Удивительно беспечный комментарий Мэрилин перед руководством «Фокс» по поводу фотографий демонстрирует ее здравый смысл как стратега связей с широкой общественностью, но также и ее изобретательность в стрессовых ситуациях.
Когда это произошло, студия уже наметила интервью Мэрилин с Элин Мосби из ЮПИ. Неужели придется отменить интервью из-за выпуска фотографий обнаженной Мэрилин? Нет, решила Мэрилин. Более того, она встретилась с Мосби и использовала эту встречу для того, чтобы прояснить ситуацию. В указанный день она покорно прошла фотосессию и интервью. Потом она отвела репортера в сторонку. «Мне нужно кое-что обсудить с вами», — прошептала она Мосби. А затем она выдала ей басню о своей печальной жизни, которой она пользовалась много лет, рассказывая любому, кто был готов слушать, насколько трудна была ее жизнь и что она делала, чтобы выжить. «Несколько лет назад, когда у меня совсем не было денег, даже на еду и оплату жилья, — сказала Мэрилин Элин Мосби, — знакомый фотограф попросил меня позировать обнаженной для художественного календаря. Его жена находилась в студии, они оба были очень милы, и я заработала пятьдесят долларов, в которых я тогда очень нуждалась. Разве я сделала что-то ужасное, чего не должна была делать?» — спросила она, и ее глаза наполнились слезами. Она сделала драматичную паузу. «Я никогда не думала, что кто-нибудь узнает меня, — продолжила она, распахнув с удивлением глаза, — а теперь мне сказали, что это может разрушить мою карьеру. Они хотят, чтобы я отрицала, что там изображена я». Затем она добавила: «Но я не могу лгать. Что мне делать?» Элин Мосби не знала, что следует делать Мэрилин, но она отлично знала, что сделает она сама — перед ее глазами уже бежали строчки: «Мэрилин Монро признает, что это она — обнаженная блондинка из календаря». Эта история, которая впоследствии была подхвачена всеми агентствами новостей и циркулировала во всем мире, была одним из наиболее удачных ходов Мэрилин, и в этом повествовании большая часть сведений была правдой (в отличие от некоторых других рассказов Мэрилин). Реакция была быстрой — нация простила ее. И не просто простила — впечатление от снимков, ее интервью и все сопутствующие дебаты сделали ее еще более яркой звездой. В конечном счете, одна из фотографий даже появилась на обложке первого выпуска «Плейбоя», что сразу подняло продажи этого журнала до небес.
Мэрилин никогда не извинялась за фотографии, так же, как она никогда не извинялась за свое плохое воспитание. («Я хочу, чтобы мужчина пришел домой после трудного рабочего дня, посмотрел на этот снимок и мог сказать: «Вот это да!» — заявила Мэрилин.) Она приняла эти фотографии и последующий скандал так же, как принимала трудности своей юности — действительно, эта щекотливая ситуация бледнела по сравнению с тем, с чем ей уже приходилось сталкиваться. Затем она использовала эти снимки так же, как нередко эксплуатировала историю своей жизни. Фрэнк Синатра сказал про это лучше всего: «Если вам нужна телка, которая знает, как выжимать лимоны для лимонада, возьмите Мэрилин Монро». В данном случае она сумела сделать из кислых лимонов отличный лимонный пирог.
С этого момента образ Мэрилин Монро как сексуальной богини был непререкаем. В течение многих последующих лет обложки журналов — например, «Лайф», вскоре после того, как всплыли эти снимки обнаженного тела Мэрилин, — и провокационные фотовыставки подчеркнут ее идеальную сексуальность так, как это не случалось ни с одной другой актрисой. К тому же она никогда не была вульгарной — это было частью ее гения. Иногда она очень близко подходила к опасной черте, но очень точно ощущала границу благопристойности и никогда не пересекала ее. Многие пытались подражать ей — например, актрисы вроде Джейн Мэнсфилд и Ким Новак, — но они никогда так и не смогли встать с ней вровень.
За прошедшие с тех пор годы множество людей претендовало на роль человека, который «открыл» Мэрилин Монро. Возможно, человек, который действительно заслужил эту честь, — парень, который дал ей пять долларов на такси и свою визитную карточку в тот день, когда у нее сломалась машина и она иначе не смогла бы добраться на пробы: Том Келли, фотограф, который на самом деле открыл для мира Мэрилин Монро.
Глэдис: «Я хотела бы, чтобы мой ребенок любил меня... а не ненавидел»
Мэрилин Монро только что успешно справилась с неожиданным появлением ее фотографий в обнаженном виде, когда вокруг нее разгорелся другой скандал. В течение многих лет она говорила всем, что она сирота, что оба ее родителя умерли. Возможно, вопрос о том, где ее отец, возникал время от времени, но не играл существенной роли, потому что отец не играл никакой роли в ее жизни. Но мать — это совсем другое дело.
В мае 1952 года, незадолго до того, как Мэрилин исполнилось двадцать шесть лет, в печать просочилась часть истории о ее матери, что привело к серьезным неприятностям. Репортер по имени Эрскин Джонсон из «Голливуд репортер» узнал, что Глэдис жива, и нашел ее. В своей заметке он высказал предположение, что она недавно освободилась из государственной психиатрической больницы Энгью, но к тому времени она была на свободе уже около семи лет. В своей истории, которую он назвал «Мэрилин Монро признается, что ее мать жива», опубликованной 3 мая 1952 года, он сообщил, что Глэдис работает частной сиделкой в «Хомстид Лодж» в Игл-Рок, Калифорния. Главное в этой истории было не то, что Глэдис жива, но то, что Мэрилин лгала об этом. Это стало причиной бесчисленных проблем Мэрилин в общении со СМИ. Например, она только недавно дала интервью репортеру для «Редбук» о своем грустном детстве, рассказав, что воспитывалась приемными родителями после того, как оба ее родителя умерли. Было слишком поздно выбрасывать это интервью из журнала. История под названием «Долгий путь в одиночестве» не только создала Мэрилин репутацию врушки, но и вызвала недоверие к статье в целом и к ее автору, Джиму Энагану. Энаган позвонил в «Фокс» и пожаловался в отдел рекламы, называя Мэрилин лгуньей; он был очень расстроен. В ответ Мэрилин сделала то, что всегда получалось у нее лучше всего, — она открыто и честно прояснила ситуацию. Она написала в «Редбук» открытое письмо с заявлением: «Я искренне не чувствую себя неправой в том, что скрывала от вас тот факт, что моя мать еще жива [...], так как мы никогда толком не знали друг друга и у нас никогда не было нормальных отношений матери и дочери».
Став известной, Мэрилин по-прежнему постоянно общалась со своей сестрой Бернис. Когда в газетах запестрели заголовки по поводу скандала с календарем, где она была изображена обнаженной, ее первым порывом было позвонить Бернис и предупредить ее об этом. (Муж Бернис, Пэрис, к тому времени уже пришел домой с работы с дюжиной газет, где были напечатаны эти фотографии.) В то время, когда Мэрилин позировала для снимков, сестры обсуждали это, и самым серьезным их опасением было — как бы тетя Анна не увидела их. Как бы она объяснила это Анне? Мэрилин казалось, что объяснить эти снимки Анне труднее, чем всей Америке. Сейчас Анна была мертва, но в жизни Мэрилин оставались и другие люди, которых этот скандал мог задеть. Мэрилин знала свою тетю Грейс, которая увлеклась христианской наукой и была сейчас более предана ее принципам, чем при жизни тети Анны, — она могла бы не принять эти фотографии, но она также знала, что Грейс понимает шоу-бизнес и пиар и, в конечном счете, сможет ее понять. Глэдис — совсем другое дело. Мэрилин и Бернис надеялись, что Глэдис не увидит снимки. Оказалось, что в 1952 году у Глэдис были более важные проблемы.
За три года до описываемых событий, когда Мэрилин узнала от Джонни Хайда, что новый муж ее матери был двоеженцем, она немедленно позвонила тете Грейс, чтобы передать ей эти потрясающие новости. Грейс, в свою очередь, позвонила Глэдис. «Кто это тебе сказал?» — спросила Глэдис. «Норма Джин», — ответила Грейс. В этом была вся Глэдис. Ей достаточно было услышать это, чтобы утвердиться во мнении, что Мэрилин пытается разрушить ее брак, «потому что она просто ненавидит меня. Она сделает все что угодно, чтобы разрушить мою жизнь, потому что все еще полагает, что я разрушила ее собственную». Невозможно было переубедить Глэдис. Она настаивала, что у Джона не было другой жены, кроме нее, и что всю эту ложь придумала Мэрилин, «как и все остальные ее истории».
У Глэдис были и другие проблемы с Эли. Он сильно пил и оскорблял ее. В 1951 году Глэдис решилась подать на развод, однако прежде, чем документы были окончательно собраны, у Джона Эли обнаружилась болезнь сердца. Глэдис почувствовала, что у нее не остается другого выбора, кроме как остаться с ним и использовать свою веру в христианскую науку, чтобы попытаться вылечить его.
Зимой 1951 года Глэдис получила работу в «Хомстид Лодж», который упоминается в истории «Голливуд репортер».
Затем, 23 апреля 1952 года, Джон Эли умер в возрасте шестидесяти двух лет. После этого Глэдис переехала к Грейс Годдард. Через некоторое время Глэдис решила найти Иду Болендер и переехать к ней. «Мать никогда не могла никого выгнать», — рассказывала приемная дочь Иды Болендер, Нэнси Джеффри. Однако почти сразу же после переезда в дом Иды Глэдис заявила, что сожалеет об этом. Эти две женщины не могли жить вместе. Глэдис решила покинуть дом Болендеров, но, очевидно, Грейс не хотела, чтобы она возвращалась к ней. В довершение всего, Мэрилин не почтила смерть Джона Эли открыткой с выражением соболезнований. Хотя Мэрилин посылала Глэдис ежемесячное пособие, Глэдис переживала то, что она называла безразличием своей дочери, и написала ей следующее язвительное письмо:
«Дорогая Мэрилин,
Пожалуйста, дорогое дитя, мне бы хотелось получить от тебя весточку. Здесь меня все сильно раздражает, и я хотела бы уехать отсюда как можно скорее. Я хотела бы, чтобы мой ребенок любил меня, а не ненавидел.
Люблю тебя,
Твоя мать».
Хотя Мэрилин очень расстроилась, прочитав это письмо, она сохранила его. Кроме того, у нее на тумбочке всегда стояла фотография Глэдис в рамке.
Некоторое время Глэдис говорила о переезде во Флориду и о желании посетить свою дочь, Бернис. Все, кто знал Глэдис, побаивались подобного развития событий. Бернис хотела увидеть мать и приветствовала идею посещения, но Мэрилин и Грейс отнеслись к этой мысли с огромным скептицизмом, поскольку знали Глэдис намного лучше, чем Бернис, и не были уверены, что все пройдет гладко. Однако Бернис написала Глэдис и сказала, что она всегда готова принять ее в своем доме и надеется, что та вскоре прибудет во Флориду. Даже при том, что Мэрилин сильно сомневалась в разумности такого визита, она решила, что оплатит Глэдис дорогу и все дорожные расходы. В то время вопрос повис в воздухе — никто не знал, что Глэдис будет делать дальше.
В течение лета 1952 года, пока Глэдис работала в «Хомстид Лодж», ее дочь получала больше внимания и рекламы, чем когда-либо прежде. Ее лицо можно было увидеть на обложке какого-нибудь журнала или по телевизору в новостях, особенно после многочисленных фильмов с ее участием, скандала с календарем и ее завязавшегося романа с Джо ДиМаджио. По дороге на работу Глэдис постоянно видела лицо дочери в газете или, особенно часто, на телеэкране в «телевизионной комнате», где коротали время обитатели «Хомстид Лодж».
С тех пор как Глэдис начала работать в «Хомстид Лодж», она говорила окружающим, что она мать Мэрилин Монро. Согласно рассказу двух женщин, работавших в то время в «Хомстид Лодж», Глэдис настаивала: «Уверяю вас, Мэрилин Монро является моим ребенком. Я не знаю, почему вы не верите мне». Естественно, Глэдис неизбежно говорили, что она лжет, поскольку все знают, что мать Мэрилин умерла, ведь Мэрилин неоднократно публично заявляла об этом. Из всего этого с очевидностью вытекает, что Мэрилин и Грейс — которые вдвоем решили объявить Глэдис мертвой, стремясь оградить ее от СМИ, — никогда не рассказывали Глэдис свою пиар-стратегию. В результате ей пришлось защищаться — она считала, что ее честность была подвергнута сомнению, поскольку ее коллеги по работе считали, что она лжет.
Вскоре, согласно рассказам двух женщин, работавших с ней вместе в «Хомстид Лодж», Глэдис «вошла однажды с фотографиями, где были изображены она и Мэрилин Монро или, по крайней мере, девочка, которая напоминала Мэрилин. Возможно, это и была Мэрилин Монро, за исключением того, что она была очень маленькой и имела темные волосы. «Смотрите, это я и Мэрилин Монро, — с гордостью произнесла Глэдис. — Теперь вы мне верите?» Никто не знал, что и думать. Знаете, это произвело на нас впечатление. Все решили, что да, возможно, она говорит правду. То есть я имею в виду, у нее есть фотографии. Глэдис почувствовала себя лучше, и все приходили к ней, спрашивали. Однако все мы тогда относились к Глэдис немного по-другому. Безусловно, мы все спрашивали себя, как случилось, что эта женщина, мать Мэрилин Монро, работает здесь в доме престарелых. Это казалось нам очень странным и очень печальным».
Как круги на воде, слова Глэдис распространялись все шире и шире, все дальше от «Хомстид Лодж». Теперь распространение известия о том, что мать Мэрилин Монро жива и работает в Игл-Рок в Калифорнии, было только вопросом времени. Неизвестно, кто позвонил Эрскину Джонсону и рассказал ему об этом — Джонсон так никогда и не раскрыл свой источник информации. Пока развивалась эта закулисная драма, «Фокс» возобновила контракт с Мэрилин. Теперь она должна была получать 750 долларов в неделю. Приблизительно в то же время, когда в «Хомстид Лодж» все гудело от заявления Глэдис, Мэрилин лежала в больнице после операции по удалению аппендикса. Она еще только оправлялась после операции, когда в «Голливуд репортер» появилась статья Эрскина Джонсона о Глэдис. Удивительная новость о том, что мать Мэрилин еще жива, разлетелась по всему миру со скоростью света. «Фокс» это очень не понравилось. От Мэрилин требовали, чтобы существование ее матери сохранялось в секрете, и некоторые из руководителей студии обвиняли ее в том, что она позволила сведениям выйти наружу. Мэрилин не согласилась. «Кот вылез из мешка, — сказала она. — Это больше не тайна». Затем она быстро взяла дело в свои руки, и первое, что она сделала, был звонок Эрскину Джонсону, прямо с больничной койки. Она повторила то, что так хорошо сработало в случае с Элин Мосби из ЮПИ, когда разразился скандал со снимками ню в календарях. Она дала Джонсону эксклюзивное интервью.
«Когда я была ребенком, то не знала, что моя мать провела много лет в государственной лечебнице, — рассказывала Мэрилин. — Она была инвалидом. Я воспитывалась в нескольких приемных семьях, назначенных опекунским советом графства Лос-Анджелес, я больше года провела в Лос-Анджелесском сиротском доме. Я не знала свою мать, но, после того как выросла и смогла помогать ей, я нашла ее и вступила с ней в контакт. Я и сейчас помогаю ей, когда она нуждается во мне».
Позже Мэрилин сказала о Глэдис: «Я просто хочу забыть обо всех несчастьях, всех страданиях, которые были в ее жизни и в моей. Я не могу забыть их, но я пытаюсь. Когда я Мэрилин Монро и не думаю о Норме Джин, иногда это получается».
С другой стороны, раз Глэдис не сказали, что Мэрилин держала ее существование в тайне, то можно сказать, что Глэдис не пыталась травмировать Мэрилин, объявив о себе.
В статье Эрскина Джонсона, напечатанной в мае 1952 года, говорилось, что Глэдис была недавно освобождена из государственной больницы Эгнью (тогда как она вышла из нее за семь лет до этого). Поскольку Мэрилин никогда не фиксировала ничье внимание на этой детали, у публики сформировалось впечатление, что Мэрилин Монро — бессердечный человек, отрицающий существование своей матери с того времени, как Глэдис оказалась в психиатрической больнице и до 1952 года. Все годы до 1952-го истинная дата освобождения Глэдис из больницы не указывалась. Теперь было сказано прямо: решение Мэрилин говорить всем, что ее мать мертва, никоим образом не вызвано тем, что она стыдится своей матери. Напротив, теперь мы знаем, что Мэрилин всю свою жизнь старалась помочь Глэдис.