— У меня нет родителей, — как будто о чём-то обыденном ответил мальчик.
— Что, ни отца, ни матери? — удивился старик.
— Отца давно уж нет, …а мамка, …вот только померла, — малыш опустил глаза.
— Э-э, …так это ты у её могилы сидел?
— Я не помню…
— А что помнишь? Расскажи. Спешить-то уж некуда. — Атар поймал назойливо тёршегося возле его поршней кота и положил его на постель.
— Мы с мамкой, — дрогнувшим голосом начал мальчик, — жили на Сером болоте, у нас там дом….
Малыш замолчал и вдруг заплакал. Его будто прорвало. Атар, глядя на то, как несчастный ребёнок, стыдясь своих слёз, прячется в подушку, почувствовал, что и его старое сердце сейчас неприятно защемило. «И сколько же горечи накопилось в этом маленьком человечке? — подумал он. — И верно, что проку сдерживать эту горечь? Пусть выходит со слезами…».
Целитель протянул к ребёнку худую руку и погладил его по голове:
— Да, досталось тебе, парень, — хрипло, выдавил он из себя, сглатывая подступающий к горлу ком.
Мальчик с тревогой спросил:
— Дедушка Атар, а что же теперь со мной будет?
— А всё хорошо с тобой будет, не переживай.
Малыш снова заплакал. Старик прижал его к себе. Чабор затих, уткнувшись в плечо сердобольного старика, и они долго так сидели, пока ребёнок не уснул.
Атар уложил его на постель, согнав пригревшегося на одеяле кота, и осторожно, чтобы не разбудить мальчика ненароком, накрыл его лоскутником.
Чувствуя, что не в силах больше сдерживать горько-солёный ком, старик, вытирая на ходу выступающие слёзы, остановился на лестнице и в безсилии присел на ступеньку.
Заметив хозяина, откуда-то из глубины комнаты прибежал пёс и стал к нему ластиться. «В конце концов, — гладя своего лохматого друга, дрожащим голосом тихо произнёс парс, — с мальчонкой будет веселей. Не век же мне одному. И слава Богу, что так. И плевать я хотел на предсказания этих чертей…»
Долго так и сидел он на ступеньке, рассуждая о том, что и как будет строиться в его новой жизни, пока не услышал во дворе топот копыт. Пёс, к тому времени томно развалившийся у ног хозяина, сорвался с места и глухо зарычал. Вскоре в дверь постучали.
— Входи, кто там? — тихо отозвался Атар, вставая и оттаскивая в сторону старательно отрабатывающего свой хлеб лохматого охранника. — Не заперто…
— Мир в твой дом, — осторожно просовывая голову в проём двери, поздоровался староста. Его штанам частенько доставалось от острых зубов этого пса, поэтому Иваш вошёл только после того, когда убедился, что враг его штанин надёжно удерживается руками хозяина. Староста закрыл за собой дверь и, шумно вздыхая от усталости, сел на скамью у входа.
Едва он открыл рот, собираясь что-то сказать, как тут же осёкся, с удивлением замечая, что Атар зачем-то зажимает пасть своему четвероногому другу.
— Случилось чего? — вкрадчиво спросил староста. — Ты не заболел, старый?
— Здоров, — тихо ответил тот, подтащил упирающегося пса к двери и, не церемонясь, вытолкал его на улицу. — Ну, как там, в селе?
— Да что там сделается, в селе? — подражая тону Атара, осторожно прошептал староста. — Орей передал, там, в телеге, тебе кой-чего. А так …дети, внуки — в общем, забот полон рот. А у тебя-то что случилось? Я гляжу, дым коромыслом?
— Внуки, говоришь? — деловито откашлялся перс, судя по всему не зная как преподнести старосте новость. — Внуки... — повторил он неопределённо, — я вот, Иваш, теперь …тоже вроде как дедушка.
— Хы-гы! — неожиданно вырвался смешок у ошарашенного гостя. — Это как же, без бабушки-то?
— Перестань…, — недовольно отмахнулся старик, — мальчонка тут один прибился, сирота. Вот, думаю приютить. Вдвоём-то жить веселей?..
— Да где ж ты его нашёл? — удивился Иваш, понимая, что на самом деле для шуток сейчас не время, — дети, чай, на дороге-то не валяются?
— Да уж не на дороге, — вздохнул парс, представляя вчерашнюю невесёлую картину ночного погоста и попутно обдумывая, как же рассказать об этом старосте. — Скажу так, Иваш: тебе там искать никого не захочется...
— Мне-то зачем? — улыбнулся гость. — И без того полна горница внуков…Покажешь?
— И смотреть там нечего, — всполошился Атар. — Парень как парень, светловолосый, сероглазый. К такому молодцу, ты знаешь, без серебряного в кармане не подходи, за чужака примет.
— Серебряного... — хитро прищурился староста. — У самого во всём доме монеты не сыщешь, а к мальчишке же как-то подкатился? Что ж, — наигранно обиделся староста, — значит, старому другу и не….?
— Покажу, — сдался целитель. — Только ты, это, …лишнего у него не спрашивай.
— Ну, а то, — кивнул Иваш, — что я, не понимаю…?
Они тут же поднялись наверх. Мальчик спал.
— Намаялся он, — чуть слышно прошептал Атар, — всю ночь как в огне метался. Пусть спит, идём…
Стараясь ступать беззвучно по скрипучей деревянной лестнице, они спустились обратно.
— А кто он? — стал допытываться староста, снова располагаясь на лавке у очага. — Ты с ним говорил аль нет?
— Говорил, — ответил звездочёт. — Зовут Чабор. Вроде как жил с матерью на Сером болоте. Мать умерла…
— А-а-а, так это сын Чары? — многозначительно поднимая полное прозрения лицо к потолку, протянул Иваш. — Вот он где. А мы-то обыскались. Пока хоронили мать, мальчонка где-то запропал. Все окрестности обходили, а он…
— А говоришь, что новостей в селе нет, — упрекнул Атар.
— Так то уж второй день как, — отмахнулся староста, — что ж это за новости с такой-то бородой? М-да... Я уж думал, не найдём его, ведь лес кругом…
— Может, чего расскажешь о мальчике, раз знаешь? Про отца его, про мать. Ты ж староста, как сорока, всё и про всех должен знать.
— Да немного расскажу-то, — улыбнулся Иваш. — Говорят, от ведьм ведётся род матери мальца этого, ещё от старых, а потому плохого про неё никто не скажет. Знахарство ведала, пошептать могла, травы целебные собирала. В селе-то её, Чару, больше повитухой знали.
…Мужик её погиб. Уж годков десять прошло, не меньше. Аккурат в то лето, как тебе Капище латали. Медведь задрал. — Старосту невольно передёрнуло. — Об этом долго ещё потом ходили всякие разговоры. Не медведь, а чёрт какой-то. Его после и не видел никто больше, а кто видел, тот уж не расскажет. Лютый зверюга. Наши-то медведи простые, бурые, а этот чёрный, как ночь, и большущий — с гору.
— Так кто-то всё это видел? — заинтересовался Атар.
Иваш откинулся назад и красноречиво махнул рукой:
— Да много кто…что ты? Мужики тогда лес валили, а Багор — муж Чары — из села на болото шёл, домой. Стал с ними говорить, то да сё, шутки-прибаутки. Наши-то давай его подначивать, мол, жена роды у всех принимает, а у неё-то самой кто принимать будет? Сам, как в старину? У них-то, у тех, кто ещё старый Кон выше всего в чести держит, так издревле принято было. Отец потомка должон на руки принять, без всяких там повитух. Да и тех, кто на сносях, ещё Святорусы завещали от глаз людских прятать. Ну, …завещать-то завещали, однако ж, выходит, что видел кто-то из наших Чару брюхатой, раз знали про то…
Посмеялись мужики меж собой да ещё в шутку попросили Багора, если что, после рассказать, как и чего с роженицами делать. У нас-то, коли до этого дело доходит, их чаще вон из избы выгоняют. Ну, в общем, пошутили, поговорили — и всё, до свидания. Только отошёл Багор от лесорубов, как из-под земли вырос тот медведь. Мужики, понятно, испугались, бежать кто куда. А Багор охотник был знатный. С собой у него, правда, только и было, что нож засопожный. Изловчился он и медведю в бок — шшах! А тому хоть бы хны. Багор ещё раз, и ещё…. А зверюга на задние лапы встал и на него. Р-р-аз! Дело чёрное сделал — и обратно в лес. Только его и видели…. Вот и знай потом, что в лесу нашем водится…
Староста встал, потянулся и с опаской посмотрел в окно, где далеко за выпуклым горбом поля чернел край леса.
— Я, — продолжил он, — Багора-то редко встречал. Отца его, Бородика, знал куда лучше. Хороший был дед. Тоже врачевал. Село наше тогда поменьше было, да и я ещё пострелёнышем совсем бегал, а тут как-то мор среди зимы свалился. Косила Худая всех направо и налево, словно косой. Отец мой тогда помер. Так вот, Бородик — дед этого малого, что к тебе прибился — как прознал про то, пошёл по усадьбам и куда звали, всех хворых выходил, а сам меж тем не заболел.
Он на хуторе жил, на окраине, с той стороны села. Там сейчас Еведов амбар стоит. Уж не помню, кто, но кто-то подселил тогда Бородика к себе и помогал тому во врачевании.
М-м-м-да, …чудо, а не дед. И для нас, детишек, просто находка. Пока от дел на завалинке отдыхает, ножом что хочешь из дерева вырежет, да ещё так ловко, что не отличишь вырезанные фигурки от живых. Раз-два, дудочку или свисток вставит — и готова игрушка на загляденье…
Говорят, и спину правил, и кости, даже заикающихся лечил. Уж годов пятнадцать, как и его нет на белом свете…. Так внучка и не увидел. Хороший был человек, и пожил долго…
— А Чара, мать малыша? — спросил старик. — Про неё?..
— А что Чара? Парнишку выносила, родила. Он в неё, видать, лицом…. Э-хе-хе, — вздохнул староста, — по силам ли тебе будет, Атар, а вдруг помрёшь? Может, давай в весь мальчонку определим, в хорошие руки? После отправим в дальний Растовый скит[ii]на воспитание. Там полно таких, как он, оставшихся без роду — племени.
— Не-ет, — отмахнулся Атар, — так разве поступают? А про то, что я старый, не переживай. Нескоро ещё помру. Знак мне был, что пока ещё не срок…
— Эко?! — вскинул брови Иваш. — Знак ему был... Ты бы тогда и мне подсказал,
когда мой срок подойдёт? Да не смейся ты. Преемника ж надо поднатаскать, опять же дети, внуки.
— Срок… — устало улыбнулся Атар. — Да тебя ещё и оглоблей не утихомирить, …помирать он собрался.
— А если такой же чёрный зверюга задерёт, что тогда?
— Я думаю, не задерёт. Ты же на него с ножом не выйдешь?
— Это верно, — улыбнулся и староста, — нет во мне геройства. Ну, я уже глупости
болтаю, пора мне. Чего привезти-то в следующий раз? Может, мальцу чего надо?
Парс пожал плечами:
— Из одежды бы ему…, его-то совсем худая.
— Добро, — сказал Иваш, поднялся, подошёл к двери и приоткрыв её, с опаской озирнулся по сторонам. — Ой, Атар, — вздохнул он на пороге, — как же я твоего пса боюсь, просто ужасть! Добро хоть, что он сбежал куда-то…
Староста спешно подошёл к своей телеге и отбросил полог.
— Вот, забирай, — он протянул провожающему его парсу котомки с Ореевой передачкой, после чего ловко перевалился через борт и дёрнул поводья.
Застоявшаяся лошадь медленно тронулась в путь. Староста, не поворачивая головы, махнул Атару рукой, сунул ноги под полог, и через миг его скрипучая подвода исчезла за углом Капища…
[i] В те времена ещё сохранялась традиция в двенадцать лет менять детские имена на взрослые — те,
которые, исходя из проявляющихся личностных способностей и характера, определят юноше или
девушке волхвы или старейшины рода.
[ii] Растовый скит — место, где воспитывались в родовых традициях круглые сироты.
ЛАРЬ 1 КЛУБОК 5
КЛУБОК 5
Заботы о мающемся простудой мальчике полностью захватили Атара. Погрузившись в них с головой, он долго не замечал того, что Чабор с течением времени становился все молчаливее. Наконец, заметив это, целитель присел на скамью у постели.
— Ты чего это приуныл? — спросил старик. — А-а, наверное, я, старый пень, не дал тебе сегодня выспаться как следует. Всё верчусь и верчусь перед носом с отварами да травками…
— Я спал, — тихо ответил Чабор.
— А что ты тогда такой хмурый?
— Я не хмурый, — чуть не плача ответил малыш и уткнулся лицом в подушку.
— Что случилось? — испугался старик.
Он попытался повернуть мальчика к себе, но это только подлило масло в огонь. Чабор снова горько заплакал.
— Так не будет, слышишь! — Атар с силой вырвал подушку из рук малыша. — У нас в доме так не будет! Тихо! Что это за слёзы? Если что не так — давай, выкладывай без утайки!
— У меня ноги, — всхлипывая, сказал Чабор.
— Что ноги?! — парс отбросил одеяло малыша.
— Они не слушаются и болят…
— Болят? — спросил целитель, озадаченно ощупывая припухшие колени мальчика. — Почему ты мне раньше об этом не сказал?
— Утром не так болели, а сейчас …я попробовал встать — не могу.
— М-да, — тяжело вздохнул звездочёт. — Видно, посидел на холодной земле, вот и застудил свои колени. Ну-ну-ну, тихо. Я смотрю, снова сейчас заплачешь. Негоже мужчине в этом усердствовать. Конечно, тебе больно, но всё поправимо. Я сделаю мазь, помажем, и со временем всё пройдёт. Сейчас уж вечер, так что до утра придётся потерпеть. На ночь что-нибудь придумаем, а утром я схожу в лес и найду всё, что нужно для целебной мази …
До поздней ночи Атар возился с воспалившимися суставами малыша, а под утро, едва только слабый свет коснулся дальней кромки леса, старик, оставив на лавке у его постели еду и побеспокоившись о прочем, наскоро оделся и отправился в лес…
Наверное, с этого самого момента по-настоящему и начинается наше повествование. То, что было ранее — всё была присказка, а сказка…
Сказка началась с первым шагом Атара в глубины старого дремучего Леса, что как море-океан окружал редкие обжитые людьми островки ближних и дальних земель. Погружённый в невесёлые мысли, старик и не заметил, как забрался далеко в густую чащу. Никто из местных жителей, даже неутомимые охотники, не доходили до противоположного края этого Урманного[i] Леса. Старики говорили, что где-то далеко в нём текут огромные реки, стоят древние Светилища и Капища. Встречались там и жилища светых старцев, и могущественных колдунов, редкие родовые поселения, а где-то далеко к северу даже высились горы, с которых, по словам всё тех же старцев, и повёлся весь род людской. Наверняка был и тот, кто добирался даже за горные хребты, но о том местные старики пока ничего не рассказывали парсу…
Состав исцеляющей мази не пестрил большим количеством компонентов, однако и то малое, что для неё было нужно, трудно было найти без посторонней помощи. Сложность этого дела состояла ещё и в том, что тех, кто ему мог бы оказать эту помощь, он не встречал никогда в своей жизни, хотя знал о них многое...
Старик осмотрелся. Лес вокруг него был тих и недвижим. Он глубоко вздохнул, поднял руки к небу и мысленно обратился к Богам. Затем, медленно раскачиваясь и закрыв глаза, он начал глухо напевать слова древней хойры. Вскоре его голос изменился, стал гортанным, похожим на звук рога. И, словно обретя тело от сверлящих воздух вибраций, звучащая всё громче хойра летела, будто свет, не зная преград, далеко в непроходимые глубины тайги.
Сотни лет не слышавший ничего подобного Лес выжидающе молчал. Атар собрался было повторить напев, но, набрав воздух, тут же шумно выдохнул его от изумления. Прямо перед ним, возле толстой вековой сосны, словно из-под земли появился сайвок[ii]! В длинной коричневой накидке, на голове колпак. В общем, самый настоящий сайвок!
Опомнившись, парс отвёл глаза и учтиво поклонился маленькому человечку. Ему хорошо было известно, что сайвоки не любят прямых взглядов. Многие из них вдобавок к этому ещё имеют довольно крутой нрав, а потому любому человеку, которому вдруг посчастливилось общаться с ними, всегда следует помнить о почтении к этому древнему народу.
— Что привело тебя, человек?
Атар впервые в своей жизни слышал голос лесного жителя, но, вопреки ожиданиям, не обнаружил в собственном сердце ни тени радости от соприкосновения с неизведанным. Тон, которым говорил малыш, просто сквозил недовольством, а это не предвещало ничего хорошего.
— Мне нужна помощь, — полным смирения голосом ответил целитель.
— А почему ты думаешь, что мы можем тебе помочь? — не меняя холодной интонации, спросил сайвок. — Лес большой, иди и ищи, чего тебе надо.
Атар собрался с духом и ответил:
— Я не привык брать что-либо, не спрашивая хозяев.
— Что тут такого? — не без раздражения хмыкнул лесной человечек. — Люди всегда так поступают, к тому же в этом лесу хозяева не мы.
— Поступают, — согласился старик, — и после того не возвращаются обратно из Леса.