Глубокие интервью Сергея Белановского. Том 1. Часть 2. Производственные интервью: рабочие и руководство заводов, работники разных специальностей - Белановский Сергей Александрович 3 стр.


Мы, женщины, общаемся больше по телефону. Что-нибудь кому-нибудь купить и т.д. Есть женщина в декрете – иногда к ней заходим. В общем, здесь у нас – как и в НИИ, общение в такой же степени. Все-таки московская география мешает общению.

Вопрос: Есть ли у рабочих какие-то характерные интересы?

Во вторую смену, когда контроль меньше, и хорошо идет станок, все стараются уткнуться в книжку. Достаточно часто ходят в кино, мужчины чаще, чем женщины. Телевизор смотрят целый вечер все. Читают Дрюона "Проклятые короли", любят читать про советскую милицию, очень нравится фантастика, детективы. Я бы сказала, что это та литература, с которой у людей начинается увлечение печатным словом, как в детстве. Я приносила Фейхвангера, еще что-то – понравилось. Хорошо известен Шукшин, другие писатели. Любят Высоцкого. Еще увлекаются спортом, увлекаются политикой, читают газеты.

Вопрос: В каком плане увлекаются политикой?

Есть большая и искренняя любовь к советским вооруженным силам. Большая и искренняя поддержка нашей миролюбивой политики, политики борьбы за мир. Афганистан осуждается в разговорах в том смысле, что там много гибнет наших ребят, то есть такая односторонне-гуманистическая позиция. Отношение к диссидентам, антисоветчикам – плохое: пускай они не вмешиваются в нашу жизнь, зачем сор из избы выносить, и т.п. Плохое отношение к полякам: работать не хотят, хотят бастовать. Причем, как ни странно, это сочетается с тем, что ругают наши профсоюзы, которые, как говорят, ни на что не способны, формальны, действуют по указке администрации и т.д. Сравнительно недавно у нас был субботник с передачей средств в фонд мира. Все говорили о том, что эти деньги пойдут на наше советское вооружение. (Куда они на самом деле идут, я не знаю). Однако, такое представление о расходовании этих средств не вызывало каких-либо нареканий, так как считают, что вооружаться надо. В общем, имеется много вопросов, по которым люди искренне разделяют ту точку зрения, которое высказывается в печати. Однако это происходит не всегда.

Приведу такой пример. В "Вечерней Москве" недавно напечатали портрет нашего партгрупорга, чудесной женщины (я о ней говорила). Написано, что она хорошо работает, перевыполнила план и т.д. Все это правда, но все над этим посмеиваются, и она сама в том числе. Официоз как-то приплетается к действительно хорошему. Другая публикация была: лучшая шлифовщица Москвы. Это милейшая женщина, она с нами работает. Хороший работник, но она не может быть названа выдающимся хорошим работником. Просто она депутат, и ее "выбрали" лучшей шлифовщицей Москвы. Если бы она работала где-то еще, никто бы эту публикацию не заметил, но в данном случае отношение к ней было насмешливое (чего я, кстати, не разделяю). Говорили: какая же она лучшая шлифовщица Москвы? Она обыкновенная, как все.

Отношение к морали. Странно, что даже мои ровесники, сравнительно молодые люда, говорят, что "сейчас падение нравов, а в наше время было лучше". Я приносила им выписку, кажется из словаря Брокгауза, о количестве внебрачных детей в дореволюционной России. Доля их была очень велика, у меня получалось, что даже больше, чем сейчас. Я говорила: посмотрите, никакого падения нет, стало даже лучше. Но такой странный стереотип все-таки бытует.

О жизненном уровне. В общем люди своим жизненным уровнем довольны. Говорят: "Теперь мы стали жить хорошо, теперь у нас все есть, и т.д.". Очереди в магазинах, конечно, раздражают, говорят, что "ничего не достать". Очень недовольные бывают, когда что-то исчезает из магазинов (например, лука не было, об этом постоянно говорили). Но это не отменяет того, что в общем уровне жизни люди удовлетворены. Много говорят о том, что сейчас очень повысился уровень жизни на селе: у сельских жителей, есть машины и т.п.

Вопрос: Кто преобладает среди рабочих: коренные горожане или выходцы из деревни?

В подавляющем большинстве преобладают так называемые лимитчики или бывшие лимитчики, то есть те, кто приехал в Москву. Работают по десять лет на заводе, чтобы получить комнату. Из четверых работниц нашего участка (не считая меня), трое приехали в Москву где-то в пятидесятых или шестидесятых годах. Одна из них приехала примерно в 1955 году, прекрасно рассказывает о деревне тех лет, она помнит вшивость, младшая сестра у нее умерла от голода в 1948 году. Описывает свой приезд и работу на кирпичном заводе, жизнь в десятиместной комнате, где жены и мужья вместе (их отношения там перепутывались). Но в нашей бригаде люди сравнительно пожилые, а вообще в цехе и на заводе очень много лимитчиков, то есть тех, кто живет в общежитии. Москвичи на завод идти не хотят.

Вопрос: Почему москвичи не хотят идти на завод?

Грязно, тяжело.

Вопрос: Значит, люди считают, что в Москве есть места и получше?

Да, но менее оплачиваемые. Часто говорят: где еще мы, женщины, сможем зарабатывать по 220 рублей? То есть зарплатой в общем довольны. Но все признают, что работа грязная и, как они говорят, работа тяжелая.

Вопрос: Как ассимилируются лимитчики у Вас на заводе: дожидаются жилья или выходят замуж (женятся)?

В основном дожидаются жилья. Много ли увольняется, получив жилье – не знаю, цифр у меня нет.

Вопрос: Значит, семьями обзаводятся редко?

У нас лимитчики в основном женщины, для женщин это вообще проблема, замуж сейчас трудно выйти. Но есть и специфический фактор: я считаю, что у женщин более высокий уровень культуры, они более активно ее воспринимают. Поэтому выходить замуж за тех же лимитчиков на заводе они не особенно хотят. Около 70% мужчин – пьют, поэтому контингент потенциальных женихов очень мал.

Вопрос: В каком смысле женщины более активно воспринимают культуру?

Это проявляется в широте интересов, образе жизни, начитанности, даже в манере говорить, одеваться. Поскольку мужчины в основном пьют, это определяет темы их разговоров, слог и т.д. Этим девочкам неинтересно выбирать себе мужей среди товарищей по работе. По культурному уровню не интересно, а к тому же они еще и пьют. За пьющих замуж выходить не хотят.

Пожилые женщины говорят, что они не хотели бы, чтобы их сыновья женились на лимитчиках, поскольку здесь предполагается какая-то корысть. Такой взгляд характерен. Но я считаю, что эти опасения преувеличены. Цель жизни у женщины – это создать хорошую семью, а не выйти замуж за кого-либо, чтобы остаться в Москве. Цель все-таки семья, а не Москва.

Вопрос: Держатся ли лимитчики обособленной группой?

У нас – нет, этого не заметно.

Вопрос: Почему эти девушки приехали в Москву?

Я даже сама удивляюсь. Это у них как-то случайно получается. Та женщина, которая в 1955 году приехала – она бежала от голода. Приехала без паспорта, получила паспорт, проработав лет 10. Очень многие приезжают из Подмосковья, из подмосковных малых городов, это и сейчас происходит.

Вопрос: Есть ли ажиотаж, что хотят только в Москву, и никуда больше?

Нет, они не воспринимают Москву так, как мы, более образованные. Для них это просто хороший город, и все.

Вопрос: Много ли желающих продолжать учебу?

В институт идти не хотят. Могли бы пойти в техникум, от завода легко поступить, но после техникума очень маленькая зарплата, так что идти учиться не хотят.

Вопрос: Теперь поговорим о руководителях. Что за люди – руководители?

Об этом я буду говорить эмоционально. Начнем с директора завода. Он у нас всего несколько лет. Бывает, что о нем говорят с недовольством. Говорят, что предыдущий директор был пьяница, но работы при нем было больше. Но я думаю, что от директора это не зависит, просто изменилась ситуация в экономике. Сама я с директором никогда не разговаривала, но внешне, как я его наблюдала, – это красивый, молодой, интересный человек, с интеллигентным выражением лица – такой директор, каких изображают в кино в качестве молодого прогрессивного руководителя завода. Начальник цеха – мой ровесник, ему ближе к сорока. Эмоциональный, культурный, порядочный, очень славный человек. Несомненно, компетентный, доброжелательный, очень строгий в отношении дисциплины. Меньше я знаю его заместителей, но и они, безусловно, компетентные люди.

Главный технолог, он же парторг нашего цеха. Про него по-всякому говорят, здесь мне сказать трудно. Не к нему лично, но к технологам вообще, наверное, претензии есть. Бывает, что станки долго не могут починить. Приходят от технологов девочки, проверяют наши кольца. Но технологического руководства, такого, чтобы помогали разобраться в сложных вопросах, я не чувствую. Меня интересовали какие-то вопросы, я ходила к ним, но толку не добилась. Наладчикам помогают мало, если у них что-то не так. В общем, технологической поддержки не чувствуется. Когда у нас возникают какие-нибудь технологические проблемы, я обычно говорю, что надо кого-нибудь позвать, посоветоваться, наладчики отвечают: "А, что они понимают". Здесь, конечно, выражается отчасти словесный негативизм к начальству, о котором я говорила, но отчасти это и правда.

Очень славные люди – старший мастер и мастер. Отношения с ними неформальные, человечные, сердечные. Они компетентны, прекрасно знают производство, работать начинали рабочими, сведущи в экономических вопросах.

Вопрос: Бывают ли конфликты между рабочими и администрацией?

Конфликты бывают, и часто. Самый типичный случай – это когда кто-то напился, и его прорабатывают, грозят уволить, но в конце концов не увольняют, ограничиваются выговором, лишением премии и т.п.

Вопрос: Значит, особого межгруппового конфликта рабочих и администрации не ощущается?

В общем, нет, только вот слово "начальник" произносится всегда с недобрым выражением. Абстрактный начальник, который во всем виноват, а мы сами ни за что не отвечаем.

Вопрос: Пишут ли люди жалобы, письма в вышестоящие инстанции?

Да, наши наладчики писали насчет лишения премий, о которых я говорила. Еще был случай. У нас существует такой порядок: если с ребенком по больничному листу сидит отец, он должен вместе с больничным сдать свою объяснительную. Один из наладчиков против этого взбунтовался, пошел в ВЦСПС, оттуда позвонили в наш цехком, разговаривали жестко, и больничный ему оплатили без объяснительной. Однако на следующий раз от него опять потребовали объяснительную. Он стал скандалить, и лично от него теперь объяснительных не требуют, а от остальных – требуют.

Очень плохое отношение к любым переменам, которые идут сверху, от "начальства". Если какая-то перемена, здесь реакция однозначна. В частности, этим предопределяется отношение к бригадному подряду.

Вопрос: Но Вы тоже отрицательно относитесь к бригадам?

Материально у меня, скорее всего, ничего не изменится, так как мой заработок соответствует среднему. Но я против потому, что ухудшится эмоциональная обстановка. Сейчас между рабочими иногда возникают перебранки, повышается голос, но эти конфликты носят вполне безобидный характер. Объективные причины для конфликтов отсутствуют, поскольку оплата труда индивидуальная.

Вопрос: Каковы условия труда у Вас на работе?

Наш цех выходит окнами на западную сторону. Поэтому летом, когда мы работаем во вторую смену, яркое солнце бьет в окна, слепит, нагревает воздух, как сказал начальник цеха, до 40°. Еще в прошлом году к нему обращались, чтобы повесили шторы. Он обещал, но так ничего и не изменилось. До сих пор шторы все еще не повешены. Месяц назад мы с нашим профоргом решили начать это дело сначала. Мы пошли по инстанциям, добрались до человека, от которого это зависит, он стал говорить, что начальник цеха не подал заявку, мы свели их вместе, один стал говорить, что заявку подавал, другой – что не получал. Мы заступились за нашего начальника цеха, втроем напустились на этого снабженца, он обещал сделать. Мы нашу беседу оформили протоколом, провели решение через профсоюзное собрание. Тем не менее, шторы до сих пор не повешены. Между тем, жара – фактор серьезный, я это тоже сейчас ощущаю.

Зимой, а также в холодные летние дни в цехе холодно, сыро. Проверяли у нас загрязненность воздуха. Говорят, что перед проверкой включали сильную вентиляцию. Каких-либо мер после проверки принято не было, хотя в цехе бывает душно, особенно в некоторых местах, где скапливается загазованность. В раздевалке часто нет горячей воды, а мы все-таки по локоть и по колено грязные: на руках и на ногах, на лице пятна от масла, металлическая пыль.

Оборудование, я считаю, расставлено удобно, тесноты нет. Шум в помещении довольно сильный. В первое время, когда я туда пришла, то не понимала, как люди разговаривают. Я буквально не могла понять, о чем говорят. Сидят, например, в перерыв и пьют чай, разговаривают. Я подсаживаюсь, но ничего не понимаю, не могу включиться в разговор. Сейчас привыкла, стала слышать, но дома надо мной смеются, что у меня ухудшился слух. Наш партгрупорг говорила мне, что у тех, кто уходит из нашего цеха на пенсию, сильно снижен слух, то есть шум объективно сказывается. Она сама жалуется на слух, плохо слышит. Но настоящей глухоты, насколько я знаю, не возникает.

Но в общем лично я не воспринимаю эти условия как тяжелые или гнетущие, мне это кажется даже не очень существенным. Думаю, что не на 100% надо верить тем, кто ругает все подряд, в том числе и условия труда. Мне кажется, что жалобы рабочих носят отчасти характер брюзжания. Люди вечно всем недовольны, такой момент есть. Может быть, я рассуждаю эгоистично, так как пожилым женщинам эти условия действительно кажутся тяжелыми.

Цех новый, довольно чистый. Правда, все жалуются, на то, что по трудовому договору окна надо мыть два раза в год, а моют один, перед профсоюзной конференцией. Окна грязные, из-за этого ухудшается освещенность. В общем, освещение хромало, но сейчас делают новое, пониже, так что оно улучшится.

Вопрос: Итак, рабочим быть хорошо?

Лично мне здесь понравилось. Есть чувство, что ты делаешь полезную работу, не болтаешься бессмысленно по НИИ, занимаясь неизвестно чем. Сейчас уже все знают, что диссертацию защищают только ради денег, уровень защитивших диссертации – низок, защита – это не степень компетентности, а степень карьеризма (то есть компетентность сама по себе – может, есть, а может, и нет), престижа кандидаты наук не имеют; не знаю, имели ли раньше. Поэтому защита – это не цель, и встает вопрос, зачем это нужно.

Эта бессмыслица, вечный вопрос, зачем живем – очень остро стоит в институте. Здесь же меня, по крайней мере, утешает, что станки нужны, значит, нужны и детали к ним, значит результат моего труда нужен, он виден. Это оправдывает твое существование. Так что я считаю, что рабочим быть хорошо.

Вопрос: Что больше всего бросилось Вам в глаза, когда Вы пришли на завод?

Мне больше всего бросилось в глаза, что тот ужас рабочей среды, который я почему-то предполагала, на самом деле не существует. Никакого ужаса нет, общение людей самое обыкновенное, культурный уровень высокий, люди доброжелательны. Я боялась, что ко мне, как к "интеллигентной" плохо отнесутся, но ничего подобного не случилось. Социального конфликта нет, этот ужас идет от незнания. У нас есть писатели-деревенщики, они так ловко описали деревню, что даже не побывав там, ты как-то ее себе представляешь. О рабочей среде таких книг, как ни странно, нет.

Вопрос: Заметны ли у рабочих какие-то национальные предрассудки?

Да, очень. У нас в цехе, кажется, только один еврей – это тот самый парторг и технолог. Так его никогда по фамилии не называют, говорят этот еврей. Прямо так и называют: еврей. Отношение к евреям плохое.

Вопрос: А к другим нациям?

Тоже плохое. К грузинам – такая женская антипатия, зависть к их материальному положению. Среди лимитчиков есть выходцы из южных республик – так их называют "чучмеками". То есть, я думаю, что те, кто общается с ними лично, относится к ним неплохо, но за глаза вот такое словесно-пренебрежительное отношение. И к евреям отношение "бей жидов, спасай Россию" как было, так и есть. Это такое пятно на фоне моего светлого восприятия.

Вопрос: Что Вы думаете по поводу рабочего самоуправления, то есть возможно ли оно, нужно ли оно, если да, то в каких сферах)?

Назад Дальше