Во время Англо-бурской войны Киплингу собирались присвоить рыцарское звание, но он решительно отказался. Никогда не принимал правительственных наград: в 1899 году ему предложили престижнейший орден Бани II степени – он отказался; в 1903 году – орден Святого Михаила и Святого Георгия – отказался опять. В 1917 году премьер-министр предложил ему любое отличие, какое он пожелает, – Киплинг ответил, что в таковых не нуждается, и успел последовательно отказаться от орденов Империи, Чести, «За заслуги», хотя этим орденом, учреждённым Эдуардом VII, большим любителем искусства и литературы, награждали выдающихся писателей. Зато Киплинг с удовольствием принимал академические почести, избрание почётным доктором британских и иностранных университетов – сказывалось отсутствие высшего образования. В Первую мировую войну погиб сын Киплинга Джон, и писатель стал всё чаще впадать в депрессию. Он умер в 1936 году и похоронен в «Уголке поэтов» Вестминстерского аббатства. Агата Кристи в автобиографии писала о своих юных днях: «Приходил Редьярд Киплинг, и опять в моей памяти осталось лишь, как мама с подругой обсуждают, почему же он в своё время женился на миссис Киплинг».
Два Рембо
Написав своё главное стихотворение «Пьяный корабль», Жан Николя Артюр Рембо (1854–1891) в девятнадцать лет с поэзией покончил. Он оставил позади и похождения с поэтом Полем Верленом, которого называл «адским супругом», планировал приехать в Россию, где в Крымскую войну воевал его отец, капитан Рембо, но оказался в Африке. Второй большой публикацией Рембо после поэтического сборника «Одно лето в аду» стал «Отчёт об Огадене», географическое исследование пространств Восточной Африки, до него не исследованных. «Он детализировал реки, племена, базары и торговые пути, флору и фауну, общий климат и топографию Огадена», – говорит современная биография Рембо.
В Африке Рембо занимался торговлей и как торговец предпринимал длительные и опасные путешествия. Он изучил арабский и несколько африканских языков, на которых говорили и сейчас говорят в Эфиопии и Сомали. Сам Рембо о своих путешествиях не распространялся – о них мы знаем из рассказов бывших тогда в Африке европейцев.
В то время Англия и Франция боролись за влияние в Африке. Обе страны достигли соглашения, запрещавшего продавать африканцам оружие, и обе втихомолку его нарушали. Рембо продавал вождям племён устаревшие французские ружья и патроны к ним целыми караванами – будто бы на свой страх и риск. В своих отчётах Рембо выражался прямо: «Те регионы, которые не вредны для здоровья и очень плодородны, являются единственными частями Восточной Африки, которые подходят для колонизации». Обращаясь к французскому министру колоний, Рембо предлагал продавать не оружие и боеприпасы, а оборудование для их производства. Газета Le Temps, публикации в которой странным образом зеркалили письма Рембо, считалась единственным источником достоверной информации об Африке, хотя ни одной газетной публикации за его подписью не найдено. Официально запрещённая торговля рабами процветала в Африке потому, что захваченные в межплеменных войнах рабы были чем-то вроде валюты. Рембо, видимо, не питал пристрастия к работорговле, но вынужден был пользоваться её возможностями, и британская разведка доносила, что в его караванах есть рабы. Поэта приглашали стать членом Французского географического общества – он отказался. Его дом стал чем-то вроде второго консульства: сюда передавали почту, здесь организовывали транспорт, принимали торговцев и исследователей. Современный биограф пишет: «Возможно, Рембо не был штатным «агентом французского правительства», но… он, конечно, позволял, чтобы его информация была использована в политических целях».
Когда Рембо был в Африке, Верлен публиковал его стихи, в числе прочего и в сборнике «Проклятые поэты». Первоначально это словосочетание, poetes maudits, применялось для обозначения любого бедного и непризнанного поэта, но в то время уже приобретало коннотации предосудительного декаданса, а позже почти каждое поколение европейских литераторов именовало себя то проклятым, то потерянным. Узнав об этом, Рембо, по крайней мере внешне, выказал недовольство: «Нелепо, смешно, отвратительно!» С тех пор существовали словно два Рембо. Один выполнял тайные операции в Африке, другой публиковал свои – и фальшивые, написанные под его именем – стихи во Франции. Пока первый Рембо, тяжелобольной, с ампутированной ногой, умирал в госпитале в Париже, второй Рембо продолжал самостоятельную жизнь. Выходили его стихи, настоящие и поддельные, «Журнал социальной, научной и литературной эволюции» запускал серию «Поэты и дегенераты», в которую включили и подделки под именем Рембо, а некий врач, анализируя их, утверждал, что автор явно помешан.
Рембо-поэт считается одним из провозвестников символизма. Рембо-торговец внёс большой и важный вклад в исследование и освоение Африки и хорошо послужил французскому правительству в деле колонизации. «Книжка избранных произведений Рембо в переводах на русский язык выходит впервые. Но переводили его давно уже многие русские поэты, среди них Валерий Брюсов, Иннокентий Анненский, Фёдор Сологуб, Эдуард Багрицкий. И ещё не однажды его переведут у нас заново, каждый раз по-своему, каждый раз отражая своё время», – писал сам переводивший Рембо Павел Антокольский, не помянув о переложении Владимира Набокова.
Человек из будущего
Жизнь Герберта Джорджа Уэллса (1866–1946) полна тайн, хотя его творчеству была уготована долгая судьба и оно довольно хорошо известно. Он был очень знаменит благодаря популярности научно-фантастических романов «Машина времени», «Человек-невидимка», «Война миров» и других. Зрители современных фильмов, сценарии которых порой далеки от Уэллсовых оригиналов, часто и не догадываются, что в основе блокбастеров лежат романы этого известного писателя. Он придал направлению научной фантастики современный размах. Уэллс написал четыре десятка романов и несколько томов рассказов, более десятка статей социально-философского характера, в его багаже два опыта написания всемирной истории и около тридцати томов политических и социальных прогнозов. Британские журналисты подсчитали, что около 80 процентов упомянутых писателем явлений, казавшихся современникам необыкновенными, осуществились, – это очень высокий показатель даже для писателей-фантастов, которые в целом считаются надёжными прогнозистами.
Ещё в 1895 году, за десять лет до Эйнштейна и Минковского, Уэллс объявил, что наша реальность есть четырёхмерное единое пространство-время (роман «Машина времени»). В книге «Остров доктора Моро» (1896) злодей-учёный проводит чудовищные опыты, в результате которых на свет появляются монстры – полулюди-полуживотные: писатель предупреждал об опасности генной инженерии, современной научной отрасли, в которой, скрещивая клетки разных видов, ученые получают создания, официально называемые «химерами». Уэллс довольно подробно предсказал войны с применением отравляющих газов и авиации, в книге «Война миров» (1897) описал использование марсианами «теплового луча», действие которого очень напоминает современный лазер. В романе «Мир освобождённый» (1914) он предсказал, что в 1940-е годы разразится Вторая мировая война, в книге «Облик грядущего» (1933) писатель «уточнил» дату её начала: январь 1940 года – и ошибся всего на четыре месяца – отрезок для истории ничтожный. И что с самолёта сбросят «атомную бомбу», созданную на основе расщепления атома, Уэллс тоже предсказал. А беспроводная связь в романе «Люди как боги» (1923), оптический прицел: «Ружьё, снабжённое особого рода телескопом, позволит целиться в точку на расстоянии мили или больше. Оно сможет выпускать или по одной пуле, или при необходимости по целому дождю пуль» («Предвидения о воздействии прогресса механики и науки на человеческую жизнь и мысль», 1901), и даже автоматические двери, как в вагонах метро («Когда спящий проснется», 1899)?.. Создаётся впечатление, что предсказание всего этого было для Уэллса рутинными мелочами.
Уэллс был членом британской элитарной олигархической группы планирования под названием «Коэффициенты». Другими словами, за спиной Герберта Уэллса стояли самые влиятельные люди Британской империи, принадлежавшие к элите тайных обществ и финансовых кругов. Писатель занимался сбором информации для политической разведки, целью его работы были Германия и Россия, Уэллс даже принимал участие в составлении документа, названного Версальским миром, – договором переустройства мира после Первой мировой войны. Нацисты об этой деятельности писателя знали, поскольку как только в 1933 году пришли к власти, то тут же запретили книги Уэллса, а позже, к концу, стало известно, что его имя было внесено в Чёрную книгу – список британцев, подлежащих немедленному аресту после предполагаемого вторжения фашистов на Британские острова в 1940 году.
Впервые Уэллс посетил Россию в 1914 году, проведя в Санкт-Петербурге и Москве две недели. Второй раз он приехал по приглашению одного из лидеров большевиков Льва Каменева в 1920-м. Во время этого визита писатель жил у Максима Горького, захаживал к Федору Шаляпину и встречался с Лениным. Свои впечатления от поездки он изложил в книге с красноречивым названием «Россия во мгле», в которой Ленина он снисходительно назвал «кремлёвским мечтателем». В 1934 году Уэллс вновь посетил СССР, был принят Сталиным и записал: «Я сознаюсь, что подходил к Сталину с некоторым подозрением и предубеждением. В моём сознании был создан образ очень осторожного, сосредоточенного в себе фанатика, деспота, завистливого, подозрительного монополизатора власти. Я ожидал встретить безжалостного, жестокого доктринёра и самодовольного грузина-горца, чей дух никогда полностью не вырывался из родных горных долин… Все смутные слухи, все подозрения для меня перестали существовать навсегда после того, как я поговорил с ним несколько минут. Я никогда не встречал человека более искреннего, порядочного и честного; в нем нет ничего тёмного и зловещего, и именно этими его качествами следует объяснить его огромную власть в России». Невозможно поверить, что Уэллс был настолько наивен, что Ленин и Сталин очаровали его на первых же свиданиях, хотя оба угрюмых невротика, когда это было им нужно, могли быть весьма обаятельными. Скорее всего, целью таких литературных отчётов было сохранение дружбы с большевистскими вождями, чтобы иметь возможность составлять отчёты реальные. Но «порядочные и честные» чекисты переиграли британца, подведя к нему через Горького опытную авантюристку, называвшую себя, в зависимости от обстоятельств, графиней Закревской, Марией фон Будберг, баронессой Бенкендорф и Унгерн-Штернберг, но получившую известность как Мура Будберг. Трактирный романс «Летучая мышь»: «Я дочь камергера…» – это как раз о ней. До 1917 года Мария Игнатьевна, выдававшая себя за дочь отставного сенатора и члена Государственного совета, вращалась в столичном полусвете и была завербована германским шпионом фон Эгбером. Оба быстро попали в поле зрения русской контрразведки. Мура стала агентом жандармского полковника Владимира Алексеевича Курново и перешла по наследству от «царской охранки» в ЧК. Самозваная графиня-баронесса стала доверенным секретарём Максима Горького, с которым находилась в самых близких отношениях, а от него, когда Горький после лечения за границей вернулся в СССР, перебралась к Уэллсу, с которым Горький был хорошо знаком.
Некоторые исследователи считают, что чекистов интересовали социально-философские и технические пророчества Уэллса. Первая авторская редакция романа «Машина времени» была перегружена формулами, якобы пригодными для создания фантастического агрегата, из-за чего и была отвергнута издателями. А руководители ЧК Яков Петерс, подобравший оставшуюся после революции не у шпионских дел Муру, и Глеб Бокий интересовались, среди прочего, и всевозможными тайнами на грани сверхъестественного, для поисков которых приспособили профессора Варченко и убийцу немецкого посла Мирбаха, друга Есенина, чекиста-авантюриста Якова Блюмкина. С приходом к власти Сталина вся компания была в его стиле без шума устранена. Мура же, с увяданием её соблазнительной прелести – красавицей в классическом понимании она не была никогда, – через некоторое время вновь оказалась не у дел. Однако даже будучи уже стара и бедна, но не оставив привычки сразу же пускать любые оказавшиеся в её руках деньги на ветер, Мура предпочла уничтожить свой личный архив, хотя могла и продать. Что было целью её взаимоотношений с Уэллсом, мы не знаем, однако вряд ли московское начальство ставило перед агентессой задачу разузнать формулы машины времени. Самое большое, что она могла сделать, – как-то повлиять на творчество, в том числе политическую аналитику писателя. Самое меньшее – сообщать куда следует о его проектах и контактах.
Герберт Уэллс якобы рассказывал, что в ранней юности, работая у жестокого и несправедливого хозяина и придя в отчаяние, перенёсся в другое место и время. Правда, это случилось после горячих молитв, обращённых к Богу. Возможно, писатель действительно пережил мистический религиозный опыт, определивший его творчество и объективно содержащиеся в нём предсказания. В предисловии к изданию «Войны в воздухе» 1941 года Уэллс написал, что его эпитафией должна стать фраза «I told you so. You damned fools» – «Я вас предупреждал, проклятые вы дураки!».
Гори, гори ясно!
Трудно представить себе хладнокровного англичанина Уильяма Сомерсета Моэма (1874–1965) сгорбившимся перед камином и, словно Гоголь, сжигающим рукописи. Между тем именно так он и поступил, когда Уинстон Черчилль, прочтя изрядную часть его готовых к изданию книг, заявил писателю о том, что тот слишком реалистичен – нарушает Акт о государственной тайне. Моэм уничтожил четырнадцать неизданных романов! Когда Булгаков говорил, что «рукописи не горят», он имел в виду манускрипты уровня гоголевских; черновики шпионских романов горят вполне бойко, с синим пламенем и белым дымом. И всё же жаль, что мы никогда их не прочтём – Сомерсет Моэм отлично разбирался в людях, его романы «Бремя страстей человеческих», «Луна и грош», «Пироги и пиво», «Остриё бритвы» и, пожалуй, самый известный – «Театр» – полны достоверного психологизма.
Моэм – автор 21 романа и более ста рассказов, десятки его пьес доминировали на театральных сценах Лондона и Нью-Йорка в начале прошлого века. Он был светским львом и вращался в артистическом и светском бомонде Лондона, Парижа и Нью-Йорка. Среди его друзей, которых он принимал на своей вилле «Мореск» на Французской Ривьере, – Черчилль, Герберт Уэллс, Жан Кокто.
Ширококостный коротышка – всего-то 152 сантиметра, Моэм по росту не был призван в армию. Но когда началась Первая мировая война, он, повинуясь патриотическому порыву высших слоёв британского общества, чтобы попасть на фронт, устроился шофёром санитарных машин в госпиталь Красного Креста. В 1915 году офицер британской разведки из Сикрет интеллидженс сервис (СИС) обратил внимание на незаурядный ум Моэма и привлёк его к работе в качестве секретного агента. Моэм отлично подошёл для ведения шпионской деятельности за пределами Великобритании, поскольку, прожив достаточно длительное время в Германии и Франции, свободно владел французским и немецким и неплохо – русским языком, искренне любил русскую литературу.
Летом 1917 года Моэм под именем американского репортёра Джона Сомервиля побывал в России с целью организации поддержки Временного правительства с тем, чтобы Россия не вышла из войны. В Петрограде Моэм встречался с Борисом Савинковым и Александром Керенским, который без обиняков потребовал средств для борьбы с большевиками. По возвращении в Лондон Моэма лично принял премьер-министр Ллойд Джордж, с интересом выслушал его, но крик о помощи Керенского оставил без внимания. Так миссия Моэма-агента была провалена, но Моэм-писатель остался ею весьма доволен, поскольку собрал отличный материал для романов о своём герое-шпионе Ашендене. Но двухмесячная поездка в Россию оказалась роковой для слабого здоровья писателя: он заболел туберкулёзом, оказался в специализированном санатории, и на его шпионской карьере был поставлен крест. Чему тот в глубине души был рад, полностью посвятив себя литературе. Хотя его друг, Кеннет Кларк, вспоминал: «Он часто говорил о разведке, которой невероятно восторгался. Полагаю, ему нравился свет, который она проливала на природу человека».