Знаем ли мы все о классиках мировой литературы? - Аксенова Мария Дмитриевна 6 стр.


Марло постоянно оказывался среди самых, с точки зрения лорда Берли, подозрительных личностей – заговорщиков, колдунов, еретиков. После успешного окончания Кембриджа поэт и драматург вошёл в кружок вольнодумцев «Школа ночи», Вполне невинное сообщество, объединявшее математиков, астрономов, географов и философов, собиравшихся для обсуждений новейших научных гипотез, например гелиоцентрической картины мира Коперника, которая пугала даже реформатов-англикан, с точки зрения католиков, самих являющихся еретиками. Коперник, как известно, был убеждён, что обладает истиной, способной перевернуть миропорядок, и провозглашал об этом, нимало не заботясь о своей безопасности. Но правоохранительные системы всего мира всегда чрезвычайно настороженно относятся к таким заявлениям, отчего и у Марло, как в своё время и у Коперника, начались неприятности. Драматурга обвинили в хуле на Святого Духа – страшнее греха в христианстве нет.

За Марло в Лондоне закрепилась репутация курильщика, распутника, скандалиста, дуэлянта, колдуна и содомита. Мы не узнаем, в какой мере эта слава была стремлением подтвердить легенду контрразведчика в антиправительственных сообществах, а в какой – реализацией желания сына кожевенника использовать вдруг открывшиеся ему возможности, все привилегии тайного представителя королевского двора. Но это лишь задокументированная часть его жизни. А была и невидимая, тайная. Марло всегда – до последнего момента – выходил из игры чистым, его не преследовали за участие в тайных организациях. Корона мотивировала это тем, что он – большой талант.

Драма Марло «Трагическая история доктора Фауста» написана на основе мотивов народной легендарной сказки о Фаусте, опубликованной в 1587 году во Франкфурте-на-Майне. Марло пользовался английским переводом повествования, в центре которого образ учёного Иоганна Фауста, разочаровавшегося в науках и богословии, ради новых способов познания тайн мира, достижения власти и богатства готового на сделку с владыками ада. В фигуре доктора Фауста автор, скорее всего, пытался противопоставить разум человека незнатного происхождения почивающим на лаврах богатства и знатности аристократам. Здесь же драматург провозглашает гуманистические воззрения об аде и рае внутри человека: «Единым местом ад не ограничен, / Пределов нет ему; где мы, там ад; / И там, где ад, должны мы вечно быть». В трагедии «Мальтийский еврей» Марло утверждает, опираясь на идеи итальянского мыслителя Никколо Макиавелли, изложенные им в трактате «Государь», во многом определявшие действия политиков эпохи английского Ренессанса, что никакая религия никогда не мешала власть имущим поступать так, как им выгодно. По мнению некоторых исследователей, образ Вараввы из пьесы Марло предвосхищает образ Шейлока в «Венецианском купце» Шекспира.

Некоторые исследователи считают, что он вывел английскую площадную драму на новый уровень философско-психологической трагедии и стал предшественником Шекспира – недаром ему приписывали авторство некоторых произведений английского классика.

Проблема авторства произведений Шекспира – неувядаемая загадка, одна из самых популярных тем русского Интернета. Парадокс в том, что люди не ленятся читать признанных шекспироведов и отстаивать «страдфордианскую» и «нестрадфордианскую» теории, будто это их личное дело. Однако так повезло лишь Шекспиру. Н. Захаров в статье «Джон Уэбстер, младший современник Шекспира» приводит цитату из работы Т. Потинцевой «Драма Джона Уэбстера «Белый дьявол» напоминает: «Продолжающий набирать силу скептицизм насчёт авторства в эпоху позднего английского Ренессанса становится скорее данью исследовательской моде, нежели работой, направленной на конструктивное решение проблемы». По большому счёту о драматургах-елизаветинцах мы не знаем почти ничего, кого ни возьми: хоть Марло, Уэбстера, Шекспира и иных… Русский царь Иван IV Грозный свирепо боролся с мнимой крамолой, казавшейся ему реальной, но Елизавета I в десять раз более исступлённо сражалась с колдовством и чародеянием. Стараниями министров королевы Англии в волшебники мог быть записан честный картограф, а безумный некромант мог прослыть прогрессивным учёным. Поэтому Джордано Бруно, некоторое время подвизавшийся при её дворе, считался то прогрессивным учёным, то безумцем.

На все его загулы и провокационные заявления власти смотрели сквозь пальцы. Из чего можно сделать вывод, что полиция повиновалась приказам тайных покровителей агента-провокатора Марло. Он не раз отлучался на Европейский континент, по-видимому работая под прикрытием в среде английских католиков-эмигрантов, вынашивавших планы антипротестантских выступлений в Англии, покушений на королеву Елизавету. Но Марло, скорее всего, вырвался из-под контроля Тайного совета, повёл какую-то свою игру…

До поры до времени – пока молодой своенравный поэт и драматург не «доболтался» и не преступил черту. И тогда его устранили в современном стиле британских спецслужб.

Надпись на загадочном портрете молодого человека в роскошном платье, найденном в 1952 году в Колледже

Тела, – Христова Quod me nutrit me destruit («Что меня питает, то меня и убивает»), – вполне могла быть девизом такого человека, как Кристофер Марло, – гуманиста-радикала, сделавшего, кажется, риск как таковой целью своих действий.

Эта загадочная и трагическая смерть породила множество литературных размышлений авторов разных эпох: в частности, Юрий Нагибин в новелле «Надгробие Кристофера Марло» предполагает, что он был убит почитателем его таланта, который таким образом хотел увековечить своё имя, и здесь на ум приходит трагическая гибель Джона Леннона, убитого поклонником. Но самая волнующая версия смерти относится к так называемому шекспировскому вопросу: согласно американскому исследователю Кальвину Хоффману, смерть поэта была инсценирована, а сам он бежал на континент, где продолжил писать пьесы и сонеты, публикуя их в Англии под именем Шекспира (многие усматривают сходство юноши с изображениями Уильяма Шекспира).

Чудик с башмаком на носу

О Киплинге (1865–1936), английском писателе, поэте и новеллисте, тоже частенько вспоминают, причисляя его к категории разведчиков (или шпионов). Джозеф Редьярд Киплинг родился в индийском городе Бомбее, где его отец, известный скульптор и дизайнер Джон Локвуд Киплинг, был ректором местной школы искусств. Мать писателя, Алиса Макдональд, была дочерью известного английского художника Эдуарда Берн-Джонса. Она тоже рисовала, писала рассказы, которые печатались в английских и индийских журналах. Их сын, как и его современники Р. Хаггард, А. Конан Дойль, У. Хаксли, невольно дали толчок к рождению современной массовой или паралитературы, беллетристики в понимании сегодняшнего дня. На рубеже XIX–XX веков, как, возможно, и в наши дни, героический идеал был утрачен. Киплинг, Конан Дойль, заново утверждая его в рамках недолговечного эклектичного литературного течения, названного неоромантизмом, вызвали не только всплеск стремления к героизму, характерный для читающих классов английского общества перед Первой мировой войной, но и волну подражаний в виде боевиков и детективов, на которой мы держимся и сейчас. Разящие врагов направо и налево спецназовцы и «крутые» полицейские сыщики, по словам литературоведов, – «штампованные репродукции киплинговских мужественных героев».

Как и в других не слишком богатых колониальных семьях, дети Киплингов росли под присмотром туземных слуг, то есть пользовались гораздо большей свободой, чем их сверстники в метрополии. Когда пришло время отправляться, по традиции, на учёбу в Англию, Редьярд оказался в частном пансионе. Его хозяйка миссис Холлоуэй часто била мальчика, запирала в тёмном чулане, унижала. Вероятно, от этого у Киплинга резко ухудшилось зрение – он видел так плохо, что натыкался на мебель и деревья. Позже родня укоряла Редьярда за то, что он ничего не рассказывал о нравах воспитательницы, но, по словам Киплинга, «дети могут рассказать немногим больше, чем животные, потому что они всё воспринимают как установленное от века». Позднее Киплинг написал о своих детских переживаниях в трагичном рассказе «Мэ-э, паршивая овца». Юного Редьярда перевели в другую школу, основанную отставными офицерами индийской службы. Обстановка там была словно в военной тюрьме, но, кажется, воспитатели достигли своей цели. Редьярд истово уверовал в главенство мелочного порядка и рабской дисциплины, которые всегда будет считать основой повиновения законам, необходимого для процветания страны. Со странным умилением Киплинг вспоминал об этой школе в ностальгической книге «Стоки и К0», изданной в 1899 году, которая навлекло на него обвинения в пропаганде воспитания побоями, прославлении бессердечия учеников, даже со стороны сторонников британской педагогической системы интернатов.

Киплингам не хватило денег, чтобы определить сына в престижный университет, и Редьярд вернулся в Индию, став корреспондентом колониальной «Гражданской и военной газеты». Он работал и репортёром, и корректором, и редактором, много ездил по стране и, свободно владея хинди, общался с представителями всех каст и сословий. Британская империя имела колониальный характер, многие территории государства были заморскими, поэтому в юрисдикции внешних и внутренних спецслужб царила неразбериха, которая порой даёт себя знать и сейчас. Офицеры региональных бюро разведки времен империи – ближневосточного, дальневосточного, индийского – подчинялись предшественнице МИ-5, службе внутренней безопасности, а не будущей МИ-6, внешней военной и политической разведке. Но во времена Киплинга современная британская разведывательная система только складывалась, в ней так или иначе были задействованы очень многие сотрудники колониальных учреждений и высокопоставленные особы из местных. Именно это и даёт исследователям возможность предполагать, что без отчётов много путешествовавшего по колониям, знавшего язык журналиста, адресованных офицерам, занимавшимся в колониях разведкой, не обошлось. Англичане говорят: «There is no smoke without fire», а мы: «Нет дыма без огня…»

В 1886 году Киплинг выпустил поэтический сборник «Департаментские песни», в котором воспевал быт колониальной администрации, а в 1888-м опубликовал первый сборник рассказов «Простые рассказы с гор», а затем другой – «Баллада о Западе и Востоке». Эти книги принесли ему большую популярность не только в Индии, но и во всей Британской империи. «Я хорошо помню, с каким нетерпением открыл его первую книгу «Простые рассказы», – вспоминал Конан Дойль. – Я прочитал её с восторгом и понял не только то, что в литературу пришёл новый сильный писатель, но и то, что появилась некая новая манера в рассказе».

В 1889 году, совершив кругосветное путешествие через Дальний Восток и США, Киплинг прибыл в Англию уже знаменитым писателем. В двадцать четыре года его называли классиком английской литературы и наследником Чарльза Диккенса. При этом Англия не была для писателя родиной в полном смысле слова, в 1902 году он признался в письме к коллеге, литератору Р. Хаггарду: «Я медленно открываю для себя Англию – самую замечательную заграницу, в которой мне довелось побывать». Ещё раньше, в 1891 году, не прожив в Англии и двух лет, Киплинг отправился в новое путешествие – в Южную Африку, Австралию, Новую Зеландию. После свадьбы с Каролиной Бейлстир в 1892 году супруги посетили Канаду и Японию, побывали и в американском штате Вермонт, в имении родителей Каролины. Вскоре у них родились две дочери, которым Киплинг посвятил книгу своих сказок «Множество затей» (1893). Но и позже Киплинг продолжал ездить из страны в страну, появляясь на Британских островах лишь наездами, только теперь с женой.

Услышав рассказ Киплинга об индийских джунглях, детская писательница Мэри Доджи уговорила его создать из них литературный текст. Две книги Киплинга с его собственными иллюстрациями, получившие название «Книги джунглей», вышли в 1894–1895 годах. «Книги джунглей» имели огромный успех и, по словам самого автора, «породили целый зоопарк подражаний». Наиболее известное из них – один из самых живучих образов массовой культуры «Тарзан, приёмыш обезьян» (в журналах и в книге в 1912–1914 гг.), авторства американца Эдгара Райса Берроуза, писателя, провалившего экзамены в самую престижную военную академию США Вест-Пойнт и влачившего гарнизонную рутину в 7-м кавалерийском полку в форте Грант в Аризоне. Но, как считают литературоведы, сами «Книги джунглей» принадлежат большой литературе, они сделали Киплинга на короткое время одним из популярнейших писателей его времени.

В 1899 году Киплинг уехал в Южную Африку, где началась Англо-бурская война. Несколько месяцев он провёл в действующей армии, выпускал там военную газету и посылал в Англию репортажи об этой войне, без отчётов компетентным органам наверняка тоже не обошлось, но даже и без них функцию разведчика он выполнял – известно, что 99 процентов информации английские, а вслед за ними и американские разведывательные службы по традиции черпают из открытых источников, вроде социальных сетей. Интеллектуалы всего мира были на стороне буров, фермеров-колонистов, которые методами партизанской войны, вооружась допотопным охотничьим оружием, садовым инвентарём, знанием местности и крестьянской смекалкой, поначалу вполне успешно громили британские колониальные части. Но Киплинг был целиком на стороне Британской империи – сказывался школьный карцер. Военные публикации Киплинга стали причиной резкого снижения его популярности как писателя. Но вместо книги об Англо-бурской войне, Киплинг создал роман «Ким», в котором описывал приключения «туземнорождённого» мальчика-шпиона и буддийского монаха, странствующих по Индии. Киплинг получил Нобелевскую премию по литературе (1907), а подробную и в целом достоверную книгу о войне англичан и буров написал сэр Артур Конан Дойль, военный врач и, позже, теоретик спиритизма, создатель бессмертных образов Шерлока Холмса и доктора Ватсона.

Российские литературоведы в их благородной щедрости и учёной разборчивости настаивают на том, чтобы мы различали Киплинга-колонизатора и Киплинга-писателя. Ю.И. Кагарлицкий говорит: «В «Киме» Киплинг… не следует своей политической тенденции. Впоследствии даже те его произведения, которые были написаны «на злобу дня», начали читаться отвлечённо от исторического контекста… Кто сейчас помнит, скажем, что знаменитое стихотворение «Пыль» написано в прославление английского солдата, ведущего одну из самых несправедливых войн в истории? Разве не читается оно сегодня просто как великолепное стихотворение о повседневных тяготах войны? В «Киме» это общечеловеческое начало заложено очень глубоко. Оно составляет его фундамент». Другие специалисты настаивают на тонком видении Киплингом особенностей порабощённых британцами культур. «Вопреки распространённому мнению, Киплинг никогда не отрицал достоинств азиатской культуры, – говорят нам Н. Дьяконова и А. Долинин. – Более того, он терпеливо пытался понять «закон» Востока, расшифровать его «код» и даже взглянуть на мир с его точки зрения. Проблема выбора, с которой сталкивается главный герой его романа «Ким» (1901), колеблющийся между двумя моделями поведения, восточной и европейской, казалась ему вполне реальной».

В 1902 году Киплинг возвратился в Англию и с тех пор безвыездно жил в своём доме в Сассексе. Выпустил «Сказки просто так», а также сборник английских легенд и преданий в собственной обработке – книгу, лёгшую в фундамент современной фэнтези-литературы наряду с произведениями профессора Джона Толкиена. Но, несмотря на попытки расшифровать «код Востока», именно Киплингу принадлежит крылатая фраза: «Запад есть Запад, Восток есть Восток». Правда, в «Балладе о Востоке и Западе» он написал немного иначе:

О, Запад есть Запад, Восток есть Восток, и с мест они не сойдут,
Пока не предстанет Небо с Землёй на Страшный Господень Суд.
Но нет Востока и Запада нет, что – племя, родина, род,
Если сильный с сильным лицом к лицу у края Земли встаёт?

Гораздо точнее и душе приятней звучит короткая фраза из любимой с детства книги Киплинга и дважды любимого шедевра «Маугли» режиссёра Романа Давыдова студии «Союзмультфильм», открывающая сердца навстречу друг другу: «Мы с тобой одной крови!» Именно об этой стороне творчества Киплинга писал в рецензии создатель образа сыщика, католического священника отца Брауна, и великолепного гедонистического «Эссе о еде» Гилберт Кийт Честертон: «Особая прелесть новых историй Киплинга состоит в том, что они читаются не как сказки, которые взрослые рассказывают детям у камина, а как сказки, которые взрослые рассказывали друг другу на заре человечества. В них звери предстают такими, какими их видели доисторические люди… как самостоятельные существа, отмеченные печатью оригинальности и сумасбродства. Слонёнок – это чудик с башмаком на носу; верблюд, зебра, черепаха – это частицы волшебного сна, смотреть который совсем не то, что изучать биологические виды».

Назад Дальше