Связной под пулями
Даже история, которая порой кажется простой и незамысловатой, по сути своей сложна и неоднозначна. Не бывает примитивной судьбы и жизни. Каждая наполнена таким содержанием и внутренним смыслом, что просто диву даёшься. Иногда добрые дела и поступки с суете повседневной мы не считаем героическими. А напрасно.
Из прибывшего пассажирского поезда сообщением «Хабаровск – Советская Гавань» на перрон железнодорожного вокзала Комсомольска-на-Амуре вышел совсем молодой, пятнадцатилетний паренёк. Среднего роста, светловолосый, синеглазый, худощавый… Таких как он, пожалуй, многие тысячи в России. Обычная славянская внешность.
На нём были белые кроссовки, тёмно-зелёный джинсовый костюм, белая футболка, на голове – легкая летняя серая кепка, в руках – небольшой чемоданчик. Одет почти по сезону для Комсомольска. В предвечернее время, в сентябре, здесь ещё очень тепло. Поэтому Игорю Окунёву оставалось только сесть в автобус, трамвай или в такси, и прибыть по адресу, где проживала его двоюродная бабушка, родная тётка его отца Александра Тимофеевна Куличова.
Игорь и не думал, что пожилая родственница сможет встретить его на вокзале. Ведь уже не тот возраст, за шестьдесят лет. Впрочем, у некоторых в это время только и начинается жизнь. Не однозначны люди пенсионного возраста. У всех и всё по-разному.
Александра Тимофеевна жила одна. Детей с мужем не завели, не получилось. В недавнем полученном письме она сообщила своему внучатому племяннику, что муж её Сергей Сергеевич умер. Врачи сказали, что сердечный приступ. Лёг вечером спать, а утром не проснулся. Хотя, в принципе, ни на какие боли не жаловался и по поликлиникам не ходил.
Постояв немного на вокзале и отвергнув предложения нескольких таксистов «по нормальной цене» добраться туда, куда надо, Окунёв направился на привокзальную площадь. Только он спустился по лестнице вниз, как увидел перед собой моложавую и бодрую старушку, одетую, вполне, по-современному, с жёлтой маленькой сумочкой в руках. Небольшого роста, худенькая, синеглазая. Волосы на голове, конечно же, выкрашены в каштановый цвет.
Солидного возраста женщина остановилась перед ним и, всплеснув руками, сказала:
– Ну, своих людей, я всегда узнаю! Ты, мальчик Игорь Окунёв? Из Донецка?
– А вы моя двоюродная бабушка Александра Тимофеевна? – Спросил он. – Или я ошибаюсь?
– Нет, мой славный Игорёк, ты не ошибаешься. Это я и есть.
Она крепко прижала его к себе. Но Игорю было неловко, что его при людях обнимают. Окунёв никаких нежностей не признавал.
Такси довезло их очень быстро, в самый конец проспекта Первостроителей. Александра Тимофеевна жила на восьмом этаже одного из высоких домов, в двухкомнатной квартире. Обычная обстановка – не бедная, не богатая. Не так уж и плохо для бывшего инженера-технолога судостроительного завода.
Стол она накрыла быстро. Чай, кофе, напитки, соки и самые разные сладости, начиная от варенья из ягод жимолости и кончая конфетами самых разных сортов. Никаких гостей за столом больше не было. Двоюродная бабушка сказала, что ни с кем особо не общается. В основном, книги на пенсии читает да телевизор смотрит.
Она не донимала своего внучатого племянника расспросами, но кое-чем, понятно, интересовалась. Без этого не обойтись даже в первые часы встречи. Ведь, можно сказать, она не видела своего внучатого племянника целую вечность. Александра Тимофеевна помнит его ещё очень маленьким. А то, что она узнала его на вокзале, так обычная интуиция. Как не почувствовать родную кровь?
Не могла она не спросить, почему никто ей не сообщил два года тому назад о трагической гибели её родного племянника Ефима, его жены Зины, их маленькой трёхлетней дочери Лики. Ведь она даже не смогла прилететь в Донецк и предать их тела земле.
– Нормально их похоронили, Александра Тимофеевна, – сурово ответил Игорь.– Народу было много. А я не знал, кому и что писать. Сразу несколько танковых снарядов попали в наш дом. От него ничего почти и не осталось.
– Какой ужас! – Прошептала Куличова. – Когда же угомонятся, в конце концов, эти подонки и фашисты? Тысячи людей сгубили, изверги! И суда на них нет.
– Есть суд. Он и свершается. За всё они ответят.
– Нелегко тебе пришлось, мальчик мой. Я понимаю. Но потом обо всём расскажешь, если пожелаешь. Я понимаю, что кое-что тебе и вспоминать не хочется.
Да. Такое держать в памяти держать не просто. Если бы мог, то забыл бы очень и очень многое. Но не получается. Многое не забывается. Игорь бы и врагу не пожелал даже видеть то, что не так давно было частью его жизни, биографии, а теперь стало частицей истории. Не простой, а кровавой. Да ведь история эта не одного человека, а целого народа, страдающего от тех, кого они считали своими братьями и сестрами. Да ведь многие и были таковыми. До определённого времени.
Несколько выстрелов из танковых орудий по окраине города – и среди многих три трупа. Отец, мать и его сестрёнка Лика находились в это время в горнице. Первый снаряд не пощадил никого, а второй обрушил крышу и почти уничтожил их дом. В это время Игорь находился во дворе.
Страшное государство, в котором регулярная армия и банды до зубов вооружённых националистов убивают своих родственников, недавних друзей, знакомых… Ради чего? Зачем? В угоду заокеанским «благодетелям» за обещанные гамбургеры и хот-доги. Что же произошло такое, что заставило людей стать злыми и жестокими людьми? Тотальное зомбирование. Впрочем, нет, не тотальное. Не общенародное. Большинство осталось людьми, тоже страдающими и по другую сторону баррикад, устроенных ради забавы и тщеславия верхушки «особенной нации».
Почему только через два года после трагического случая Игорь решил приехать к Александре Тимофеевне в Комсомольск? Были дела. Он был связным-разведчиком. Помогал группе патриотов уничтожать тех, кто пролил немало невинной крови детей, женщин, стариков. Бандитам дорога одна – на тот свет и пощады им не будет. Не предвидится такое. Невозможно простить и забыть. Хотя кто знает, может быть, когда-нибудь, через сто-двести лет… А сейчас – нет.
Иные взрослые назойливо рекомендуют не читать книг, не смотреть фильмов о войне, не думать о трагической страницах жизни. Подрастающее поколение, считают они, должно быть ограждено от всего этого. Но как же быть, если эти беды и несчастья на долгие годы становятся частью личной жизни некоторых юных парней и девушек? Что с этим делать? Спрятаться от мин, пуль снарядов и с упоением читать, где-нибудь, в скверике очень «толерантную» книгу. Но ведь не спрячешься от всего этого порой даже ночью. Осколок ракеты может не просто разбудить, а усыпить навечно… навсегда.
Что уж там мудрить были, находились и такие господа и дамы и во время Великой Отечественной войны, которые, продав свои шкуры, бесам, говорили, что фашисты добрые. Они не убивают малых детей и подростков, не морят их голодом в концентрационных лагерях, не гонят, в качестве рабов в Германию… Как бы, этого не может быть. Ответ на злодейство и подлость был в те далёкие годы прост: они боролись, как могли, с фашистами, они делают это и сейчас. Точно так же их не щадят националисты, возомнившими себя устроителями… мирового порядка.
А всё было и продолжается. Да ещё ведь под личиной условной и дозированной демократии для «простого» народа и абсолютной для правящих кругов «особенной страны». Их сателлитов тоже. Часть из них служила верой и правдой и не в такое уже давнее время Гитлеру. Вот такая толерантность. Уничтожение Дрездена без явной необходимости, атомная бомбардировка Хиросимы и Нагасаки, истерзанная Корея, наполовину сожжённый напалмом Вьетнам, потом жертвы Югославии, Ирака, Ливии, Йемена… Сирии. Это далеко не полный список.
Получается, что дети и подростки не должны, не имеют права даже знать, что их убивают. Просто так… уничтожают, как людей третьего сорта. Да ведь они – ещё дети, им не положено верить в то, что происходит с ними. Или их просто, таким образом, воспитывают добрые и отзывчивые господа?
Разве же должен Игорь прощать убийц своих родителей и сестры? Почему он должен это делать? Может быть, потому, что детям и подросткам не положено знать обо всём, что происходит вокруг. Они обязаны знать и… помнить, чтобы не стать рабами «особенных» людей.
Сам Игорь никого не убивал, потому что ему, ещё очень юному человеку, старшие товарищи рекомендовали не делать этого, не озлобляться… Нельзя смолоду убивать, стоит надеяться на лучшее. Но за информацию, которой он снабжал небольшую группу старших товарищей, была врагам, как кость в горле. Они решили любыми способами физически уничтожить Игоря Окунёва. К сожалению, в Донецке и сейчас такое возможно. Негодяев хватает. Но хороших и добрых людей в сто раз больше.
Вот почему он находится сейчас здесь, в Комсомольске-на-Амуре. Игорь не хотел уезжать, но… пришлось. Да и когда-то же надо было и ему начинать мирную жизнь и заканчивать обучение в средней школе.
Правда, учился он в Донецке ни шатко – ни валко. Так получилось, такова жизнь у разведчика. Да и какая там учёба под снарядами и пулями! А вот сейчас ему придётся очень многое навёрстывать. Через несколько дней он пойдёт в одну из здешних школ, в девятый класс. Десятый просто не потянет… А через месяц или раньше станет гражданином России. Ведь он русский, он россиянин из Донецка.
Но долго ещё ему придётся жить страшными и кровавыми воспоминаниями.
Двоюродная бабушка, добросердечная женщина выделила ему отдельную комнату, а сама решила обосноваться в большой, в гостиной. Там тоже удобно. Диван, телевизор…
В первую ночь Игорь долго не мог уснуть на новом месте. Начались воспоминания. Сами собой. Ведь Окунёв не собирался ничего вспоминать. Он понимал, что процессом памяти управлять невозможно. Да и нужно ли? Ведь ничего не происходит просто так.
…Жаркое лето в полях. Зной такой, что удар пастушьего хлыста звучит громче и винтовочного выстрела. В высоком небе жаворонок, и не один. Их около десятка. Они беззаботно поют свои песни. Безрадостное утверждение зыбкого мира на выжженной земле. На той самой земле, которая издавна являлась неотъемлемой частью России. Но была бездумно и опрометчиво подарена кучкой мерзких чиновников государству, которого, по-сути, не существовало… никогда. Лишь частью своей входило оно в память и летописи российской терпимости и благодушия.
А что теперь? Выжженная трава. На дороге – разбитые недавним артиллерийским и миномётным огнём автомобили. Не далеко от обочины – несколько обезображенных трупов. Мёртвая мать крепко сжимает тело бездыханного младенца. Обезглавленный мужчина, в сидячем положении. Корзина с рассыпанными яблоками. Рядом с ней – мальчик семи-восьми лет. В крови. Как будто, спит. Всё это видит и помнит Игорь Окунёв. После смерти своих родных он моментально повзрослел. На него нашло озарение. Страшное, и отнюдь не запоздалое. Если бог даст, то ему ещё жить и жить. Но от памяти никуда не спрятаться. Не получится, как бы этого ни желали господа, нагруженные странными и сомнительными ценностями.
Любому заокеанскому политическому приспособленцу понятно, что здесь, на Донбассе, погибают русские и люди, которые желают быть таковыми и давно уже стали ими. Разве терпение России безгранично? Нет. Близится час расплаты, и приближают его не россияне, а те, кто ещё не понял, что есть предел и Великому терпению.
Вот Игорь видит и часть городских зданий, окончательно разрушенных, а некоторые из них сожжены до основания. Даже двор больницы, и тот не однажды побывал под артобстрелом. А война всё не прекращается. Игорь Окунёв пришёл в больницу и поведал начальству о том, что и как с ним произошло, и его сразу же оформили на работу… санитаром. Не стали ни о чём расспрашивать подростка. Всё и так ясно. Он там же и жил, в одной из коморок при больнице. В ней раньше хранили медикаменты. Но потом нашли для них другое место.
Вот к выщербленным ступеням подъезжает машина скорой помощи, почти к дверям, на которых большими чёрными типографскими буквами обозначено: «Приёмный покой». Старый «уазик» – «консервная банка». Останавливается. Из неё выбираются два угрюмых санитара. Они в тёмно-синих халатах, далеко не самой первой свежести. Один из них Игорь Окунёв.
Открывают задние двери скорой, вытаскивают оттуда носилки. На них – тело, ещё живого, старика. Игорь уже не помнит, может быть, просто больной, возможно, и раненый. Накрыт он до шеи белой простынёй… с многочисленными пятнами крови. Он с напарником Григорием Зазаровым, раненым на сто рядов и уже инвалидом, заносит старика по ступеням в отделение приёмного покоя.
Игорь хирургу Демьяну Тарасовичу Смилову обещал рассказывать о том, где и когда видел бандитов и бандеровцев, показывать места их преступлений. Нет, конечно же, Окунёву не стоит брать в руки оружие. Надёжная и своевременная информация порой страшней и полезней ротного крупнокалиберного пулемёта Дегтярёва.
Вот уже несколько лет истребление мирных жителей националистами стало здесь, на Донбассе, привычным делом. Но ведь никто из заокеанских и крайне западноевропейских правящих кланов даже через представителей средств массовой информации не приносит ни России, ни Украине, ни её народу никаких соболезнований. Разве что злорадствуют французские карикатуристы и потешно радуются тому, что славяне убивают славян. Во имя чего? Неужели ради заокеанского гамбургера или сэндвича, сотворённого из полного ГМО? Конечно же, нет.
Не только россиян опять обманули, пообещали им любовь и дружбу… Но и людей других стран. Наивные души поверили. Им показали дырку от бублика, но в шикарной упаковке. Это понимал и понимает Игорь. Никто его не учил ненавидеть. Он сам научился. Точнее этому научили его жизнь и… смерть.
Некоторые из бандитов и доверчивых обманутых людей возрадовались и даже озлобились, и начали самую настоящую гражданскую войну. Кровавая и жестокая битва, где брат идёт на брата, для простолюдина – трагедия. Что же случилось и поныне происходит? Как раз, то, что и существовало и процветало в самых разных формах всегда, везде и всюду. Сатана и сатрапы его давно уже восседают на тронах многих покорённых царств и королевств, объявленных, с издёвкой нечистой силой демократическими странами.
Кучка ряженных… под патриотов по распоряжению заокеанских бандитов при власти, приказала людям убивать… людей. Во имя мира и справедливости на Земле? Именно, так. Других лозунгов у полпредов зла нет. Да и толпу убедить и покорить смогут только «патриотические» призывы. Другие не действуют. Конечно, воюющим, убивающим детей, женщин, стариков обещан рай земной. Заокеанские «друзья» позаботятся.
А кто посулил-то бандитам и заблудшим душам великие блага? Подонки при огромных деньгах и власти, превратившие многие страны Земли в собственные кормушки. Именно, они, господа убийцы, воры и разбойники со странной и дикой толерантностью и с чёрными духовными субстанциями. Логика их действий и поступков проста. Желание стать ещё богаче и властней, обобрать не только бедных и нищих, но даже отнять жизни у многих из них. На чужой-то, безвинной крови, вполне, можно построить рай для себя… родимых. Англосаксонский эдем не дремлет, вооружённый, кроме злобы и насилия, и грудой объедков с барского стола для их верных рабов и холопов… Рай на славянских костях.
Вот она сатанинская вольница! Знают ведь дети и выкормыши Нечистого, что будет побита Россией карта под названием «терроризм», хоть в рукаве у сатаны, наверняка, спрятана новая крапленая колода. Это очередной германский реванш с новой национальной идеей. Да разве же только германский? Уже поднимают головы пособники англосаксонского мира неонацисты в самых разных уголках планеты. Возрождается, культивируется и… подкармливается традиционное предательство «братьев» России.
…Так думал и считал Игорь. Но ведь это мысли не подростка, а взрослого, умудренного жизнью, человека, который пережил немало и не может смириться с тем, что происходит. Если бы Окунев ощущал себя рабом и подонком, то было бы проще. Берёг бы свою шкуру и не думал о том, каково приходится другим, ограбленным, униженным, оскоблённым. Но он не желает быть ни рабом, ни палачом. Он не имеет права прощать палачей своих родных, близких, знакомых, да и незнакомых.