки одолел его и он задремал. Время было около полуночи. Позже сквозь сон он услышал из динамика:
– Просьба всем пристегнуть ремни и выпрямить спинки кресел. Наш самолет совершит посадку на Острова Зеленого Мыса.
Он сладко потянулся, разминая затекшие мышцы, и посмотрел на часы: было два часа ночи. Они стали снижаться, самолет маневрировал и время от времени в салоне возникало чувство невесомости. Посадка прошла великолепно и по традиции в конце были овации пилоту. Им сообщили, что самолет совершит дозаправку, которая займет полтора часа, и все это время они проведут в здании аэропорта. Также сообщили, что температура воздуха 26 градусов.
«Обалдеть!», «Вот это да!», «И это ночью», – пронеслось по салону.
Артем вышел вместе со всеми и спустился по трапу в слабых мерцающих огнях аэропорта. Что сразу почувствовалось при выходе из салона самолета, так это горячий и сухой, как из калорифера, воздух. Настолько горячий, что, пока они дошли пешком до здания аэропорта, которое находилось в двухстах метрах, у него прошел насморк и он к тому же вспотел, несмотря на то, что был в одной рубашке. Сам аэропорт не выглядел внушительно, мягко говоря. Вокруг было бескрайнее поле, а вернее пустыня, в видимости слабых огней.
Здание аэровокзала было одноэтажным и небольшим, сарай с удобствами в пустыне, можно было и так сказать. Все служащие имели черный как смоль цвет кожи. Побродив по залу ожидания и не найдя ничего интересного, Артем вышел на улицу, насладиться теплом. Большинство народу осталось внутри с кондиционером, другие бесцельно слонялись по залу или сидели в креслах. Время тянулось бесконечно долго, наконец, объявили о посадке.
Взлет был легким. Многие пассажиры, взбодренные посадкой и взлетом, уже не спали до конца пути, а Артем все-таки опять задремал. Когда солнце заиграло в оконце иллюминатора, вдали, казалось, безбрежного океана появилась береговая линия континента Южной Америки. Погода снова была превосходной, облаков было мало и все хорошо и далеко просматривалось. По динамику пилот объявил:
– Сейчас пролетаем над Рио-де-Жанейро.
Внизу, в ослепительно голубой бухте, окруженной горами и скалами, раскинулся знаменитый великолепный город с белой полоской пляжа под названием Копакабана. На горе отчетливо была видна огромная статуя Христа с распростертыми как бы над городом руками. Все пассажиры прильнули к иллюминаторам, обсуждая увиденное, у всех воцарилось курортное настроение. Видно, аура Рио, этого города вечного праздника, передавалась на любом расстоянии. Некоторые даже зацокали языками. Еще целых полчаса многие не могли успокоиться и обсуждали различные темы, связанные с Рио, с Бразилией, отдыхом вообще, и другие.
– В аэропорт Буэнос-Айреса прибудем по расписанию, через три с половиной часа, – ответила стюардесса на вопрос одного из пассажиров.
Артем все время смотрел в иллюминатор как зачарованный. Вот и закончились прибрежные горы, начались бескрайние поля и плантации каких-то растений, реки, озера. Все это была Америка, которой он раньше не видел и о которой не знал в сущности ничего.
– Пересекаем реку Ла-Плата, – сообщил пилот по динамику.
Внизу появилась река, широкая, противоположного ее берега не было видно даже с самолета. Вода была непонятного цветового оттенка, но очень напоминала цвет какао с молоком. Прошло немного времени, и показался другой берег реки, а на нем огромный город, не было видно ни конца, ни края. Самолет уже достаточно снизился, и были видны и различимы уже отдельные здания, проспекты, улицы, стадионы, которых было немало. Чувство немого восторга охватило Артема: «Просто Вавилон какой-то, да что там Вавилон, он, верно, крупнее Москвы, по крайней мере, с первого взгляда». Еще до отъезда Артем прочитал литературу про Аргентину и узнал, что в Буэнос-Айресе и окрестностях проживает 18 миллионов человек или почти 50 % всего населения Аргентины.