– Сергей Урсуляк.
– Урсуляк? Нет, он не мог. Он учился в школе в Магадане. В Магадане нет пони.
– Но он и написал в Московский зоопарк.
– Чтобы ему в Магадан из Москвы пони привезли? Сережа?
– Ну да. Я же не говорила вам, что все будет логично.
– «Сбегал от учителя музыки через окно, чтобы поиграть с ребятами в футбол и хоккей».
– Я. Действительно так было.
– Нет, не только у вас такой опыт.
– Ну, давайте тогда имя.
– Дмитрий.
– Маликов?
– Маликов.
– Тоже мой воспитанник. Когда меня выгнали из института, я работал в «Самоцветах» с родителями Маликова и Преснякова. Я был монтировщиком декораций и грузчиком. Родители выступали, а меня иногда просили посидеть с детьми.
– И как вам – быть воспитателем?
– Один раз посидел и понял, что лучше буду тоннами грузить, чем воспитывать маленьких детей. Видите, одного научил курить, а второго вылезать в окно.
– Ну, прекрасно. У вас еще тогда задатки воспитателя сформировались, я считаю. Дальше. «Был отстранен от школы за то, что пришел на физкультуру не в спортивной форме, а в одежде бабушки».
– Это мой папа.
– Точно.
– Это я знаю. Только он пришел не в одежде бабушки, а в таких байковых розовых панталонах ниже колена, за что его выгнали из школы. Панталоны еще с оборочками были такие.
– Он произвел фурор?
– Ну, да… Причем там была история… Папа все это надел, пелеринку какую-то еще и испугался идти. А учитель говорит: «Так, Ширвиндт, выходи». Папа из-за двери: «Я не в форме». – «Выходи, как есть». Ну, папа и вышел. Представляете, в таких оборочках розовых. Класс лег, а папу выгнали из школы на несколько дней. Я поздно об этом узнал и вынужден был терпеть родителей-отличников, будучи неучем. Зато теперь я все знаю.
– Мне кажется, что такая система воспитания… не воспитывать – тоже имеет свои плюсы. Все-таки человек ощущает себя свободным. Почему бы и нет?
– Ну да, наверное, так.
– Нельзя же отрицать, что, когда ты делаешь то, что хочешь, сопротивляясь всему, это рождает качества, которые очень пригодятся в жизни. Разве не так?
– Вот видите, я, будучи неучем, запустил программу телевизионную «Хочу знать». Я действительно хотел знать, как же устроен мир. Это был крик души на самом деле. И она довольно долго прожила, эта программа.
У меня там о разных вещах рассказывали известные, популярные ребята. Если кто просто оттарабанивал текст, это не срабатывало. А вот те, кто искренне удивлялся, вот у них получалось здорово. И я благодаря этой программе столько всего узнал.
Сейчас я, кстати, новый проект запускаю. Мне интересно все новое. Я запускаю канал на YouTube, который будет таким облегченным вариантом «Хочу знать». Абсолютно не академический, с шуточками, про то, где побывать, где поесть, что плохо, что хорошо. Рабочее название «Съедобное, несъедобное». Потому что весь мир делится только на… съедобное и несъедобное.
– Вот как раз об этом я и хотела поговорить. Прослышав о том, что вы будете таким продвинутым блогером, хотела бы уточнить, как это все распространяется на детей? Ну, например, взять тему путешествия с детьми. Это же программа для всех?
– Это программа для всех, и опять же, кого называть детьми.
– С какого возраста дети уже не дети?
– Ну, у меня дети, я говорил, тридцать пять старшему.
– Нет, я имею в виду маленьких.
– Маленькие дети сейчас очень продвинутые. Они ушли из телевизора. Они нырнули туда, где мне пока тяжело. Я в эту воду вхожу с опаской, в этот интернет.
– Конкурируете с внучками там?
– Так они в сто раз продвинутее. Младшей внучке шесть лет, и она уже знает все про эти ютубы и так далее. Это их будущее. А мне очень интересно у них поучиться. То есть это тот случай, когда дети меня могут научить.
– А как они реагируют на то, что дедушка решил стать блогером? Это же крутота такая.
– Да это одно название. Я не собираюсь меняться. Понимаете, дети не любят, когда с ними взрослые сюсюкают. Вот у меня есть друг, Денис Евстигнеев. Так он, будь ребенку год, будь тридцать пять, он со всеми разговаривает одинаково.
– Как со взрослыми людьми.
– Да. Дети это ценят. Они его любят и понимают.
– Это, видимо, проявление уважения к детям?
– Да, это уважение к детям и это интерес к детям. Вот так Андрей Миронов общался с моими друзьями в школе. Они совершенно шалели. Потому что он задавал им вопросы, и было видно, что ему дико интересно узнать, что они думают.
– Искренне.
– Да, искренне. Это чувствуется. Так что ты можешь назвать себя блогером или клоуном – кем угодно, но если ты понятен и интересен хоть двухлетнему ребенку, хоть 90-летнему мальчику, то это сработает. А если ты фальшивишь, это не выстрелит. Так что у меня есть надежда, что…
– …что аудитория будет всех возрастов.
– Да. Потому что я буду говорить дурацкие вещи. А дурацкие вещи самые…
– А какие дурацкие вещи? Очень интересно.
– Ну вот мы сейчас съездили в Италию, в Тоскану, снимали там. Ну что там рассказывать про достопримечательности классические. Возьмите путеводитель, прочитайте и идите по этим музеям, восторгайтесь. Нет. Я буду рассказывать про то, что интересно мне.
Про рынок, где столовая, в которой кормят требухой и кишками, при мясном отделе. Там не сесть, настолько это популярное место.
Или камень, на котором сидел Данте, а рядом строили знаменитый собор Санта-Мария-дель-Фьоре. Он сидел на этом камне и философствовал, что-то писал. К нему подошел какой-то его знакомый из Турина и говорит: «Скажите, а что самое вкусное в мире?» Данте, не отрываясь от своих записей, отвечает: «Яйцо». Ну, знакомый ушел, видно, он чего-то другого ждал. Через полгода опять приезжает, а Данте сидит ровно на том же месте и пишет. Так этот знакомый спрашивает: «А с чем?» – «С солью», – говорит Данте. Вот где вам такую историю расскажут?
А путеводители, мы про это тоже сняли, как я ехал по путеводителям. Забудьте про эти путеводители, про навигаторы эти. Потому что они врут все. Они увезут вас совершенно в другую страну. Мы поехали по Флоренции, в горку поднимались. Я был за рулем. Едем-едем, вдруг дорога сужаться начинает. Мы едем между двух стен, а она все сужается, дорога. Вижу, через десять метров есть поворот. А я уже зеркала убрал, и тут услышал звук – кх-кх. И все, и вклинились. Причем даже двери не открыть. И ты сидишь, как в консервной банке. Мы все это сняли, смешно. И много таких пиков будет в эфирной версии.
– Миш, а возвращаясь к вашему отцовскому инстинкту. Вот если путешествовать с детьми… вы вообще советуете ездить в такие путешествия? Ну там, туристические, гастрономические, любые – с детьми. Нужно ли детям это?
– Нет. Хотя все мои знакомые считают, что вот обязательно. Петенька очень любит по музеям ходить. Знаю я этого Петеньку. Это мама любит, что он любит ходить по музеям. А Петя хочет отрываться. Вот и дайте ему оторваться какое-то время. Он еще походит по музеям. Успеет.
– То есть не брать с собой вообще?
– Брать. Брать, только не таскать…
– Не таскать в музеи.
– …по жаре по этим достопримечательностям.
– То есть Петеньке не интересно смотреть на картину или скульптуру.
– Больше того. Когда настанет момент, что Петеньке пора бы уже посмотреть на эту картину, у него будет такое отторжение с детства…
– Отвращение.
– Да, и он не пойдет в музей, потому что ему было плохо там в детстве. Вот это он вспомнит. Нет, само все придет. А сейчас Петеньке нужно оторваться.
– А на рынок?
– На рынок да, пиццу съесть, макароны. Не надо ему в роскошный ресторан, где подают каких-то встревоженных куропаток… Ребенку нужно макароны.
– С сыром.
– Да. Макароны с сыром. И не надо его заставлять. Не надо вот этого: «Как тебе не стыдно! Ну, попробуй… (говно это). Попробуй вот это, попробуй вот то». Точно не надо этого, пиццу пусть ест.
– Такой отцовский взгляд, что ребенку нужна свободная жизнь.
– Ну, естественно. Чем дольше он будет ребенком, тем лучше.
– И не приучать его с детства к каким-то там мудрствованиям, каким-то там культурным вещам, которые многие родители хотят втолкнуть в детей пораньше.
– Ни в коем случае. Все должно быть органично. Не надо вот этого: «Поехали путешествовать, все ездят». Это раньше, если у тебя вдруг появлялась возможность поехать скажем, во Флоренцию, то, естественно, старались как фаршем набить ребенка, потому что больше он в жизни во Флоренцию не попадет. А сейчас у детей уже нет этого ощущения – заграница. Для них что Париж, что Воронеж. Чем будете развлекать?
– Возможно, он еще будет сидеть в своем телефоне во время поездки.
– Ну да, да. У меня, кстати, до сих пор еще остался этот трепет пересечения границ, потому что настолько в нашем детстве это было недостижимо. А сейчас для них – ну, Париж, и что? Вы лучше это, давайте меня развлекайте. Я вообще купаться хочу, где тут купаются? И надо вести его в аквапарк под Парижем.
– То есть родители должны повести?
– Конечно.
– Скажите, Миша, а есть какой-то волшебный момент, когда папа превращается в дедушку?
– Первый раз про это слышу.
– Может, какие-то чувства другие?
– Во-первых, папа превратиться в дедушку не может. Папу в дедушку могут превратить дети.
– Согласна.
– А во-вторых…
– Но, наверное, какие-то превращения в этот момент происходят? Папа забывает, что он – папа?
– У нас прекрасная сложносочиненная семья. Муж моей первой жены – мой друг, замечательный актер Александр Феклистов. У него своих детей и внуков полно, но он боготворит совершенно нашу Эллу, нашу с ним внучку. И вот его она называет дедушкой, а меня называет Мишей.
– А ощущения, чувства?
– Нормальные. Раз меня дедушкой не зовут, значит, я и не дедушка. А Феклистов – дедушка.
– А, вот оно что. Такой простой способ избежать этого звания.
– Ну да.
– Поняла. А не получается так, что с детьми одним образом, а с внуками, дедушка или не дедушка, но все-таки чуть-чуть по-другому?
– Зависит от них самих.
– От них – от кого? От детей?
– От детей и внуков, как они тебя построят. Вот мои дети построили моего папу. Зайдя в клетку со львом, они сделали из него кошку. А у меня не получилось, когда я в детстве входил в эту клетку. Я боялся. А они моментально его оседлали, сидят на шее и ножки свесили. Элла, внучка, тот еще фрукт. Она выстроит всех: и тех, и тех, и тех.
– То есть все зависит от характера?
– Только от характера. Даже если человек маленький, он все равно человек, и у него уже есть характер.
– Миш, а может, все-таки роль дедушки делает человека мягким? Отец мог кричать, а дедушка…
– Ну да, с моим папой так и произошло, но со мной – нет. Потому что я не дедушка.
– А, ну да.
– Я – Миша. А Феклистов, да, дедушка. Он просто жидкостью становится, когда Элла рядом. Элла с бабушкой отдыхали в Испании, а Сашка снимался в этих несчастных «Сватах», которые уже, кажется, семисотый сезон идут. Он позвонил: «Элла, ну как ты?» Она говорит: «Я по тебе очень соскучилась. Приезжай, а». Феклистов отменил съемки и прилетел на следующий день. Провел с ней день и полетел обратно. Вот тюфяк.
– Да, это очень показательно. Это действительно говорит о том, что внуки рулят.
– Ну да.
– А вот бывало ли когда-нибудь, чтобы дети ставили вас в сложное положение? Ну, например, задавали какие-нибудь вопросы, на которые сложно ответить? Бывает, малышня спрашивает, откуда дети берутся, как я у вас получился, или где небо кончается, или что-то в этом духе.
– Насчет первого меня они никогда не спрашивали. То ли до сих пор этого не знают, то ли узнали не от меня. Видно, почувствовали, что я сам мало чего знаю, и решили не провоцировать.
– У нас есть постоянная рубрика. Называется «Полная шляпа». Отцы, приходящие ко мне, пишут на бумажках детские вопросы, которые поставили их в трудное положение. И эти вопросы кладут в шляпу. Предлагаю вам вытащить один такой вопрос и попробовать на него ответить.
– Так, что у нас тут? «Мы когда-нибудь встретимся с инопланетянами?» Это какой-то скучный вопрос. Можно другой взять?
– Можно.
– О, вот хороший вопрос. «Зачем комару кровь?» Вот раньше я бы не ответил, а сейчас столько всего знаю. Во-первых, не комару, а комарихе.
– Имейте в виду, что отвечать нужно, как бы своим детям ответили. Внучке.
– Так бы и ответил: кусаются только эти, комарихи. Женщины кусаются только. А кровь им нужна из принципа, чтобы причинить зло и заодно извести других злых комарих.
– Это вы внучке объясняете сейчас?
– Да. Это мы объясняем внучке. Кстати, моя дочка сочинила загадку, она у меня в книге есть. Загадка потрясающая, Саша ее придумала, когда ей было года четыре. Звучит так: «Летит – жужжит, сядет – краснеет, ударишь – пятнеет. Кто это?»
– Комарица.
– Комариха. Так я ответил внучке на вопрос?
– Прекрасно ответили.
– Берегитесь женщин.
– Но ответ какой-то гендерный.
– Могу вам еще интересную историю гендерную рассказать. Мы снимали программу «Путешествие натуралиста» с Любимцевым в Швеции, там огромный зоопарк, заповедник. Нам устроители говорят: «А хотите в вольер к волкам?» Мы говорим: «Конечно, хотим». Заезжаем на машине, огромная территория, и нам говорят: «Можете выйти». Выходим, и со всех сторон на нас несутся волки. Смотрим, только мы паникуем. Они подбегают и начинают лапы на плечи класть, начинают облизывать, просят, чтобы их почесали…
– То есть как добрые собаки, да?
– Их там штук шестнадцать было. И мы уж нацеловались с этими волками. Оказывается, все эти волки – только кобели. И они абсолютно дружелюбные, но только до тех пор, пока сука не подойдет. Вот как только появляется волчица, они становятся зверьми.
– А без волчицы…
– А без волчицы добрейшие щенки. Вот вам и мораль. Из-за чего… из-за кого все в мире?
– Дорогие женщины, пожалуйста, обратите внимание, что Михаил Ширвиндт говорит по поводу…
– Комарих.
– Комарих, волчиц.
– И волчиц, да. Вы вообще правильно делаете, что говорите с отцами.
– Мне просто очень интересна их точка зрения. И женщинам тоже интересно.
– Только я вот сказал, и они поморщатся. А я правду говорю.
– Правду, правду. Михаил, я бы хотела спросить вас про будущее детей. Как вы думаете, будущее родителями предопределяется? Родителям надо наставлять как-то детей? Например, какую профессию выбрать?
– Можно, конечно, шутить сколько угодно, но в какой-то степени да, надо помогать.
– Ребенок же не знает, что он хочет.
– У меня вот был разброс интересов от продавца мороженого до футболиста и таксиста. Естественно, если бы я был футболистом, я бы сейчас был в полном порядке.
– Миша, представляете, вот были бы продавцом мороженого…
– Не поднялся бы. А футболистом… хотя в те годы бы тоже, наверное. Это кто-то сказал про футбол. Что такое футбол? Это когда сотни тысяч бедных людей сидят на стадионе и смотрят, как двадцать два миллиардера гоняют мяч. Вот что такое футбол. Ну, в наше время такого не было. В общем, не стал я футболистом-мороженщиком, и отчасти, конечно, потому, что родители все-таки немножко помогали, направляли. Но чтобы я стал актером, тоже никто не настаивал. У меня все идеально пополам. Две крови чистейших во мне текут: по папе еврейская, по маме – русская, к столбовым дворянам ведущая. Ни капли примеси: пятьдесят на пятьдесят. По русской линии у меня все в роду архитекторы, начиная с прадеда, который был главным архитектором Москвы. По его плану до сих пор, по-моему, Москва застроена глобально. А по папиной линии все более или менее имели отношение к искусству. Дед был скрипач замечательный в Большом театре, бабушка в филармонии работала. Ну, папу тоже многие знают, кто он.