Важно помнить, что Джекки и Бернис были рождены в относительно стабильной семье. У них был крепкий дом. В первые несколько лет их жизни Глэдис намеревалась сама заниматься их воспитанием. Она даже боролась за сохранение этого права при разводе с Джаспером и добилась его. После того как Джаспер украл у нее детей, Глэдис примирилась с потерей и решила дождаться такого периода в жизни, когда она будет достаточно уверена в себе, чтобы стать хорошей матерью двум своим детям. Она верила, что этот день наступит, когда ее дети вырастут и станут взрослыми. И пускай они проведут свое детство с ее бывшим мужем, но, став взрослыми, они будут жить с Глэдис — по крайней мере, таков был ее план.
Норма Джин была рождена при совершенно иных обстоятельствах: она была дочерью матери-одиночки, сражающейся с судьбой и проигрывающей в этом сражении собственную душу. Глэдис знала, что она сама оставила этого ребенка — в этом не было ни малейших сомнений. С точки зрения Глэдис, Норма Джин была самым ненужным ей ребенком. Конечно, Норма Джин всегда это ощущала, однако в этот день ей напомнили об этом самым жестоким образом. Переживая полученное известие, Глэдис набросилась на Норму Джин: «Ну почему это не ты? Почему не ты?» Глэдис чувствовала, что легче смогла бы перенести смерть Нормы Джин, но не Джека.
После этого страшного дня Норме Джин оставалось только с ужасом наблюдать, как ее матери становится все хуже и хуже.
Вскоре после известия о смерти Джека Глэдис позвонил один из ее родственников и сообщил о смерти ее дедушки. Во время разговора этот родственник сказал, что Тилфорд Мэрион Хоган, по-видимому, незадолго до смерти сошел с ума. Это не была смерть от естественных причин — ее дед повесился. Глэдис знала, что ее родители сошли с ума, а теперь еще и ее дед? Хуже всего то, что она опасалась и за свой рассудок. После этого телефонного разговора перед ней во весь рост встал вопрос: кто следующий? Она?
Глэдис много лет пыталась не замечать звучащие у нее в голове голоса. Однако после обрушившихся на нее несчастий голоса стали более настойчивыми, и игнорировать их было уже невозможно. Пытаясь смириться с потерей, она начала бредить: говорила, что слышит сына, который зовет ее снаружи и приглашает поиграть с ним. Она также неоднократно говорила, что видит своего дедушку, сидящего то в одной, то в другой комнате. Аткинсоны были сильно встревожены и не хотели больше находиться в одном с ней доме. Грейс также была сильно напугана и не понимала, как справиться с возникшей ситуацией, что было совершенно нетипично для этой сильной женщины, способной справиться почти с любой неприятностью. Похоже было, что у этой проблемы нет решения. Глэдис ускользала. Позднее Грейс заметила: «Казалось, что она погружается во тьму. С того времени мрак полностью поглотил ее».
Но судьба, по-видимому, решила добить Глэдис. Через несколько недель после известия о самоубийстве дедушки на студии, где работали Грейс и Глэдис, разразилась забастовка, чего Грейс так опасалась. «На нее внезапно свалилось слишком много неприятностей», — сказала впоследствии Грейс дочери Глэдис, Бернис.
Первые несколько месяцев 1934 года были ужасны. Большую часть этого времени Норма Джин видела, как ее мать скатывается в пропасть безумия. «Бедному ребенку пришлось пережить так много мучительных событий в течение этих шести месяцев, что трудно даже представить себе, как это отразилось на ее дальнейшей жизни, — говорила Мэри Томас-Стронг. — Когда ее родственники вспоминают то время, они обычно стараются преуменьшить значение тех событий, а то и вовсе замолчать их. Полагаю, это происходит оттого, что все они знают, что Норма Джин ужасно переживала, а они практически ничем не помогали ей. Она жила в одном доме с матерью, которая постепенно сходила с ума. Кто знает, какие ужасы девочка видела каждый божий день? Однако я могу сказать вам, что Грейс была сильно обеспокоена, настолько, что попросила Иду поговорить с Нормой Джин».
Ида позвонила Норме Джин. «Ты хочешь вернуться к нам и жить здесь, дорогая? — спросила она, и в ее голосе слышалось беспокойство, которое она не в силах была скрыть. — Если ты этого хочешь, то папа приедет и заберет тебя. Вообще-то я думаю, что так будет лучше всего». Норма Джин ответила, что ей надо спросить разрешение у тети Грейс. Норма Джин знала, что Грейс не была ее тетей, но ей нравилось так ее называть. Однако, когда она спросила Грейс, та сильно рассердилась и сразу же позвонила Иде. «Я попросила вас поговорить с девочкой и всего лишь сказать ей, что вы по-прежнему любите ее, — резко бросила Грейс Иде. — Я совсем не предполагала, что вы собираетесь снова забрать ее у нас». Снова? Ида почувствовала себя оскорбленной. «Единственное, что мне было нужно — чтобы этот ребенок почувствовал, что его любят, — сказала она Грейс. — Как вы смеете говорить мне подобные вещи? Я тоже люблю ее. Я растила ее в течение первых семи лет ее жизни! Вы что, забыли об этом?» Грейс бросила трубку.
К середине 1934 года стало ясно, что с Глэдис надо что-то делать. Грейс наконец решила отвести ее к невропатологу. Глэдис провела там целый день, выполнив кучу тестов. Но, поскольку в то время медицина была еще на недостаточно высоком уровне, четкого диагноза поставлено не было. Было просто решено, что она нездорова и с этим ничего нельзя поделать.
Затем однажды Грейс пришла домой и увидела, что Глэдис бьется в припадке, лежа на диване. «Она начала брыкаться и вопить, — вспоминала позднее Грейс. — Она лежала на спине, не отрываясь смотрела на лестницу и вопила: «Там кто-то спускается, чтобы убить меня!»
Есть много противоречивых описаний того, что произошло дальше. Некоторые говорят, что. Глэдис размахивала ножом, чтобы отбиться от предполагаемых «нападавших». Мэрилин вспоминает в своих мемуарах о последствиях этого случая. Они с «английской парой» (Аткинсоны) завтракали, когда она услышала, что кто-то падает с лестницы. Это была ее мать. Девочке велели остаться на кухне, но она выглянула и мельком увидела, как Глэдис кричит, хохочет и совершает другие, совершенно безумные действия. В это мгновение она была не столько напугана, сколько совершенно отчетливо поняла, что этот момент будет поворотным в судьбе ее матери. У Глэдис Бейкер произошел серьезный психический срыв. Было ясно, что она опасна для себя и других, поэтому вызвали полицию, и было решено направить ее в психиатрическую клинику для оценки состояния.
Как только она оказалась в больнице, практически все врачи пришли к единому мнению: у Глэдис была диагностирована параноидальная шизофрения, и ее направили на неопределенный срок в государственную психиатрическую лечебницу в Норфолке. Казалось, все произошло невероятно быстро, но так ли это? На самом деле болезнь развивалась в течение многих лет. Шизофренией — часто неправильно диагностируемым психиатрическим заболеванием — страдает больше одного процента взрослого населения страны. Только в США более чем у 100 тысяч человек диагностируется шизофрения. Каждый четвертый из них совершит попытку самоубийства по крайней мере один раз в жизни, и каждый десятый доведет ее до конца. Параноидальная шизофрения — серьезная форма шизофрении, приводящая к деградации личности. У нее есть довольно опасные признаки: чаще всего страдающие этим заболеванием верят, что слышат голоса внутри своей головы, они считают, что другие люди могут читать их мысли и сговариваются против них. Часто шизофрения не проявляется до определенного момента, когда изменение психического состояния вдруг становится заметным. У мужчин это изменение происходит раньше (в конце подросткового периода или в двадцать с небольшим), у женщин изменения могут начать проявляться только в возрасте около тридцати лет.
Странно, но этот ужасный диагноз принес некоторое облегчение как Глэдис, так и тем, кто любил ее. После долгих лет страха перед возможностью потерять рассудок в будущем страх теперь оказался обращенным в прошлое. Глэдис Бейкер провела большую часть своей жизни, борясь с голосами, и вот теперь, в тридцать два года, голоса победили.
Грейс — опекун Нормы Джин
Глэдис осталась в лечебнице на неопределенный срок. Естественно, встал вопрос: что делать с Нормой Джин?
Став взрослой, Мэрилин Монро вспоминала, как она подслушала беседу между Грейс МакКи и ее друзьями, когда те пытались убедить ее не брать на себя ответственность за ее воспитание. Они сказали, что она «душевнобольная». Мэрилин рассказывала, как она, дрожа, лежала в кровати, потому что, даже не зная, что это такое, она понимала, что это очень плохо. Друзья Грейс говорили ей обо всех случаях сумасшествия в семействе Нормы Джин и были уверены, что с девочкой будет то же самое. Однако Грейс все же решила позаботиться о дочери своей подруги. Вскоре она оформила все необходимые документы и стала ее законным опекуном.
Однако было решено, что Норма Джин продолжит жить, по крайней мере некоторое время, с Аткинсонами. Поэтому до конца 1934 года она жила с ними в доме на Арвол-Драйв. Не успела она привыкнуть к существованию у родной матери, как ей снова пришлось жить без нее. В течение многих недель она спрашивала всех, где Глэдис и когда она вернется. Даже после того ужасного разговора, когда ее мать сказала, что предпочла бы видеть ее мертвой, Норма Джин чувствовала, что за последние несколько месяцев она привязалась к ней. Наконец-то она была счастлива. Ей казалось, что все встало на свои места, и, естественно, она хотела понять, что происходит. Как всегда, Грейс была с ней очень терпелива. «Твоя мама ушла, милая, — сказала она ей, — и она не вернется еще довольно долго. Теперь я буду за нее».
После забастовки в «Консолидейтед» Грейс работала в киноархиве компании «Коламбиа Студиос». Поскольку она работала на периферии шоу-бизнеса, она знала массу людей в кинобизнесе и часто обсуждала с ними современных кинозвезд и их карьеры. В то время «Коламбиа Студиос» была бедной маленькой компанией, а не тем монстром киноиндустрии, которым она станет впоследствии.
В начале 1930-х годов «Коламбиа Студиос» была начинающей компанией, владеющей правами на самое популярное комедийное трио того времени — «Три марионетки», которые за период между 1934 и 1957 годами выполняли свои эксцентрические трюки в 190 короткометражках. В основном студия выпускала низкобюджетные комедии, вестерны, субботние сериалы и вообще любые истории, которые держались в кинотеатрах неделю. Ее сильными сторонами были скорость и экономичность, и в этом в Голливуде с ними никто не мог сравниться. Грейс нравилось ее место работы, и она начала задумываться об иной карьере, кроме работы монтажера.
Когда Грейс присмотрелась к Норме Джин получше, она начала подумывать о том, что у девочки есть явный потенциал для работы в шоу-бизнесе, возможно даже в качестве актрисы. Норма была не просто хорошенькой золотоволосой блондинкой с небесно-синими глазами, в ней было что-то еще, более сложное. У нее были большие умные глаза, за ней интересно было наблюдать. В ней чувствовалось обаяние, необычное для такого маленького ребенка. Конечно, легко сделать такое ретроспективное суждение о девочке, которая впоследствии стала Мэрилин Монро, но так оно и было. Грейс всем говорила о своей уверенности в том, что «однажды эта девочка пойдет далеко». Сегодня сказали бы, что в Грейс говорила интуиция, ощущавшая в Норме Джин «Х-фактор» — качество, которое невозможно описать, ведущее человека к славе. Грейс постоянно напоминала Норме Джин, что та очень красива, возможно, даже талантлива и наверняка сможет проявить себя в шоу-бизнесе. Она действительно не сомневалась в этом. «Я боялась не верить ей в этом, потому что больше мне вообще не во что было верить, — скажет Мэрилин много лет спустя, — а кроме того, это был мой дом и единственный человек, который меня любил».
«Моя мать говорила, что Грейс одевала ее в самое симпатичное платьице и приводила с собой на работу, — вспоминала Диа Нанурис, мать которой была помощником монтажера в «Коламбиа Студиос». — Она обожала ее и, по-видимому, любила как собственную дочь. Большинство людей на самом деле считали, что они были матерью и дочерью.
Грейс была фанаткой Джин Харлоу, и моя мама думала, что она прочит Норме Джин карьеру именно этой актрисы. Одно точно: Грейс была уверена, что Норма Джин сделает карьеру в шоу-бизнесе, а если Грейс что-то задумала, она обычно добивалась этого. Она брала Норму Джин с собой в кино, чтобы посмотреть несколько фильмов с Джиной Харлоу, и много рассказывала девочке об этой актрисе».
Приехав в Голливуд в конце периода затишья, Джин Харлоу [Харлин Харлоу Карпентер] прошла путь, обычный для кинозвезды: начала с эпизодических ролей в легко забывающихся фильмах, прежде чем ее карьера пошла вверх подобно ракете благодаря легендарному Говарду Хьюзу, который снял ее в главной женской роли во всемирно известном блокбастере 1930 года «Ангелы ада» — эпопея про летчиков Первой мировой войны. В следующем году она снялась в пяти фильмах для пяти различных студий, включая «Антиобщественные элементы» — новаторский фильм про гангстеров, сделавший Джеймса Кагни суперзвездой, а «Уорнер Бразерс» — ведущей студией, снимающей гангстерские боевики. В 1931 году главный режиссер «Коламбии Пикчерз», Фрэнк Капра, снял ее в фильме «Платиновая блондинка» — название фильма стало ее пожизненной визитной карточкой.
Предсказание Грейс МакКи о кинобудущем Нормы Джин, возможно, было даже более пророческим, чем она предполагала. «Саратога», последний фильм Джин Харлоу, где она играла вместе с Кларком Гейблом, не был закончен, хотя в нем снималось целое созвездие великих актеров. По иронии судьбы, которую трудно не заметить, в последнем законченном фильме Мэрилин также снимался Кларк Гейбл. [Некоторые биографы Монро считают ее последним фильмом «Что-то должно случиться» («Something got to give»), но эта картина никогда не была закончена и так никогда и не вышла на экраны.]1
«В этом неистовом интересе Грейс к Джин Харлоу было что-то необычное, — вспоминала Диа Нанурис. — Мама говорила, что каждый раз, когда она брала девочку на работу, это было похоже на пробы. Она заставляла ее танцевать и принимать различные позы. «Покажи им, какая ты красивая, Норма, — говорила она. — Совсем как Джин Харлоу! Или покажи им, как ты улыбаешься. Ну, точно как Джин Харлоу. Покажи им». Моей маме казалось это странным. В конце концов, Норме Джин было тогда всего восемь лет. На девочке была модная одежда, ей завивали волосы, Грейс даже поговаривала об «исправлении носа»! Грейс надевала ей огромную широкополую шляпу, чтобы защитить ее личико от солнца. «Разве это не элегантно?» — спрашивала она. Грейс была несколько эксцентричной. Если вы посмотрите на ее снимки того времени, то увидите, что у нее были обесцвеченные пергидролем волосы, много косметики — но умело наложенной. Она была не вульгарной, а скорее очень театральной. Когда я смотрю сегодня на эти снимки в семейных альбомах, я не могу не думать о том, что именно она научила этому Мэрилин Монро».
Многие люди соглашаются с мнением Диа Нанурис. «Если бы не Грейс, не было бы никакой Мэрилин Монро, — говорила коллега Грейс, Лейла Филдс, биографу Мэрилин, Дональду Спото. — Грейс бредила о карьере Нормы Джин, как будто о своей собственной. Грейс говорила, что Норма Джин будет звездой экрана. Она чувствовала это, была убеждена в этом. «Не волнуйся, Норма Джин. Когда ты вырастешь, ты будешь настоящей красавицей, ты будешь великой кинозвездой».