Надежда Дурова - Бегунова Алла Игоревна 8 стр.


Такую версию неоднократно излагал в своих работах Б.В. Смиренский. «Вскоре В.С. Чернов уехал в служебную командировку в Ирбит вместе с женой и сыном. Однако согласия между супругами не было, и Надежда покинула мужа, оставив ему сына. Эта краткая страница жизни полностью забыта в воспоминаниях Дуровой, как недостойная памяти», – писал он во вступительной статье к изданию «Записки кавалерист-девицы» в 1960 году и в 1966 году (Казань, Татарское книжное издательство, тираж 40 тысяч экз. и 100 тысяч экз.). Примерно такая же оценка: ушла от мужа, оставила ему сына, больше отношений с ним не поддерживала – дана и во вступительной статье А. Ерохина к изданию «Записки кавалерист-девицы» в 1962 году (Москва, Советская Россия, тираж 100 тысяч экз.), и во вступительной статье Вл. Муравьева к изданию «Избранные сочинения кавалерист-девицы Н.А. Дуровой» в 1983 году (Москва, изд-во «Московский рабочий», тираж 200 тысяч экз.).

Уважаемые историки и литераторы почему-то не обратили внимания на один документ, опубликованный ещё в 1912 году в известной исследователям жизни и творчества Н.А. Дуровой книге А. Сакса. Это – копия, полученная полковым музеем 5-го уланского Литовского полка из Канцелярии Его Императорского Величества по принятию прошений. Канцелярия по запросу из полка сделала выписку из своей регистрационной книги за 1808 год. Эта копия выглядит так:

Из Вятской губернии

Дуров, коллежский Советник Вятской губернии города Сарапуля городничий просит определить 9-летнего сына его и внука – сына дочери его, отличившейся в прошедшую с французами войну под именем Соколова, – в какой-нибудь корпус, а 8-летнюю дочь – в Смольный Монастырь, и доставить их сюда на казенный счет.

7081

Докладывано 1 Ав. 1808 г.

Высочайше повелено внука просителя и дочь привезти сюда на казенный счет и определить первого – в военно-сиротское отделение, а последнюю – в таковое же отделение под управлением Ея Величества Государыни Императрицы Марии Феодоровны находящееся.

Вятскому Гражданскому Губернатору

и Военному Министру

сообщ. 28 Августа.

Писано г. Вилламову 31 Августа

(Подписал) Статс-Секретарь Молчанов.

С подлинным верно (подписал) С. Писарев. Настоящая копия выдана из канцелярии Его Императорского Величества по принятию прошения 26 января 1902 года. С. – Петербург.

М.П.

Управляющий делами канцелярии (подписал) Барон Аккурт
и И. о. Секретаря Канцелярии (подписал) С. Писарев[63].

Из выписки совершенно ясно, что Иван Чернов в это время жил у своего деда в Сарапуле, а не у отца. Также ясно, что император Александр I был в курсе семейных дел Н.А. Дуровой. По крайней мере он знал, что она ушла от мужа с ребёнком, и, как показывают найденные документы, обещал об этом ребёнке позаботиться. Своё обещание государь выполнил.

Записи в регистрационной книге Канцелярии Его Императорского Величества по принятию прошений предшествовало обращение на высочайшее имя самого Андрея Васильевича Дурова. Он послал его в Санкт-Петербург в июне 1808 года.

«С кончиною жены моей, – говорилось в прошении, – не имея никаких способов доставить приличное воспитание остающимся в семействе моём малолетним детям моим сыну Василию 9-ти лет и дочери Евгении 8-ми лет да внуку моему рожденному от означенной дочери моей под именем Соколова Ивана (по отцу Чернов) 7-ми лет. Я повергаюсь к стопам Твоим Всемилостивейший Государь! Прошу милосердно на судьбу сих малолетних воззрения…»

Как видно из выписки и других документов, на это прошение был дан в целом положительный ответ. Александр I распорядился поместить Ивана Чернова в Императорский военно-сиротский дом, Евгению Дурову – в женское отделение этого Дома. Василия же Дурова в список облагодетельствованных не внесли. Зато было разрешено детей вместе с сопровождающим доставить в столицу на казенный счёт. Деньги на это путешествие -147 рублей 61,5 копейки – выделили из Государственного казначейства, чему предшествовала ведомственная переписка в течение трёх месяцев: с декабря 1808 года по февраль 1809 года. Видимо, дети выехали из Сарапула в Санкт-Петербург в феврале 1809 года.

Чтобы понять смысл этих событий, надо вспомнить, что у императора Александра I в начале XIX века городничих было много (по списку городов Российской империи – до 400 человек), а государственных учебных заведений, где юные дворяне могли бы получить образование за казённый счёт, очень мало. В 1732 году в Санкт-Петербурге был основан Сухопутный шляхетский корпус на 300 кадетов (впоследствии -1-й Кадетский), в 1752 году – Морской шляхетский корпус на 120 кадетов, в 1762 году – Артиллерийский и инженерный корпус на 146 кадетов (впоследствии – 2-й Кадетский). Довольно далеко от столицы с 1800 по 1806 год в Гродненской губернии существовал Гродненский кадетский корпус (затем переведён в Смоленскую губернию, а с 1824 года – в Москву, где назван Московским кадетским). Преимущественным правом при зачислении в кадетские корпуса пользовались сыновья офицеров, погибших на войне и находящихся на действительной военной службе.

Однако детям бедных дворян из провинции попасть в кадеты было очень и очень непросто. О том имеются воспоминания генерала от артиллерии и выдающегося деятеля эпохи Александра I графа Алексея Андреевича Аракчеева (1769–1834), родившегося в Бежецком уезде Тверской губернии. В январе 1783 года он с отцом приехал в Петербург и подал прошение о приёме в Артиллерийский и Инженерный шляхетский корпус. Более полугода тянулось рассмотрение этого дела. Аракчеевы не имели высоких покровителей в столице. Также не было у них и денег, чтобы дать взятку сотруднику корпусной канцелярии. Только случай помог тверским дворянам. Как-то увидев во дворе директора корпуса генерала Милиссино, Алексей Аракчеев бросился к нему в ноги и, рыдая, стал умолять его о зачислении в кадеты.

Милиссино пожалел 14-летнего подростка, поговорил с его отцом и тотчас написал в канцелярию свою записку. Только после этого будущий реформатор русской артиллерии и военный министр смог наконец надеть кадетский красный мундир с чёрными бархатными лацканами. Много лет спустя А.А. Аракчеев, вспоминая эту историю, называл её «уроком бедности и беспомощного состояния» и требовал от своих подчинённых, чтобы «резолюции по просьбам» всегда делались без задержек…

Императорский военно-сиротский дом, куда по решению государя был определён Иван Чернов, существовал на положении кадетского корпуса. Так его и называет в своих мемуарах один из современников, проучившийся там семь лет, с 1803 по 1810 год[64].

Начало своё Императорский военно-сиротский дом вёл от «Дома военного воспитания», образованного из Гатчинского сиротского дома, который в 1794 году учредил и на свои средства содержал великий князь Павел Петрович, впоследствии император Павел I. Указ о создании Императорского военно-сиротского дома и его отделений при гарнизонных полках датируется 23 декабря 1798 года. Доклад по этому вопросу подготовили великий князь Александр Павлович, генералы Дамб, фон дер Пален и Аракчеев.

Согласно смете, утверждённой Павлом I, на содержание Императорского военно-сиротского дома тогда отпускалось 126 167 рублей 31,5 копейки (в том числе на жалованье, на мундирные и прочие веши – 110 767 рублей 41 копейка, на провиант -15 699 рублей 89 копеек) и на все Отделения этого Дома при гарнизонных полках – 520 076 рублей 21 копейка. При этом Дом состоял из двух отделений: благородного и солдатского. В первом было 200 мальчиков и 50 девочек, во втором – 800 мальчиков и 50 девочек.

«В первое Отделение определяются, по достаточным доказательствам о дворянстве и неимуществе, дети как Дворянские, так равно Штаб- и Обер-Офицерские, без телесных недостатков, не входя при том в разбирательство религии, но только не старее 11 лет. Их называть кадетами, – гласил царский указ. – Числа им не полагается, но в приёме преимуществуют те дети, коих родители скончали дни, служа отечеству; потом предпочитаются те из них, коих отцы, хотя и продолжают военную или гражданскую службу, но состояния скудного. Содержать пищею и одеждою и обучать на казённом коште: 1) Закону Божьему по рождению их родителей, 2) Российскому, 3) Немецкому языкам, то есть: читать, писать и говорить сии наречия, 4) Грамматике и переводам тех языков, 5) Арифметике, 6) Геометрии, 7) Артиллерии, 8) Фортификации и Тактике, 9) Рисовать, 10) Истории и 11) Географии; однако же не в таком виде, чтобы обучать могли, но чтобы сами сими познаниями пользоваться умели…»[65]

Девочек благородного отделения обучали Закону Божьему, русскому и немецкому языкам, арифметике, рисованию, географии и истории, а также шитью, вязанию и «плетению всякого рода». Кроме того, при выходе замуж им полагалось приданое: 300 рублей из Кабинета Его Величества и 200 рублей из бюджета Императорского военно-сиротского дома.

Для лучшего размещения в столице воспитанников нового военно-учебного заведения правительство приобрело у графа Воронцова большой дом, расположенный на набережной реки Фонтанки у Обухова моста. В 1806–1808 годах он был значительно расширен и перестроен. Это здание сохранилось до нашего времени и находится в Санкт-Петербурге по адресу: Московский проспект, 17.

Павел I считал Императорский военно-сиротский дом своим любимым детищем и даже подарил ему собственный портрет. «Не было и недели, чтобы питомцы заведения не видели своих августейших покровителей. Императрица никогда не приезжала без целого транспорта корзин, наполненных конфектами и другими лакомствами, которые она собственноручно раздавала и мальчикам и девочкам. Император, в сравнении с его отношением к другим заведениям, был даже пристрастен к Дому. Это пристрастие весьма рельефно выражалось по отношению к выпускным воспитанникам: сверх обмундирования им выдавалось ещё денежное пособие из какого-то собственно для этого существующего капитала. Для производимых же в полки гвардейской кавалерии, государь дарил лошадей из собственной его конюшни…», – говорится в воспоминаниях И.Р. Тимченко-Рубана, который был воспитанником Дома в 1797–1799 годах[66].

Особый капитал у Дома действительно был. В 1799 году графы Михаил и Николай Петрович Румянцевы, сыновья фельдмаршала Румянцева-Задунайского, пожертвовали заведению 50 тысяч рублей «в благодарность за поставленный памятник службе отца их». В 1800 году 50 тысяч рублей передал Дому петербургский купец Нащокин. Эти суммы, помещенные в банк, приносили около 3 тысяч рублей дохода ежегодно. Из этих денег кадеты при выпуске их в полки офицерами и получали дополнительное пособие.

В августе 1805 года солдатское отделение Императорского военно-сиротского дома было упразднено. В сентябре 1806 года женское отделение перевели в другое помещение. В 1807 году воспитанники Дома получили форменную одежду, одинаковую с воспитанниками 1-го Кадетского корпуса.

Для кадетов малолетнего возраста (8-10 лет) она заключалась в тёмно-зелёной фуражной шапке с красным околышем, выпушками и кистью, в однобортной тёмно-зелёной суконной куртке без фалд, которую зимой носили с тёмно-зелёными суконными же панталонами, а летом с белыми панталонами из фламского полотна. Для зимы детям также полагалось иметь серую суконную шинель, картуз из чёрного поярка с наушниками и белые замшевые рукавицы.

Кадеты строевого возраста (11–18 лет) были обмундированы как унтер-офицеры армейской пехоты. Строевым головным убором им служил черный кивер высотой около 18 см. Наряд дополняла суконная темно-зеленая двубортная куртка на медных пуговицах (6×2), с фалдами, с красным воротником, обшлагами и погонами. На воротнике и обшлагах нашивался золотой галун шириной в полвершка (22 мм). Зимой с курткой носили суконные белые панталоны, до колен обшитые черной кожей, летом – панталоны из белого фламского полотна. В гардероб кадета строевого возраста также входила серая суконная армейская шинель с красным стоячим воротником и погонами и фуражная шапка из темно-зеленого сукна с красным околышем и выпушками. Вооружены кадеты были ружьями со штыками и тесаками. Их снаряжение состояло из белой юфтьевой перевязи для тесака и черной патронной сумы, которую носили на такой же перевязи через левое плечо[67].

Мундир кадетам выдавали раз в два года, шинель – раз в четыре года. Кроме того, каждый кадет раз в год получал 3 рубашки из холста, 3 носовых платка, 2 пары нитяных чулок и 1 пару шерстяных, 3 пары башмаков, 2 полотенца из холста длиною в два аршина (142 см), 3 простыни и 6 наволочек, а также раз в четыре года – байковое одеяло, подшитое холстом, волосяной матрац и 2 перьевые подушки. Мундиры, белье и обувь изготовляли в самом Доме, для чего в штате заведения числился 1 закройщик, 12 портных и 12 сапожников. Была при Доме и собственная прачечная (1 кастелянша, 1 ключник унтер-офицерского чина, 20 наемных прачек с окладом в 60 рублей в год и 6 работников из инвалидов-солдат)[68].

В первые годы царствования Александра I программа обучения в Императорском военно-сиротском Доме была расширена. В нее включили французский язык, алгебру, плоскую тригонометрию, физику и съемку местности. После сдачи экзаменов кадеты стали проходить полугодовую стажировку в Дворянском полку или во 2-м Кадетском корпусе «для узнания фрунтовой науки»[69].

Согласно месячным рапортам за 1809–1811 годы в Императорском военно-сиротском доме состояло от 400 до 420 строевых кадетов и от 80 до 90 малолетних кадетов. Они разделялись на две роты, которыми командовали капитаны Эбергерд и Свечкин, затем – Клуген. Еще в заведении служили 8 обер-офицеров, 3 унтер-офицера, 6 военных музыкантов (барабанщики и трубачи). Директором с 1806 года являлся полковник Геен, с 1815 года эту должность занял полковник, затем генерал-майор Арсеньев.

К сожалению, архив Императорского военно-сиротского дома сохранился далеко не полностью. Причиной тому послужили две крупные реорганизации. В 1829 году он был переименован в Павловский кадетский корпус, а в 1863 году при переформировании военно-учебных заведений в России вообще упразднен. В настоящее время Архивный фонд Императорского военно-сиротского дома разделен на две части. Одна находится в Российском государственном военно-историческом архиве в Москве, другая – в отделении этого архива в городе Ялуторовске Тюменской области, что делает ее недоступной для изучения.

Фамилия Чернов встречается в списках Дома неоднократно. Дело в том, что имена и отчества кадетов в отчетных документах тогда не ставили, а однофамильцам присваивали номера. Поэтому в начале XIX века в заведении находились: Чернов 1-й, принятый в январе 1799 года; Чернов 2-й, принятый в сентябре 1801 года; Чернов 3-й, принятый в декабре 1807 года. Чернов 4-й впервые показан в тех списках, которые сохранились, в сентябре 1809 года, при этом указано, что он поступил в Дом 5 марта 1809 года[70].

Время выезда Ивана Чернова и Евгении Дуровой из Сарапула – февраль 1809 года. Ехать в Петербург они могли только по тракту через Вятку и Москву. Это расстояние, согласно «Указателю дорог Российской империи» (СПб., 1804, ч. 3, с. 395), достигало 1988 верст и по зимней дороге его можно было преодолеть не менее чем за две недели. Следовательно, к началу марта дети как раз и должны были появиться в столице.

Чернов 4-й фигурирует в списках малолетних кадетов роты капитана Обергарда с 1809 по 1811 год, что соответствует реальности, так как сыну Дуровой было в это время восемь, а затем девять лет. В ежемесячных рапортах Дома отмечались не только фамилии воспитанников, но и их поведение. Оно могло быть «хорошим», «изрядным», «посредственным» и «плохим». Оценку «хорошее поведение» обычно имели 20–25 кадетов, оценку «изрядное поведение» – 200–250 кадетов, оценку «посредственное поведение» -150-170 кадетов, оценку «плохое поведение» – 30–35 кадетов. Судя по рапортам, Ванечка Чернов являлся примерным воспитанником и всегда получал оценку «изрядное поведение»[71].

Формулярный список его ротного командира капитана Эбергерда не найден, но в мемуарах Н.И. Андреева этот человек обрисован: «Ротными командирами назначили двух капитанов Эбергарда (так в оригинале. – А. Б.) и Свечкина, они оба были строги до чрезвычайности. Эбергард, чахоточный, сухощавый и никогда не улыбался, сек кадет без пощады и, кажется, сам наслаждался, до того, что многих полумертвых выносили в лазарет, а г-н Свечкин не уступал злостью и варварством Эбергарду. Они изобрели, чтобы и самые розги были по форме, размачивались и парились в горячей воде. Секли ими на скамейках солдаты, и нередко давали по 700 розог и более…»[72]

Назад Дальше