однако вместо этого в ней обнаружилось нечто совсем противоположное, а точнее всякие
постыдные деяния. Никак нельзя читать жизнеописания пап без того, чтоб их
бесчеловечноть и вероломство не вызвали омерзения. Вообще, замечено, что чем более их
честолюбие стремилось умножить светскую и духовную власть и силу, тем более
развивалось их сребролюбие, стремление заполучить достояние подданых для обогащения
своих внуков, наложниц и побочных детей. Ежели кто будет далее рассуждать об этом, то
ему покажется особенно примечательным, что народ терпеливо сносил угнетение этих
принцев, что он мог спокойно взирать на пороки духовных лиц, и что от бритой головы
терпел все, чего он от главы, увенчанной лаврами, никак терпеть не согласился бы.
Однако для того, кто знает, как сильно может воздействовать суеверие и религиозное
воодушевление на невежественных людей, в этом нет ничего удивительного. Следует
вспомнить, что благочестие еще издавна употреблялось для укрепления народной
преданности и обуздания упрямства человеческого разума. Известно также и то, что
заблуждение может ослепить даже самых разумнейших людей, и ничто не бывает
убедительнее той науки, которая для достижения своих целей небо и геену, Бога и Им
проклятых призывают на помощь. Впрочем, справедливо и то, что даже сама вера,
наичистейший источник нашего блага, из-за злоупотреблений, достойных всяческого
сожаления, бывает началом и основанием всего нашего зла.
Главная причина этого заключается в том, что духовные государи поздно получали
правление, и что они из-за этого управляли очень короткий срок, в течение которого
обогащали своих наследников. Они редко имели желание, а времени не имели никогда на
то, чтобы осуществлять в жизнь полезные обществу предприятия, и все, что требовало
многих трудов, оставалось вне пределов их деятельности. Они считали себя странниками,
принимаемыми в чуждом доме. Они сидели на чужом престоле, который они не получали
от своих предков, и не могли передавать его своим наследникам. Они не имели ни
склонностей государя, который является отцом своей державы, и который трудится для
своих потомков, ни образа мыслей республиканца, жертвующего всем своему отечеству, и
если кто из них и мыслил так, как следовало отцу народа думать об этом, то он умирал
раньше, чем мог очистить то поле, которое ему предшественники оставили в сорняках и
терниях…
История господ церкви по справедливости должна была содержать хоть какое-
нибудь упоминание и о добродетели. Тогда было бы известно чего в ней искать, а также
видно то, насколько были испорчены все, кому надлежало жить непорочной жизнью.
Главной причиной покорности народа этим принцам Макиавелли видит в
проворстве подобных владетелей, которые были и разумны и злобны одновременно. Что
же касается меня, то я считаю, что благочестие весьма способствовало удержанию народа
под таким игом. Хотя дюди и ненавидели злого папу, однако что касалось его звания, то
оно было ими почитаемо, и относящееся к сану почтение переносилось на него самого.
Хотя современному римлянину стократно в голову приходила мысль искать себе другого
государя, однако князь церкви носил в своих руках священное оружие, сдерживающее все
предприятия подданных. И хотя несколько раз возбуждали они против Папы возмущения,
но в подвластном папской тиаре Риме не было и сотой доли тех мятежей, которые
происходили в идолопоклонническом Риме. Вот как меняются человеческие нравы.
Сочинитель делает остроумное замечание относительно могущества римского
престола. Он приписывает причину этого решительным поступкам Александра VI, папы,
который был наиболее бесчеловечен и честолюбив и который не знал никакого
правосудия, кроме своего корыстолюбия.
Если справедливо, что из тех, кто носил папскую тиару самый злобный наиболее
упрочил папское могущество, то какие выводы отсюда следует сделать?
Макивелли оканчивает эту главу похвалой Льву X, честолюбивое и богопротивное
поведение которого общеизвестно. Правда, он имел дарования, но я не знаю, имел ли он
добродетели. Макиавелли хвалит в нем эти же свойства. Об этом можно только сказать,
что такие князья заслуживают именно таких жизнеописателей, если хвалит он его как
изрядного князя, а не за то, что он восстановил науки. Достойно сожаления и то, что
Макиавелли хвалит его как мудрого министра.
Макиавелли хвалит Льва X, но не хочет хвалить Людовика XII40, - отца отечества.
ГЛАВА XII. О РАЗНООБРАЗНОМ ВОИНСТВЕ.
Каждая вещь в этом мире отлична от другой, люди также очень сильно отличаются
друг от друга. Под характеристиками государства я понимаю его положение, величину,
число и образ жизни его жителей, торговлю, обычаи, законы и величину доходов. Эти
различия в государственных устройствах бесконечно разнообразны. Подобно тому, как
врачи не знают средства, которое бы подходило для всех болезней и всех людей, то
равным образом и министры не могут предписать точных правил, которые были бы
применимы при любом образе правления. Этим рассуждением я хочу предварить
исследование макиавеллиевого мнения относительно иностранцев и тех, кто находится на
жаловании у государства. Сочинитель полностью отвергает их пользу, думая доказать, что
этот народ является более опасным для тех держав, которым он служит, нежели
полезным. Общеизвестно и опытом подтверждено, что то войско является лучшим,
которое состоит из жителей государства. Это можно подтвердить примером храброго
сопротивления Леонида под Фермопилами, а также примером чрезвычайного расширения
римского и арабского государств.
Это положение Макиавелли приемлемо для всех государств, которые настолько
многолюдны, что могут поставить достаточное количество солдат для боя. Я, как и автор
«Князя», уверен в том, что чужой народ, принятый на жалование государства, мало
40 Людовик XII (1462 – 1515), французский король, был извесетн не только участием в Итальянских
войнах, но и судебной реформой, упорядочиванием налогообложения, усовершенствованием денежной
системы Франции.
способствует его славе, и что верность и храбрость природных сынов отечества бывает
гораздо сильнее.
Особенно опасно оставлять своих подданных в праздности и делать их
бессильными, подобно женщинам, в то время, когда идет война с соседними
государствами.
Неоднократно уже подмечено, что государства, воюющие с помощью своих
граждан, намного сильнее своих неприятелей, ибо во время такой войны каждый
гражданин является воином. В нем просыпается способность сражаться даже если к этому
его не побуждает никакая награда. В этом случае проявляются все человеческие
способности, и каждый показывает чудеса проворства и храбрости. Однако при всей
правоте сказанного бывают случаи, которые требуют отступления от правила. Если
государство не имеет достаточного числа людей, которое необходимо для армии, тогда
этот недостаток следует исправить принятием на службу наемников, и каждый, кто имеет
желание и склонность может поступить на военную службу. 41 Преимущество здесь
состоит в том, что в этом случае воспитываются люди, способные к военному делу. Хотя
состояние государства, вынужденого нанимать солдат, плачевно, однако такой способ
создания войска способствует укреплению воинского духа. Мудрый государь же по-
другому поддерживает боеспособность своего народа, а именно, отправляет войска для
помощи своим союзникам, а также часто устраивает марши и смотры.
Но в тех государствах, которым угрожает война, и которые не имеют достаточного
количества жителей, необходимость заставляет государей нанимать иностранцев. Однако
и здесь можно найти средство избежать тех неприятностей, о которых писал Макиавелли.
Для этого следует навести порядок, чтобы исключить у иностранных солдат пороки,
которые могут угрожать безопасности государства. Для этого следует смешивать
иностранных солдат со своими. С тем, чтобы избежать их неповиновения, приучить их к
той же воинской дисциплине, воспитывать в них ежечастно ту же верность, и всеми
силами стремиться к тому, чтобы иностранные войска не были сильнее природных.
Доказательство тому являет один Северный Король, армия которого, хотя и состоит из
смешанного народа, однако же, при всем том довольно сильна и страшна.42
Большая часть европейских армий состоит из своих граждан и состоящих на
жаловании иностранцев. Крестьяне и граждане дают определенное количество средств
для содержания солдат, которые их обязаны защищать, сами же они не принимают
участие в сражениях. Поэтому нанимается в солдаты небольшое количество жителей
страны, а именно — ленивцы склонные больше к праздности, чем к труду, расточители,
ожидающие от солдатской службы большой вольности, но малого наказания, своевольные
юнцы, не повинующиеся своим родителям, которые из легкомыслия добровольно идут в
солдаты. Все они едва ли больше чем иностранцы преданы своему государю.
Какое различие между этими солдатами и римлянами, которые овладели всем
светом! Люди, которых в наши времена во всех армиях бывает столь много, для римлян
были вовсе неизвестны. Эти мужи, воевавшие за свое семейство, за своих домашних
богов, за римские гражданские права и за все то, что в их жизни более всего было им
любезнее, никак не помышляли о том, чтобы лишиться многих выгод через позорные
поступки; ибо что как не это может обеспечить безопасность великих европейских
государей? В некоторых случаях их народы очень похожи на римлян, и ни один из них
перед другим ни в чем не имеет преимущества, исключая только швейцарский народ,
который одновременно является гражданином, крестьянином и солдатом. (Но если
швейцарцы выходят на сражение, то ни один из них не остается в деревне для обработки
земли, следовательно, они тем самым причиняют больше вреда себе, чем неприятелю.)
41 В сущности здесь речь идет не о наемничестве, а о вербовке содат среди иностранцев и своих же
граждан.
42 Быть может Фридрих говорит о своем отце Фридрихе-Вильгельме II, сформировавшим именно
таким образом более чем 80-тысячную армию?
На этом закончим рассуждение об иностранных солдатах, состоящих на
жаловании. Что же касается того, каким образом великому государю вести войну, то здесь
я с Макиавелли одного мнения.
Каждому сильному государю надлежит командовать своим войском. Его армия
должна быть его столицей; к этому обязывает его собственная выгода, долг и честь.
Подобно тому, как он поставлен совершать правосудие, равным образом правитель
является и защитником своих подданных. Это наиважнейшая часть его деятельности, и
поэтому, он этого не должен доверять никому, кроме самого себя. Его собственная польза
требует, чтобы он находился при своей армии. Ибо если все повеления исходят лично от
него, то и их исполнение последует тогда наискорейшим образом.
Его присутствие кладет конец разномыслию между его генералами, которое также
вредно для армии, как и для пользы государя. Она же состоит в том, чтобы обеспечить
наилучший порядок снабжения армии всем необходимым, ибо без этого даже сам Цезарь
не справился бы со стотысячным войском. Также, если государь будучи при войске,
повелевает вступить в бой, то он командует и расположением армии, и ведением боя,
внушая своим присутствием бодрость и веру в победу, ибо он, находясь перед строем,
подает им пример.
Однако многие скажут, что не всякий государь родился солдатом, и что многие из
них не имеют необходимых для ведения сражения разума, опыта и отваги. Я сам признаю
это. Но не находятся ли при армии искусные генералы? От государя требуется только
следование их советам, и война при всем том всегда производима будет лучше, чем если
бы генерал подчинялся указаниям отсутствующего на поле боя военного совета, не
имеющего возможности, рассуждать о ходе сражения, — а ведь это и самого
искуснейшего стратега делает неспособным доказать свое умение...
ГЛАВА XIII. О ВСПОМОГАТЕЛЬНОМ ВОЙСКЕ
Макиавелли весьма много говорит, утверждая, что разумному государю лучше
быть побежденным со своим народом, нежели победить с помощью чужого.
Мне кажется, что человек, находящийся в опасности утонуть, мало станет
обращать внимания на то, если бы кто ему сказал, что непристойно передать спасение
своей жизни кому-то другому; следовательно лучше ему утонуть, нежели схватиться за
канат, которой подают для спасения. Если рассмотреть это правило Макиавелли, то оно
способно внушить государям довольно сильный страх. Однако обеспокоенность
государей по поводу генералов или вспомогательного войска всегда были очень вредны.
Из-за этого множество побед было упущено, да и само усердие здесь вредило государям
больше, чем неприятели. Действительно, Макиавелли всеми силами старался внушить
государям подобные опасения. Он хочет, чтобы они не доверяли своему народу, а
следовательно и своим генералам и вспомогательному войску. Эта недоверчивость очень
часто была причиной многих несчастий, и не один государь потерпел поражение,
поскольку не пожелал делиться со своими союзниками.
Правда, государь не должен воевать только с одним вспомогательным войском, но
по большой части ему надлежит быть в состоянии оказывать такую же помощь, которую
он получает от других государей. Это правило звучит следующим образом: «Ты должен
находится в таком состоянии, чтоб ни приятеля, ни врага своего не имел причины
бояться». Но если кто единожды вошел уже с кем в союз, то его следует хранить с
верностью. Сколько времени Англия и Голландия были в союзе против Людовика XIV,
столько же времени они были победителями, и ни Евгений43, ни Мальборо44 не смели
восстать против них. Но как только Англия отступилась от союзников, укрепился
43 Евгений Савойский (1663-1736), принц, австрийский полководец, генералиссимус (1697).
44 Джон Черчилл, герцог Мальборо английский полководец, командовал английской армией во
время войны за Испанское наследство.
Людовик.45 Государи, не имеющие нужды в смешанном и вспомогательном войске, очень
хорошо поступят, если исключат их из своей армии, но поскольку в Европе очень мало
таких государей, то я думаю, что они вынуждены будут мириться с вспомогательным
войском до тех пор, пока населения их страны не будет достаточно для создания
собственной армии.
Макиавелли говорит только о малых государях, но и в их отношении его сведения
незначительны. Он не в состоянии сказать ничего важного и справедливого, поскольку он
нечестный человек.
Кто воюет с помощью чуждого народа, тот слабый государь, но если он воюет
вместе со своим и иностранными народами, тогда он бывает очень силен.
Когда же три Северных государя46 отобрали у Карла XII его немецкие земли, это
предприятие было осуществлено с помощью разных народов и их союзников, да и во
время войны, предпринятой Францией по поводу польского наследства, в 1734 году, она
опиралась, со своей стороны, на испанцев и савойцев.
Но что остается сказать Макиавелли при столь многих примерах? Он не захотел
растолковать, приведенную им аллегорию, связанную с библейской историей о сауловом
оружии и о Давиде47.
Сравнение не может быть доказательством. Я согласен с тем, что вспомогательное
войско иногда бывает для государя обременительно, но я спрашиваю, не стоит ли с охотой