Малыш хитро прищурился:
— Жадность и глупость могут заставить заблудиться даже в чистом поле, не то что в таком большом Лесу. Стёжки да дорожки всех скряг на земле проложены посланниками не из Светлого мира, так что нечего удивляться, если кто-то из ищущих благ земных где-то пропал. Сам знаешь: все, кто топает по Тёмным дорожкам, всегда больше теряют, чем находят. Так что…, — сайвок смачно зевнул, давая понять, что не собирается долго вести разговор, — это вам, людям разбираться, Тёмные дорожки выбирать или Светлые…
Время дорого. Нужно сказать, что и Атар не имел желания до утра выслушивать глубокомысленные рассуждения лесного малыша.
— Вот, — цепляясь за начало разговора, уточнил он с намёком, — чтобы не заблудиться здесь случайно, я и спрашиваю вашего разрешения войти в лес и взять то, что мне нужно.
— Да уж не за дровами ли ты пришёл? — откровенно валял дурака лесной человечек. — Что ещё есть в лесу, кроме них-то?
Стараясь не обращать внимания на откровенные издевательства сайвока, Атар упрямо вёл этот непростой разговор к определённой цели:
— Нет, не за ними, — непроницаемым тоном ответил он, — мне нужен сок «золотого корня» и рога молодого оленя.
— А догонишь ты молодого-то?
Парс тяжко вздохнул. Ему порядком надоело терпеть подобное. Он тихо откашлялся, чтобы в запале не сказать что-нибудь нехорошее, и, наконец, как можно мягче произнёс:
— Никогда бы не подумал, что сайвоки сами ищут повода для ссоры... Я тебе чем-то не нравлюсь? Ведь не прошу ни золота, ни камней драгоценных…
Малыш вдруг отвернулся. Казалось, он что-то высматривал позади себя, и Атар уже начал беспокоиться, ожидая самого худшего, но сайвок вдруг покраснел и смущённо обратился к толстому, поросшему зелёным мхом пню, что стоял позади него:
— Бать… ну бать!..
Тут же появился ещё один сайвок! Этот выглядел гораздо старше и, как оказалось позже, был не в пример толковее первого. Безцеремонно схватив своего лесного собрата за шиворот, и грубо толкнув его в спину, появившийся бросил ему вслед:
— Иди отсюда, несчастье моё!
После этого он повернулся к Атару и, к немалому удивлению того, заговорил тоном, полным раскаяния:
— Прошу у тебя прощения, пришлый человек, за этого «умельца». Молод он ещё и глуп, а к тому же выскочка! — Он сделал ударение на последнем слове, бросив его вдогонку уже пропавшему из виду сайвоку. — Иди-иди, обалдуй, и не подслушивай! Дома мы с тобой ещё поговорим…
— Может …уже нет его там? — вступил в разговор старик, чувствуя себя неловко от подсмотренной сцены. — Он уже где-нибудь далеко …переживает?
Сайвок хитро улыбнулся:
— Атр, батр, барадир. Мегер, трап, илгур-р-р!
Тут же за пнём кто-то громко чихнул:
— А ты говоришь — нет его, — улыбнулся сайвок. — Однако же получается, что и я недалеко ушёл от своего отпрыска, подслушивая ваш разговор, а потому знаю, о чём ты пришёл просить. Эх, — тяжко вздохнул малыш, — не зря же говорят: «Хочешь сделать хорошо — сделай сам». Ничего нельзя доверить этому…. Всё у него валится из рук…
Сайвок умолк, судя по всему, глубоко переживая за своего безтолкового сына. Атар, сбитый с толку этими семейными сценами, никак не мог понять, с чего это ему вдруг «посчастливилось» наблюдать подобное?
«Ох, Судьба — шутница, — думал он, — и на кой мне было сразу натолкнуться на того дуралея, ведь столько времени потеряно. Теперь вот стой и гадай, как бы это половчее договориться?»
Рассуждая подобным образом, старый парс вздохнул:
— Мне, — наконец, осторожно начал он, — давно надо было бы познакомиться с лесными жителями, да всё как-то было недосуг. Получается, что пришёл знакомиться — и сразу же просить… Можно подумать, что если бы не беда, то я и не пришёл бы вовсе?
— Да, можно и так подумать, — согласился сайвок, — но беда есть беда. Может статься и так, что парень вовсе ходить не сможет, если, конечно, вовремя не подлечить.
Атар округлил глаза:
— Вроде и не в лесу живём, — удивлённо произнёс он, — а про нас тут всё знают.
Сайвок улыбнулся:
— Ты, — сказал он как-то двусмысленно, — не только с лесными жителями не спешил знакомиться, ты и с домашними-то не со всеми ещё знаком. А про то, …можешь считать, что это земля слухом полнится…
Малыш вдруг повернулся и пошёл вглубь леса, жестом приглашая Атара идти следом. Старик быстро догнал его и, дабы укрепить начинающееся общение, неловко попытался пошутить:
— Интересно, — не без сарказма спросил он, — а что ещё землица про нас с Чабором рассказывала?
Сайвок тут же обернулся и блеснул таким жёстким взглядом, что осёкшийся парс пожалел о неосторожно выбранном тоне. Нужно отдать должное лесному жителю — на словах он остался вежливым.
— Во-первых, она говорила, что, возможно, нам ещё не раз придётся встречаться. Тебе же известно, что сайвоки не водят тесной дружбы с другими народами, так что лучше даже не пытайся настроить беседу на приятельский лад. Ты почитаешь иных Богов, и в твоих жилах намешано много кровей, наверное, оттого тебе и бывает трудно понять местный люд. Кто знает, что бы с тобой было здесь, в Лесу, если бы не игра Судьбы — Макоши? Сказано же древними: «Кто Йогине-Матери укажет место, где прозябают чада-сироты, тот малое деяние совершил. А кто поднимет чадо-сироту на ноги под сенью Великого Рода своего, тот большее деяние совершил».
Но там же сказано ещё: «Ежели кто приласкает и накормит чадо-сироту, дав ему кров, тепло и уют, от Души, а не корысти для, то совершит он деяние благое, и пользы от него будет более чем от сотни глаголющих Мудрецов». Что попусту сорить словами, парс. Всё только по делу.
— Прости, — признал ошибку Атар, — время на самом деле идёт, а я до сих пор ни с чем…
— Не безпокойся, — ответил сайвок, заметно прибавляя шагу, — Лес не оставит твоего малыша без помощи…
Так чьим-то тайным велением звездочёту было разрешено ступить на заповедную территорию, строго охраняемую от посторонних глаз этими и другими маленькими людскими сущностями. С подозрительной беспечностью, совершенно не страшась того, что чужак всё это увидит, лесные жители собирались открыть перед ним занавес Великой тайны. Наверное, и самому человеку впору было бы насторожиться, но что-то говорило Атару, что безпокоиться тут не о чем.
Многим людям известно о золоте и драгоценных камнях, бережно хранимых маленькими трудягами в укромных местах подземного царства Богини Сумерлы. Она и Бог Озем[iii] строго хранят богатства Земли от алчных созданий. Жадность и желание обладать материальными благами ловят слабых людей на крючок зависти и ведут их за белы ручки в царство духов, сайвоков и прочих незаметных для них жителей Мидгард-Земли[iv]. И поскольку жадность — дитя Зла, то людишки эти чаще всего и попадают в лапы злых существ.
Кто знает, стоит ли в это верить, однако говорят, что существует некая строгая граница между добрыми духами и злыми. Отличие жизнеустройства их огромного царства отличается от людского тем, что духи бывают только добрые и недобрые (не творящие добрых деяний), а людей ныне, как известно, нет безпросветно злых или безконечно добрых, разумеется, за редким исключением.
Добрые и недобрые (злые) духи хоть и противостоят друг другу, но открытой войны между собой не ведут. Опять же, добрые духи, в силу некоторых причин, не проявляют никакого интереса к жизни людей, если, конечно те не вступают на их территорию или не лезут в их закрома, а вот недобрые…
Они, встречая тех, кто рыщет по лесам и горам в поисках дармовых земных благ, вынуждают нырять их в самые грязные уголки своей сути до тех пор, пока гнездящиеся там мерзости не начинают бродить и пениться, закрывая глаза незадачливого путешественника слепотой жадности. Вот и получается, что все искатели кладов, отправляясь в свой опасный путь, ни больше ни меньше, а идут менять свою жизнь на жменю золота да камней драгоценных…
Так, рассуждая над незавидной судьбой вышеупомянутых златолюбцев, Атар и не заметил того, что сайвок завёл его в самую чащу. Вдруг лес перед ними расступился, открывая сияющую золотом опавшей листвы поляну. В центре её, словно застывший страж входа в мир духов, стоял толстый коренастый дуб. Пока старик, отрыв рот от удивления, разглядывал крону этого чудо-дерева, сайвок принялся старательно разгребать листья и жёлуди у древних, как мир, корней.
— Вот так крона! — удивлялся Атар, а малыш в это время вытащил из-под слежавшегося настила какой-то шнурок, дёрнул за него и открыл потайную дверь прямо в стволе этого многовекового дуба!
— Вот так ход! — продолжал удивляться старик. — Чудеса!
Сайвок выжидающе застыл у зияющего мраком пустоты хода.
— Нам сюда, — не выдержал, наконец, лесной житель, указывая на огромную дыру в стволе дерева. Перс подошёл ближе и присмотрелся. Внутри висели две верёвки, и было предостаточно места для того, чтобы вниз мог спуститься человек. Казалось бы, всё совсем просто, но! Что, любой может вот так открыть ход и войти?
Сайвок перехватил вопросительный взгляд человека:
— Ты наверняка думаешь о том, что слишком уж всё у нас доступно, а так же о том, что я с тобой подозрительно любезен и неосмотрительно беспечен? Поверь мне, я знаю, кто ты и по какому делу пришёл. Неведомо ещё сколько раз твоему малышу может понадобиться наша помощь, и даю слово, Лес ему никогда в ней не откажет. Разумеется, и мы не всесильны, но …кое-что можем.
Атар, не рискнул перебивать лесного жителя, а потому, терпеливо дождавшись, когда тот закончит, стараясь говорить как можно мягче, спросил:
— Скажи мне, почему вы так о нём заботитесь?
— Мы? — удивился сайвок. — Мы-то как раз понятно, о том тебе ещё предстоит узнать. А вот то, что ты о нём заботишься, вот что удивительно...
— На моей родине найдёнышей не бросают. Говорят, что они приносят счастье.
— А вот я слышал, что тебе другое сулили от встречи с этим найдёнышем.
Атар только развёл руки в стороны:
— Ещё раз приходится признать, что …про нас в лесу …многое известно.
Сайвок многозначительно вскинул брови:
— Мой тебе совет: подружись с Хозяином своего дома, с Домовым. Это ещё никому не мешало, ведь он — связующее звено между мирами. А про малыша…? Думаю, ты уже и без моих объяснений понял, что это непростой ребёнок. Наш Лес велик! Давно известно, что почти никто из смертных не способен вписать своё имя в его Вечную книгу, но понимаешь, в чём дело.. В книге этого Великого Леса есть имя Чабора.
Говорить тебе, что да как, наверное, пока не стоит, всему своё время, а сейчас давай больше не будем время терять на разговоры, осенние дни коротки…
Сайвок схватил одну из верёвок, висящих в стволе, и лихо съехал по ней куда-то в пустоту. Атар с любопытством заглянул внутрь дерева. Только он задался вопросом относительно того, зачем верёвок две, как снизу его окликнули:
— Эй! Наверху! Я тебя жду. Держись покрепче и ни о чём не безпокойся…. Да! Закрой за собой. Ненужно сообщать всему миру, что деревья бывают с секретом!
Парс ощупал ближнюю верёвку, перебрался на выступ внутри дерева, затем изловчился, просунул палец в отверстие выпавшего сучка и закрыл лаз. Деваться было некуда. То и дело, задевая в темноте стенки ствола, старик начал осторожно спускаться вниз. Вскоре его ноги твёрдо стали на землю.
— Фу-у-у! — гулко выдохнул он, тем самым давая понять, что уже на месте.
В кромешной тьме его голос прозвучал непривычно мягко. Будто само пространство состояло из какого-то особого воздуха. Здесь, как и во всех подземельях, пахло сыростью и землёй.
Слыша какую-то возню справа от себя, Атар на ощупь стал пробираться на звук.
— Вы всегда так ходите домой? — спросил он, дабы убедиться, что шуршит сайвок, а не кто-то другой.
— Ну, не совсем так, — отозвался из мрака малыш, — и не совсем домой. Просто там, где проходим мы, человеку пути нет…
Вдруг что-то блеснуло, вспыхнул свет, и старик зажмурился. Когда же он, наконец, открыл глаза, сайвок уже стоял перед ним, держа в одной руке фонарь, а другой требовательно дёргал его за рукав, мол, уже нужно идти, время не ждёт…
Ход или нора, по которой они шли, был достаточно широк даже для рослого человека. Насколько позволял видеть слабый свет фонаря, стены норы были земляными. Казалось, что торчащие из них корни, касаясь Атара, словно ощупывали его. Кто знает, возможно, это был первый и последний человек, попавший в эти подземные галереи за последнюю тысячу лет.
— Меня зовут Таратор, — вдруг сообщил сайвок.
Парс, не готовый к этому, промолчал, но лесной житель, похоже, и не нуждался в том, чтобы старик назвал своё имя. Судя по тому, что сайвок в это время без устали болтал о каких-то мелочах, он знал, как зовут гостя.
Коридор, по которому они шли, пересекало великое множество каких-то нор и ходов, больших и малых, пригодных разве что для собаки. Человек и сайвок долго шли прямо, не сворачивая, пока, наконец, Таратор не остановился:
— Здесь, — указал сайвок на земляной потолок, — тот красный корень. Его нужно слегка надломить.
Атар поднял руки и сделал всё, как ему было велено. Тут же из надлома лениво начал капать белый, мутный сок.
— Вот сюда, — Таратор снял с золочёного пояса два крохотных глиняных кувшинчика и подал их целителю, — теперь до конца отламывай корень и набирай. Конечно, сок не весенний, но силы в нём ещё достаточно.
Около десятка таких же корней их усилиями вскоре наполнили оба кувшинчика. Таратор закупорил их шлифованными пробками из коры, и подземный житель с гостем отправились в обратный путь.
Через какое-то время Таратор снова остановился. Он отдал Атару фонарь, приложил руки ко рту и пронзительно крикнул. Из глубины хода ему ответили. Сайвок крикнул ещё раз и попросил старика поднять светоч к потолку.
Вскоре из темноты, двигаясь навстречу им, вынырнул огонёк.
— Это мой сын Перестар, — гордо представил Таратор появившегося из земляных галерей нового сайвока. Он что-то нашептал на ухо своему отпрыску, и тот в одно мгновение исчез где-то в соседних норах…
Когда сайвок и человек вернулись к начальной точке своего путешествия, малыш повесил фонарь на корень, торчащий из стены, и попросил Атара помочь ему уложить в корзину из лозы, что стояла неподалёку, три больших камня. Вторая верёвка, как пояснил Таратор, из тех двух, что находились в стволе, оказывается, служила для подъёма на поверхность.
— Рога, — сообщил в дополнение сайвок, — вернее порошок из рогов, сейчас принесут. Его у нас достаточно…
— Можно мне ещё спросить? — боясь не получить больше возможности что-либо спрашивать, не дал договорить Таратору парс. — Я понимаю, что ты не всё можешь мне…, но я хотел бы знать как можно больше о мальчике...
Сайвок замолчал. Старик уже начал сомневаться, стоило ли снова докучать ему вопросами? Однако Таратор, взвесив все «за» и «против», пусть и через паузу, но всё же ответил:
— Придёт время, — задумчиво сказал он, — и Лесу очень понадобится помощь Чабора. Она, правда, уже нужна, но он ещё слишком мал. Что же касается тебя, то в книге судьбы этого мальчика есть твоё имя. Учи его всему, что знаешь, и больше не спрашивай меня об этом, я и без того сказал тебе достаточно.
В глубине коридора послышались глухие шаги. Из бокового хода выбежал Перестар. Он отдал маленький кожаный мешочек Атару и исчез так же внезапно, как и появился.
Таратор подал парсу верёвку.
— Помоги мне, — попросил сайвок, — нужно тянуть эту верёвку, пока корзина не упрётся в потолок. Потом я её отпущу, а ты знай себе, держись покрепче. Не переживай, всё давно проверено и рассчитано. Наверху только толкнёшь дверь — и выходи, а я уже буду там.
Всё произошло, как и говорил малыш. Корзина медленно потащила Атара вверх, а через мгновение он уже закрывал потайную дверь и наслаждался прохладным, свежим воздухом.
За его спиной неведомо откуда появился его новый лесной знакомый:
— Вот, Атар… да не пугайся ты!.. это тебе. — Таратор протянул ему длинный, причудливо завитый рог быка. Глядя на резные узоры и вязи рун на его лоснящихся боках, звездочёт молча отдал должное мастеру, сотворившему такую красоту.
Сайвок тем временем продолжил:
— Если случится какая-нибудь беда, и ты не в силах будешь с ней справиться, ищи меня в лесу. Заходи поглубже, продуди трижды, и помощь к тебе придёт.