Когда Терри окончил школу и собирался уехать в колледж, он продал мне свой маршрут доставки за пятнадцать долларов, и я стал разносчиком газет. Эта работа не только приносила деньги; каждую субботу я стучался в двери этих прекрасных особняков, чтобы получить причитающееся, так что благодаря этой работе научился разговаривать со взрослыми. А они нуждались в услугах кого-то вроде меня. «Что делаешь в воскресенье? – спрашивали они. – Можешь прийти подстричь мой газон?»
Пока мои друзья занимались спортом, я работал. И начал зарабатывать деньги. Мог сам покупать одежду! Мог пойти в кино и купить себе мороженое и газировку! Я думал: «Возможно, когда-нибудь у меня будет такой же дом. Ведь есть люди, которые живут так на самом деле!» Я не мог до конца поверить в это.
Однажды вечером отец пришел домой с работы, увел маму на кухню и сказал: «Мы переезжаем в западную Элмайру». Я услышал, как она спросила:
– Как мы можем себе это позволить?
– Арт продает нам свой старый дом за цену, которую мы потянем, и сможем сдавать в аренду эту квартиру и получать доход, – объяснил папа.
Его друг Арт Уэлливер делал ему огромное одолжение. Я ничего из этого не понял, но осознал появление фур, подъехавших к нашему дому, чтобы перевезти нашу мебель. Внезапно мы оказались на Вест-Клинтон-стрит, в доме, который выглядел как дворец. Пять спален! Когда мы, дети, обежали его в первый раз, Кэти сказала мне: «Вот где живут богатые люди!» Нам предстояло делить спальню только с одним братом или сестрой, а не тремя!
В окрестностях протекал ручей. Дома были больше, улицы шире, а район в целом приятнее. Просторные дома предполагали большие семьи, и большинство их обитателей – это итальянские и ирландские католики, так что дети были повсюду. Семья Шихэн на Логан-стрит имела одиннадцать детей, и никто не связывался с Джеком или Пэтом Шихэн – они отличались жестокостью. Пэт проявлял такую агрессию, что его называли Багси, по имени знаменитого гангстера. Там жила еще одна семья Шихан, в которой было десять девочек и мальчик, и четыре из этих девочек стали нашими няньками. В семье Роджерсов росло пятеро детей; у семьи Чезари, жившей по соседству, было шестеро ребятишек. Доктор Чезари работал челюстно-лицевым хирургом и был прекраснейшим человеком в мире. Его жена Люси стала для нас второй матерью; ее родители владели пекарней и боулингом, и она обычно угощала нас свежей выпечкой. У Лонгуэлсов, живших через дорогу, было семеро детей, а семья Смитов, чей дом находился на углу улицы, воспитывала троих детей. На лужайках мы играли в софтбол; здесь же стояли киоски с газировкой Kool-Aid. Все лето наши улицы чем-то напоминали летний детский лагерь.
Юношеская христианская ассоциация Элмайры организовала настоящий летний лагерь возле одного из озер Фингер. Я слышал о нем годами – лагерь Ирокезов! Здесь был кемпинг, катание на каноэ, плавание – все виды спорта и развлечений. Жаждал попасть туда, но мои родители не могли себе позволить отправить меня в лагерь. Мне удалось найти программу, позволявшую заработать на продаже картонных коробок с ирисками; достигнув определенного объема продаж, можно было отправиться в лагерь на неделю. Я обошел все дома своих газетных клиентов, стучал в их двери и продал все до одной коробки. Мне было двенадцать лет, и это стало осуществлением мечты. Я не только отлично провел время в лагере, но и узнал, что взрослые испытывают уважение и стремятся помочь подросткам, которые стремятся к цели. Я был горд. И мой отец тоже.
Мой двоюродный дед Чарли Кромер возглавлял благотворительную организацию Нейбохуд Хаус, муниципальный общественный центр в восточной части города возле промзоны. Они тоже организовали летний лагерь Эльнехо, в данном случае бесплатный, где я был одним из немногих белых ребят и встретил там много афроамериканских детей. Мы прекрасно повеселились вместе.
В западной части города, по соседству с нами, все дети ходили в школу, так что мы виделись утром, днем и вечером. У каждого из моих братьев и сестер возникли собственные группки друзей. Джон Шинглер был вожаком моей стаи: мы думали, что все, что он делает, это классно. А его старший брат Роб был самым крутым парнем в районе. Джон копировал брата, а мы следовали примеру Джона. Он был первым парнем, у которого появился журнал «Плейбой» и сигареты. Он показал нам презерватив. Джон модно одевался, и у него имелась вереница хорошеньких подружек. В нашу компанию входили Энди Слипер, Джефф Блум, близнецы Джек и Джим Колгроув и Майк Френч, отличный спортсмен и дамский угодник.
Мы окончили шестой класс и перешли в старшую школу в Booth School, где оказалось еще больше ребят из западной Элмайры: Кевин Делани, Хирши, Скрибы, Джеромы, Дон Ноуилл, Ричи Поуз, Майк Стрейт и Тим Кеннеди. Я познакомился с Ларри Стимерманом, потому что он носил ботинки Beatle boots, и думал: «Мой отец никогда не позволит мне носить такие». Мы сразу же подружились, и я часто бывал у Стимерманов. Когда пришел к нему в первый раз и увидел изумрудно-зеленый ковер его матери, подумал, что попал во дворец. С этой семьей я впервые побывал в ресторане. Проводил с ними каждую Пасху и еврейский Новый год, что стало для меня откровением: еда, которую никогда прежде не пробовал; истории, которых не знал; слова, которых раньше не слышал. Это было захватывающе! Они заменили мне собственную семью, приняв меня.
Мы с Ларри и ребятами тусовались по вечерам в пятницу (Ларри был не столь религиозным, чтобы синагога помешала ему развлекаться.)
Мы говорили родителям, что идем куда-то, а потом отправлялись «кутить», пить пиво и целоваться с девушками, если удавалось их найти.
Однажды ночью Блуму, Френчу, Шиндлеру, близнецам Колгроув и мне позволили заночевать у Шиндлеров в деревянной хижине, своего рода крепости, которую мы называли Хата. Около одиннадцати часов мы решили улизнуть и стали носиться по улицам… в исподнем. Мы спрятались в кустах, когда услышали, как наши соседи кричали друг на друга. Дом был освещен, и мы наблюдали, как взлетали их руки. Никогда не видел, чтобы дрались муж и жена. Мои родители не допускали драк.
Итак, мы прятались в кустах, наблюдая за битвой родителей тех детей, с которыми вместе ходили в школу, когда позади нас остановилась машина. Кто-то вызвал полицию. Не знаю, что послужило причиной – семейный конфликт или сосед, заметивший горстку мальчишек-старшеклассников, присевших на улице в одном исподнем. Полицейские посветили фонариками, собрали всех нас, позвонили нашим родителям и развезли по домам.
Мой отец был зол и подавлен. О чем дал мне знать в недвусмысленных выражениях. Я поклялся, что больше не сделаю ничего подобного.
Спустя год мои родители снова разрешили мне остаться в Хате. Мы, конечно, опять удрали, но на этот раз в одежде. Мы помчались к дому Линды Стоун на Вест-Фест-стрит, потому что она и ночевавшая у нее Сэнди ван Гордер собирались улизнуть и встретиться с нами. Когда мы подошли к подъездной дорожке у дома Стоунов, мистер Стоун и его сын Дикки выбежали и начали преследовать нас. Они поймали нас на углу Фест-стрит и Хоффман-стрит и сами сообщили нашим родителям.
Мистер Стоун заявил моему отцу, что на дорожке были найдены спички и он подозревает, что мы пытались запихнуть их в бензобак его автомобиля. Мы не делали ничего подобного; просто тайком курили сигареты! В случае моего отца это не достигло цели.
Глава вторая
Униформа
Мой первый опыт вдохновения
Мой папа хотел видеть во мне идеального молодого человека. Он хотел, чтобы я был прилежным учеником. Я им не был. Хотел, чтобы стал отличным спортсменом. Я им не стал. Я не отличался мощным телосложением или силой и не проявлял явных способностей, чтобы попасть в какую-нибудь спортивную команду. Для своего возраста был довольно мелким, и, когда в Детской лиге раздавали спортивную форму, у них не нашлось подходящего размера. Тренеры ставили меня на периферию, на край поля, и мяч редко попадал ко мне. Обычно я промахивался, когда надо было наносить удар по мячу.
Однако мне нравилась спортивная форма. Я ощущал запах краски от номера и названия команды, напечатанных на футболке.
Думал, если носишь номер, то выглядишь важным, поэтому продолжал попытки вступить в команду. По программе для детей маленького роста в бейсболе выдавали брюки со штрипками, гигиенические носки и настоящую бейсбольную форму, на которой полоски и буквы были нашиты, а не напечатаны. На игровых футболках из джерси надписи были выполнены синим с позолотой флокированным[6] шрифтом! Меня не волновало, что я сидел на скамейке запасных первый или второй год. На третий год мне разрешали понемногу играть, но потом появился американский футбол, и я потерял былой интерес к бейсболу. Футбол был круче: игроки носили шлем, бриджи со щитками и подплечники.
Мне нравилась команда «Кливленд Браунз», их форма с коричнево-оранжевыми полосами на белом фоне и полосами, охватывающими бицепсы, их оранжевые шлемы с полосками посередине и номер 32, номер Джимми Брауна, который был лучшим игроком всех времен (тогда он был известен как Джимми Браун, пока еще не Джим). В «Грин Бэй Пэкерз» играл Джим Тейлор, в «Нью-Йорк Джайентс» играли Й.А. Тайтл и Фрэнк Гиффорд. Они были героями. Мой двоюродный дед подарил мне на Рождество фотоальбом Роберта Ригера под названием The Pros («Профессионалы»), и я рассматривал его часами.
При взвешивании для занятий американским футболом по программе для детей маленького роста я не потянул на минимальные двадцать три килограмма. Мой друг положил камни мне в карманы, но это не помогло, поэтому, пока стоял на весах, еще один друг тянул меня вниз за брюки, чтобы я преодолел рубеж. Конечно, когда раздавали спортивную амуницию, моя форма оказалась слишком велика, но я с восторгом надел ее. Тренеру по имени Микки Коллинз, другу моего отца, хватило ума, чтобы не ставить меня в настоящую схватку, потому что там были крепкие парни и меня могли случайно убить. Я играл сэйфти[7] в глубокой защите и молился, чтобы никто из этих ребят не налетел на меня на полном ходу.
Но я любил носить форму! Мне нравилось надевать ее, как это делают профи. Моя экипировка была разложена на кровати, и я был готов отправиться на тренировку после школы или на игры по воскресеньям. У меня были большие подплечники и игровая футболка из джерси с цифрами и буквами, действительно пришитыми, футбольные бриджи со шнуровкой впереди и крупными щитками на коленях и бедрах, бутсы с шипами Riddell и шлем Riddell с крутой маской. На самом деле подплечники оказались слишком велики, в шлеме буквально тонул, а маска, наверное, весила столько же, сколько я сам. Но я предавался мечтам, воображая себя профессиональным игроком.
Я полюбил этот вид спорта. Каждое воскресенье смотрел матчи НФЛ[8] по телевизору и поглощал футбольные журналы. Был готов часами слоняться вокруг школьного тренировочного поля в качестве добровольного мальчика на побегушках. Мой ник Бегемот, вроде того 300-фунтового (136 кг. – Примеч. пер.) нападающего, которого называли Крошка. Это было прозвище моего дяди Боба; он передал его моему отцу, когда тот играл за «Элмайра Саутсайд», и оно последовало за мной в старшую школу Элмайра Фри Академи. Думаю, это мне досталось по наследству; другого парня моего размера, Гарольда Ханрахана, звали Блоха.
В девятом классе я безуспешно попытался попасть в школьную команду. Все игроки были слишком крупными и тяжелыми. Я играл в баскетбол по программе для детей маленького роста, и хотя эти парни были намного быстрее и выше меня, мне удалось пощеголять формой этой команды: ярко-синие атласные шорты с белыми полосками и белая майка с ярко-синей надписью и личным номером 13, спереди и сзади. Дела шли не особо хорошо, но я думал, что это очень круто.
Еще мне смертельно хотелось заполучить пару низких кед от Converse, в то время считавшихся брендом для стильного и серьезного игрока, но они стоили тринадцать долларов, а у меня их не было. Ради заработка я развил лихорадочную активность, разгребая больше листьев, подстригая больше газонов и доставляя больше газет, и, наконец, был готов купить эти кеды. Я пошел в магазин спортивных товаров Lou Paltrowitz, и оказалось, что «конверсы» начинаются с седьмого размера, а у меня был примерно пятый. Я все равно их купил, набил носы салфетками и туалетной бумагой. Благодаря кедам на некоторое время я стал самым крутым парнем в округе, первым в своей компании.
В таком небольшом городке, как Элмайра, все интересы старшеклассников сводились к спортивной жизни. Спортсмены «Элмайра Академи» были крутыми парнями. К ним липли девчонки, они были популярны, и некоторые из них выбились в лидеры. К восьмому классу мне стало ясно, что никогда не буду одним из этих парней. Я до смерти хотел играть, но оставался лишь зрителем.
В подростковом возрасте одним из самых больших сюрпризов стало осознание того, что я реально могу купить себе университетскую куртку из шерсти мелтон, с кожаными рукавами, трикотажной резинкой на манжетах, кнопками снизу доверху впереди и кожаной окантовкой на карманах. Воплощение подлинного школьного шика. Думал, что могу ходить по улице в этой куртке и люди на самом деле подумают, что я состою в команде. Такие куртки были в дефиците, и мне повезло, что я смог ее раздобыть. Она до сих пор у меня хранится.
Я купил куртку в магазине спортивных товаров Lou Paltrowitz, который принадлежал Лу Пэлу. Это место было наполнено сокровищами. Они продавали Converse, торговали футбольными шлемами Riddell, изготавливали трофеи для школьных команд и предлагали экипировку для любого вида спорта. Однажды я сказал: «Папа, мне бы очень хотелось поработать в этом магазине». Отец поговорил с самим Лу Пэлом, и когда мне исполнилось тринадцать, я устроился на идеальную подработку после занятий в школе.
Я начал с вытирания пыли на спортивных трофеях. Мне было интересно прочувствовать, что испытываешь, когда выигрываешь приз.
Мне нравилось все, связанное с футбольными шлемами: как ощущаешь их тяжесть в руке, плотную посадку на грудной клетке, когда ждешь сигнала вступить в игру от боковой линии; как они, новые и еще не запятнанные, отражают свет; ощущение твердой поверхности, когда шлепаешь по нему рукой; щелчок подбородочного ремня, когда его продеваешь в люверсы. Лу научил меня устанавливать защитные маски. Шлемы поставляли отдельно от масок, и когда приходило время для сборки, покупатель мог выбрать «клетку» для лайнмена[9] или конструкцию со сдвоенными прутьями для бэкфилда[10]. Я просверливал отверстия и проверял безопасность каждой маски. Время от времени без всякой причины я примерял шлем с маской на себя.
Лу Пэл продавал форму всем местным командам, и я обычно отвозил футболки из джерси в типографию и привозил их обратно в магазин. Мне нравился самый дух этих футболок. Они были яркими, блестящими и новыми, на них красовались крупные цифры и логотипы, и возникало чувство, что стоит надеть такую форму, как вы становились победителем. Я корпел над каталогами, изучая их основательно и с большей страстью, чем все, что читал в школе.
Лу было за пятьдесят. Гвинет Пэлтроу[11] приходится ему племянницей, хотя тогда она еще не родилась. Небольшого роста, лысеющий человек с высоким голосом, Лу сохранил очень хорошую форму. Он был игроком, тренером, членом комиссий, спонсором, волонтером. По вечерам он судил баскетбольные матчи и игры в бейсбол, а поскольку спортивные товары начали пользоваться спросом, Лу был единственным торговцем в городе в этой нише. Добродушный, хороший человек, он становился очень серьезным, когда вел переговоры. Я слушал, как он торгуется, покупая и продавая товары.