Торжественное открытие нового здания состоялось 4 февраля 1923 года. Это могло бы считаться еще одной (третьей) датой основания института. Ученый секретарь профессор В.Р. Бурсиан доложил о деятельности института с момента основания. Иоффе прочел доклад «Наука и техника». Вечером был ужин на 150 человек, подготовленный служащими института с тортами, мороженным и даже белым вином. Скатерти и посуда были получены из Зимнего дворца. После ужина был концерт и капустник. Разошлись в пять утра. Мастера, вдохновленные обильной выпивкой, держали речи.
Впечатление от созданного института было огромное. Переезд всех лабораторий из Политехнического и оборудование лабораторий закончились к 1 апреля. В отчете о деятельности института В.Р. Бурсиан писал: «Все работы велись хозяйственным способом и суммы, затраченные на огромную работу организации нового института ничтожны. Нередко, особенно по воскресеньям, научные сотрудники института собирались для самых черных работ по оборудованию и уборке нового здания. Такой быстрый темп работ объясняется исключительным воодушевлением всех сотрудников и служащих института».
Всего в институте работало 65 человек. Каждый из двух отделов, возглавляемых Иоффе (физический) и Чернышевым (электротехнический) состоял из четырех лабораторий. Руководителями их стали: Н.Н. Семенов, И.В. Обреимов, М.В. Кирпичев, Л.С. Термен и другие, кабинетом теорфизики заведовал В.Р. Бурсиан.
Среди руководителей работ числились Я.И. Френкель и П.И. Лукирский, среди физиков – П.Л. Капица, находящийся уже два года в Кембридже, К.Ф. Нестурх, Ю.А. Крутков, Л.В. Мысовский, среди ассистентов – Н.И. Добронравов, М.А. Левитская, А.Ф. Вальтер, Г.А. Гринберг, Я.Г. Дорфман, В.Н. Кондратьев, Ю.Б. Харитон, Н.Н. Миролюбов и другие.
Последние шестеро были еще студентами физмеха.
В конце 1923 года в институт пришли Д.А. Рожанский, Л.В. Шубников, А.П. Константинов (старший брат Б.П.) и В.К. Фредерикс. В следующем году появились А.К. Вальтер, В.А. Фок, Д.В. Скобельцын, А.И. Шальников.
Возникла новая лаборатория – общей физики. Воз-главил ее сам А.Ф. Среди ее задач значились разработка нового типа аккумуляторов высокого напряжения и изучение электрических свойств изоляторов.
В сентябре 1924 года Семенов уходит с поста зам. директора по хозчасти – хочет серьезно заняться наукой. На его пост единогласно избирается И.В. Обреимов.
Иоффе со своего поста уйти не может – при советской власти директор должен добывать все сам, от гвоздя до денег на зарплату и на приборы. Один из заветов Ленина – в обязанности советского директора входит не только выполнение производственной работы предприятия, но и, в первую очередь, забота о трудящихся.
Институт развивался, расширялся, его результаты становились известными. Скоро стало не хватать помещений и средств, выделяемых Наркомпросом, в составе которого находился институт.
Иоффе решил «подкормиться» – для этого он организовал в 1924 году физико-техническую лабораторию (ЛФТЛ) при ВСНХ. Состав научных и технических руководителей включал практически всех ведущих сотрудников института. Это был первый масштабный опыт ведения «хозтематики» в научном физическом коллективе (по положению, наркомпросовский Физтех должен был заниматься чистой (фундаментальной) наукой). Лаборатория получила несколько зданийК90 рядом с институтом, возможность получать оборудование, приборы и финансирование в гораздо большем объеме, чем наркомпросовский Физтех. Скоро лаборатория количественно переросла институт, а зарплаты в ней были больше, чем в институте. Она стала именоваться не ленинградской, а государственной (эквивалент всесоюзной), а вскоре получила статус института (ГФТИ). Этот мощный физико-технический институт не имел прибавки «рентгенологический» и принадлежал ВСНХ. Он решал прикладные задачи, возникающие перед бурно растущей промышленностью страны, стараясь не поступаться научным уровнем проводимых физических исследований. После напрашивавшегося объединения институтов в 1931 году начался процесс «почкования»: из обоих Физтехов возникли региональные физико-технические: Томский (Сибирский), два украинских – в тогдашней ее столице Харькове (УФТИ) и в Днепропетровске, а также уральский в Свердловске. Туда поехали молодые и те, кому было тесно в рамках «старого» Физтеха.
Несмотря на выделение новых институтов, объединенный Институт оставался большим и плохо управляемым, он получил название Физико-технического – т. е. это была четвертая дата его основания. Иоффе хотел понимать все, что происходит в его институте и решил разделить его на большие секторы, а потом на их основе создать автономные институты, оставив за собой старый Физтех. Но ВСНХ доверял только Иоффе и противился самостоятельности новых институтов.
Его поддержали в ЦК партии, но решение было типа: «доски стругать, но струганным класть вниз». Через полгода вышло решение о реорганизации Института. Он превратился в Физико-технический комбинат с выделением в нем самостоятельных институтов:
Электрофизики во главе с А.А.Чернышевым, Хим-физики во главе с Н.Н. Семеновым и Физтеха во главе с А.Ф. Кроме того, в него входили филиалы на местах: Уральский физико-металлургический, Украинский и Сибирский (Томский) физико-технический. Предложили ускорить создание института Агрофизики.
Дирекция комбината (А.Ф. Иоффе) должна была осуществлять единое руководство, общее планирование научно-исследовательских работ всех институтов и филиалов и контроль за исполнением планов – задача невыполнимая даже для А.Ф. Иоффе.
Семенов и Чернышев оказались прекрасными руководителями, надобность опеки со стороны Иоффе постепенно отпадала, и через два года комбинат был ликвидирован, институтам дарована полная самостоятельность, а координация осуществлялась за счет идейной связи руководителей, не регламентируемой никакими приказами сверху.
К сожалению, дела в иногородних филиалах, превращавшихся в самостоятельные институты, пошли совсем не так, как хотелось (дело УФТИ). Если бы Иоффе сохранил общее руководство над ними, то, по мнению автора, трагедий в них, может быть, удалось бы избежать.
В январе 1932 Иоффе в очередной раз перестроил институт. Сам он возглавил энергетический отдел (отделы тогда назывались группами, а лаборатории бригадами). Были еще отделы Гелиотехники (В.П. Вейнберг) и Рентгеновских лучей (П.И. Лукирский). Курчатов возглавлял отдел строения вещества. Лабораторией аморфных тел в нем руководил П.П. Кобеко, лабораторией жидких кристаллов В.К. Фредерикс.
Отделом механических свойств материалов и двумя лабораториями в нем руководил Н. Н. Давиденков.
В отделе (группе) теорфизики, возглавляемой Я.И. Френкелем числились старшими инженерами Л.Д. Ландау, В.А. Фок, М.П. Бронштейн, Д.Д. Иваненко, научным аспирантом И.С. Чумбадзе, консультантом В.Р. Бурсиан, инженером II разряда Б.И. Давыдов.
Наименьшими по составу были отделы биофизики Г.М. Франка (будущего академика) и методологии.
Институт, как и большинство выделенных институтов, принадлежал к Наркомтяжпрому (нарком – Орджоникидзе, зав. НИС'ом Бухарин), а затем, после гибели его руководителей и после разукрупнения попадал в разные Наркоматы, пока, наконец, из Наркомата среднего (тогда автомобильного, а не атомного машиностроения), Иоффе не удалось перевести Физтех в Академию Наук. Основным доводом, убедившим Академию и ее президента Комарова в полезности «приобретения» Физтеха, было большое количество решенных и решаемых народно-хозяйственных задач. Если бы в 1920 году Иоффе заикнулся о решении народно-хозяйственных задачах в Академии, его бы провалили на выборах в академики. А в 1936 году как раз за отсутствие этих достижений Иоффе и Физтех подверглись жесткой критике Наркомтяжпрома на сессии Академии Наук, специально созванной для обсуждения деятельности Физтеха.
Об этом ниже, а теперь перейдем к параллельному процессу – развитию физмеха и физтеха.
Физмех и Физтех
В 1921 году на кафедру теорфизики пришел, а потом и возглавил ее Я.И. Френкель.
Кафедра Френкеля не являлась выпускающей. Два студента физмеха стали ведущими в стране теоретиками: академик Померанчук и, так и не ставший членкором, Берестецкий. Самый первый выпускник (он был единственным на курсе) Гринберг стал матфизиком и членкором. Академик Зельдович ходил на лекции на физмехе и посещал их в ЛГУ. Но курса не кончил, так как разрешили защищать диссертацию в Физтехе без вузовского диплома.
Кафедра теорфизики физмеха (как и теоротдел Физтеха) состояла в основном из выпускников университета: там было легче учиться, и не было той многопредметной инженерии, которая требовалась в Политехнике даже на физмехе.
В дальнейшем преподавателями физмеха становились многие его выпускники и ведущие сотрудники Физтеха (см. Приложение А).
Преподавали там и ассистенты Я.И. Френкеля «инженеры» теоротдела Физтеха Л.Д. Ландау и М.П. Бронштейн. Студент физмеха В.Я. Савельев вспоминает: «По внешнему виду Бронштейн отличался от Ландау как Штепсель от ТарапунькиК94, во внутреннем содержании сходства тоже было не много: добрый юмор Бронштейна сильно отличался от сарказма Ландау. Матвей Петрович студентов никогда не преследовал и не издевался над ними. Страшно удивлялся, если студент знает хоть что-нибудь и оценки ставил хорошие». Нужно сказать, что сравнения с Бронштейном не выдерживал не только Ландау, но и Гамов. Когда после письма Гессену Бронштейна и Ландау «отставили» от преподавания на физмехе, а потом Бронштейна и в ЛГУ, где он читал лекции (по просьбе студентов – была такая форма привлечения преподавателей в то время), то заменивший его Гамов студентам не понравился. «Подписант» Гамов, числился в Физмат институте АН, которым руководил А.Н. Крылов и поэтому под запреты не попал, так как Крылов никаких собраний с обсуждением и осуждением не проводил.
К 1939 году, после отделения от Физтеха многих институтов и переезда части из них в Москву, на факультете остались следующие специальности [Сом. 64]: техническая электроника, физика диэлектриков, химическая физика, физическое металловедение, радиофизика, теплофизика, аэрогидродинамика, динамика машин и теория упругости, приборостроение. Неясно куда при этом пропала экспериментальная физика. Выпускникам всех специализаций с 1922 года по предложению Иоффе присваивалось звание инженеров-физиков. Получили такое звание и мы, «механики», выпускники 1964 года кафедры «Динамика и прочность машин».
С 1966 года кафедра стала называться «Механика и процессы управления», в пандан с одноименным с отделением Академии Наук, организованным для ракетных баронов и генеральных конструкторов самолетов.
С 1930 года физмех и Политех охватила лихорадка перестроек, связанная, в том числе и с расформированием ВСНХ и организацией промышленных наркоматов. Наркоматы захотели обзавестись своими вузами и поделили Политех между собой. Физмех стал сначала Инженерной Академией, а потом Физико-механическим институтом (1930-1934) Наркомтяжпрома.
Институт в свою очередь состоял из отделений. Отделением технической механики заведовал профессор Е.Л. Николаи; он создал новую специальность – «Динамика и прочность машин». Почти одновременно она открывается в Харькове, через 30 лет в МВТУ (там «машинами» являлись ракеты), а потом еще в двенадцати вузах. В других отделениях (вероятно физическом и радиофизики) были свои заведующие и свои профсоюзные организации. Вот в одной из таких профсоюзных организаций и возбудили первую большую волну преследований на физмехе и в Физтехе.
Иоффе, начинавший как адепт чистой физики, стал пророком физики прикладной с лозунгом: «физика – основа социалистической техники» и организовал обучение инженеров-физиков, способных эту новую технику создавать.
Симбиоз физмеха и Физтеха был одним из успешнейших научных и учебных проектов в СССР. Мы, к сожалению, пришли на физмех, когда проект был практически закрыт, его инициаторы и руководители были уволены и вскоре умерли, основные исполнители частью репрессированы, частью переведены в другие места. Но даже последействие проекта все еще превосходило новострой обычных советских вузов, в том числе большинство московских и ленинградских. Наследником проекта стал учебный московский физтех вместе с целой сетью лучших академических институтов. Для того, чтобы понять что было и что стало, придется вкратце рассказать историю расцвета и заката физмеха и, в меньшей степени, Физтеха.
Если Физтех создавался не в последнюю очередь для того, чтобы обеспечить участников семинара Иоффе работой, а самого А.Ф. сотрудниками, то сами сотрудники Физтеха получали дополнительный заработокК96 и ценный опыт преподавания на физмехе.
И если многие выпускники физмеха стали ведущими сотрудниками Физтеха (и других институтов), а затем и ведущими физиками и механиками страны, то практически все ведущие сотрудники Физтеха (а их поначалу было больше, чем выпускников физмеха) преподавали на физмехе, как и лучшие математики и механики Петрограда-Ленинграда.
Физтех развивался в трудных условиях. Не было не только помещений, но и сотрудников. Кроме университетских выпускников Иоффе привлекает к сотрудничеству студентов Политеха. «Иногда уже со второго курса студенты привлекались к научной работе, и ко времени окончания института все имели одну или несколько печатных работ».
В мое время (1958-1964 гг.) нам раньше четвертого курса не рекомендовали подрабатывать на кафедре. Во-первых, не пройдя всех читаемых дисциплин и лабораторных работ, мы ничего полезного в научном смысле сделать не могли. А во-вторых, новых и интересных задач не хватало даже самим сотрудникам кафедры.
Какой контраст по сравнению с двадцатыми и тридцатыми годами! И дело не только в том, что наши предшественники были сильнее, талантливее и мотивированнее нас. Думаю, еще и в том, что период «бури и натиска» в физике и в механике кончился. Теперь, чтобы получить новый значимый результат, нужно было сначала вскарабкаться на большую высоту, достигнутую нашими предшественниками на физмехе и в Физтехе (взобраться на плечи гигантов). Раньше объем знаний и умений для выхода на приличную «высоту» был меньше, а важных нерешенных задач, лежащих близко к поверхности, гораздо больше. Это не оправдание нашей «инфантильности», а просто желание понять разницу. Следует принять во внимание, что кроме науки тогда ничего для порядочного и любознательного («интеллигентного») человека не существовало. Борьба за рабоче-крестьянскую власть, а затем строительство социализма быстро приняли такие формы, в которых приличные люди участвовать не хотели. Увы, скоро эти формы борьбы достигли и физиков, а еще раньше математиков (28-29 годы – доносы на Гюнтера, дело Лузина).
Еще одним магнитом был совершенно уникальный коллектив, созданный Иоффе, работа и жизнь в котором действовала как наркотик. Даже быт и семья (далеко не у всех поначалу) не могли оторвать от 12-ти часовой работы.
Как и у многих успешных творческих коллективов, его нормальная жизнь продлилась пятнадцать (может быть двадцать) лет. С началом войны прежнего Физтеха не стало. То, что увидели мы, было его тенью. Его возрождение совершалось уже после нас, но прежней высоты он, как и ни один институт в стране, достичь уже не мог.
Джаз-банд в Физтехе
Новые научные истины побеждают не так, что их противников убеждают, и они признают свою неправоту, а большей частью так, что противники эти постепенно умирают, а подрастающее поколение усваивает истину сразу.
Теоретический семинар Я.И. Френкеля 1929 г. в ГФТРИ (Физтехе): Л.Э. Гуревич, Л.Д. Ландау, Л.В. Розенкевич, А.Н. Арсеньева, Я.И. Френкель, Г.А. Гамов, М.В. Мачинский, Д.Д. Иваненко, Г.А. Мандель. В книге «Я.И. Френкель» [Фр. 66] изображение Гамова из этой фотографии удалено (эффект, предсказанный Оруэллом в «1984»)