Как же дорого нам обходится позднее прозрение! Сколько же можно быть доверчивыми и верящими в чистоту помыслов и дел людей, которые никогда таковыми и не были. Да и ментально уже и не смогут. Не оды в их честь петь надобно, а готовиться к обороне. А потом уж, как водится, и к наступлению. Но всё одно. Не исключено, что российскую победу над ними же, свободными и демократичными, они преподнесут людям всей Земли как собственную… над всемирным злом. Ложь – подруга подлости и жестокости.
Но Игорь, все же устал от дальней дороги и своих воспоминаний. Далеко не сразу, но заснул и даже не заметил, как это произошло. Все жуткие картины и даже мысли ушли в сновидения. Они стали материальными, превратились в действия и события.
Александра Тимофеевна не спала. Не могла уснуть, она слышала, как во сне громко и пронзительно кричит её внучатый племянник. «Кровавые беды творит сам сатана, подумала она. – Причем, и не кается в содеянном, и не позволяет этого делать ни сатрапам своим, ни полпредам, ни мерзким рабам. Ведь зависимость свою от всемирного хозяина и мерзкого существа они считают полной свободой».
Что и говорить, она права была в своих суждениях. Ведь и российскому человеку пытаются преподнести кусок какой-нибудь пакости, утверждая, что это и есть медовый пряник. Главное – прекрасная обёртка, а что внутри её, для негодяев всех мастей и скоростей не так и важно. Что-что, а пыль в глаза заморские чинуши пускать умеют, и ведь некоторые из россиян на это ведутся, и становятся на путь… непростительной измены Родине. При этом они ещё считают себя патриотами. Но ведь пляшут под чужую дудку или, точнее сказать, струнный инструмент под названием «банджо».
Ныне и подростки должны знать о главном и помнить, что они россияне, что Родина не продаётся при любых обстоятельствах.
Но вот в чём беда. На всяких разных «болотных» площадях стоят не только яркие представители пятой колонны, прямо скажем, предатели России и вечных её интересов, но и те ещё, которых обманули и, опять же, которым пообещали великую любовь и дружбу. Может быть, и пять-шесть долларов сверх того. Просто так. Но ведь как дорого обходятся всем иудам Земли их полученные тридцать серебряников. Жизнями своими платят и вечным позором, на семь поколений вперёд.
Всё им кажется, что неподсудны они и непогрешимы. Дикая иллюзия на уровне паранойи. Но излечивается. Причём, очень часто справедливой… пулей. Так выбирайте же: или Родина, или подаренный пирожок с брюссельской капустой. Впрочем, кому что. Время выбирать!
Проснулся он рано утром, ещё до конца не понимая, где находится. За завтраком Александра Тимофеевна сказала ему, что документы на гражданство и получения паспорта на имя Игоря Ефимовича Окунёва почти готовы. Осталось подождать совсем немного. А торопиться ему пока в школу пока не надо. Всё наверстает. Сейчас следует пару недель отдохнуть от… страшной памяти, прийти в себя, а потом жить.
– А город наш, да и вся страна, под надёжной защитой, – сказала Куличова. – Уж я-то знаю. Мне известно, к примеру, какие корабли и подводные лодки строятся и скоро будут производиться на судостроительном заводе. Я там последние десять дней технологом работала. Да разве же у нас только один этот завод?
– Я слышал об этом, Александра Тимофеевна.
– Вот и славно. Позавтракай и просто отдыхай. Почитай книги, телевизор посмотри. Там, если ты заметил, у тебя на столе стоит компьютер. Он уже подключен к Интернету. На письменном столе лежит Айфон. Всё, как полагается.
– Я и не заметил. Спасибо! Пока мне трудно привыкнуть к мирной жизни. Правда, и у нас, в Донецке, одна часть города под обстрелом, а другая живёт спокойно. Странно устроен мир.
– Очень странно и порой не совсем справедливо… Но ты растёшь, Игорь. Тебе и придётся исправлять наши ошибки. Не всё было гладко. Два-три года – и ты совсем станешь взрослым.
Он тяжело вздохнул и признался Александре Тимофеевне, что начинает забывать лица своей матери, отца и маленькой сестрёнки. А вот кровавые сцены из своей недавней былой жизни помнит. Порой даже очень чётко. Совсем не понятно, почему так происходит.
Игорь начал рассказывать своей бабушке, по сути, тёте, что неподалеку от больницы есть широкое ромашковое поле. Но часть цветов на нём, если не погублена, то черна… Цветы, как и люди, находились и находятся в эпицентре человеческой беды.
…Он видит, как среди трав, местами зелёных, на одном из участков Сатанинской вольницы умирает древняя старуха. Очень пожилая женщина. Не от старости. Всё гораздо проще… Осколок снаряда разорвал ей живот. Она, лежащая на земле, умирает и смотрит в чистое синее небо.
– Будьте же вы прокляты, заокеанские фашисты! – Тихо говорит она. – И на вашу землю придёт беда! Добрые люди позаботятся. Вы этого заслужили, ироды…
Игорь помнил даже то, как на мгновение она впала в забытье.
Он вовремя спрятался за широкий и пышный куст ольхи, потому что перед умирающей старухой появляется бандит и местный фашист по кличке Гром. Он смотрит на умирающую пожилую женщину равнодушно, но с интересом. Явно, умудрился услышать слова, сказанные старухой.
Бандит в чёрной форме, с какими-то «стрелами» на правом рукаве куртки, с автоматом наперевес.
– Тебе, бабушка, воды принести? – Обращается к ней Гром.– Да у меня во фляге есть. Спирт!
– Дикость какая-то! – Старушка приходит в себя. – Ты говоришь по-русски. Как же так? Что же случилось? За что же вы нас убиваете? Что за вольница такая?
– Ты права, бабушка. Вольница это, но не по вашей воле. Нас добрые господа попросили всех ненужных людей убивать. Они говорят, что вы здесь совсем не люди. Вы – сепаратисты!
Гром, щурясь от яркого солнца, смотрит в небо. Любуется его синевой. Но не ведает, что туда уже никогда не подняться его забрызганной чужой кровью душе. Впрочем, ему всё равно. Он живёт здесь и сейчас, не позволяя жить другим.
Ещё бандит любуется и зависшими над ранеными и убитыми полями жаворонками.
– Твои хозяева – не добрые господа, парень,– говорит умирающая старушка. – По природе и злу своему они – дикие звери. Их богатеи и главные разбойники и придумали на чужой земле эту Сатанинскую вольницу. Им даже умирать нельзя, да и тебе тоже, бес молодой.
С улыбкой он смотрит на беззащитную старушку, уходящую в мир иной. Привычное дело. Многие здесь умирают – и дети, и женщины, и старики…
Гром сплёвывает в траву, интересуется:
– Почему же ты, старая, мне и другим господам запрещаешь умирать?
– Рабов Сатаны там ангелы господни судить будут. Зло не спрячется. Нигде не укроется. Шила в мешке не утаишь. Людскую жизнь и свободу попираете.
– Ты никак тут не права, – возражает Гром.– Мы сами… Мы за свободу боремся… с вами, сепаратистами. Соединенные Штаты и, к примеру, Германия ни при делах. Мы… сами.
Бандит снимает флягу с ремня. Откручивает колпачок, наклоняется к старой женщине. Подносит флягу к её губам. Она находит в себе в себе силы оттолкнуть слабеющей рукой вонючее зелье. Самый настоящий спирт. А ей водицы бы перед смертью сделать глоток, да не из рук злодея. Есть ведь на этой земле живые люди. Да где же они?
Пожилая женщина чувствует, что завершается её жизнь. Так нелепо и глупо заканчивается. Ни дома, в постели, ни в больнице… Теперь родственники и добрые знакомые вряд ли отыщут её тело среди поруганных ромашек большого поля. Да и кто станет искать? Ведь полям загородным нет конца и края.
– И я за твою свободу… умираю, – из последних сил говорит старушка. – Они чужими руками жар загребают. А ты – дубина! Я помню, как они второй фронт открывали… Твари. Ждали ведь, кто и кого одолеет…
Бандит делает несколько глотков из фляги. Закручивает колпачок. Вешает её на ремень. Направляет ствол автомата на пожилую умирающую женщину. Делает несколько коротких очередей из автомата в её сторону. Добивает, чтобы не мучилась. Гуманист в… военно-полевых условиях.
Лицо старушки превращается в кровавое месиво. Но тут же и бандит Гром получает пулю от снайпера-ополченца, прямо в лоб. Смерть – за смерть, кровь – за кровь! Разве моет быть иначе на войне? Правда, страшно, что она не простая, а гражданская.
Всё то, о чём рассказал Игорь, Александра Тимофеевна спокойно слушать не могла. По её щекам текли слёзы.
– Вот немного подрастёшь, Игорь, – сказала она, – и напишешь книгу о том, что видел и что знаешь.
– Книгу? Зачем? – Сказал он. – Ведь многие видят и знают не меньше, а даже больше, чем я. Но молчат. Почему? Почему они молчат? Бесы сделают всё, чтобы такие книги никто не прочитал.
– Все верно, Игорёк. Ты у меня не просто умён, ты мудр. Они делают всё, что вы, молодые, не отвлекались на… «глупости». Но полпреды зла торопятся и слишком уж поспешно и нагло всё решают за вас, молодых.
Куда-то, в сторону посмотрела Куличова, больше ничего не сказала. Она только тряхнула седой головой, словно загнанная лошадь взмыленной гривой. Её ведь тоже всё это касается.
Время умело организованной толерантности. Особенно, для подрастающего поколения… Они почему-то должны знать о странных нетрадиционных сексуальных отношениях, но вот о том, что русский убивает русского, к примеру, им не надо говорить. Как же! Война, кровь, не для юнцов… Странно, если не дико. Во время Великой Отечественной войны даже дети в Советском Союзе боролись с врагом. А сейчас вот… им умирать от пуль и снарядов можно, но знать про это не положено. Ну, никак не вяжется. Искажённое представление о реальности. Кто же такой мудрый и где он? Понятно, что не за границей. Он, где-то, рядом, за спиной и прикидывается добрым. На тот случай, если его увидят и пристально и с укором глянут в его дьявольскую личину.
Именно об этом думала Александра Тимофеевна. Ясно, что перед внезапно повзрослевшим Игорем давно стоял такой вопрос. Но пока и он не в состоянии на него ответить. Может быть, когда повзрослеет, он или кто-нибудь из нынешних юнцов вынесет справедливый и честный приговор. Не условный и не на полтора года… А нормальный. Время такое настало, что дети взрослеют быстро, если, конечно, не попадают под миномётный обстрел.
Во дворе он познакомился с юношей и девушкой, братом и сестрой, близнецами Тамарой и Борисом Завьяловыми. Им было по четырнадцать лет. Они сказали, что уже учатся в девятом классе. Школа рядом, через дорогу.
– Мне тоже придётся идти в девятый, – сообщил им Окунёв. – Много занятий пропустил. Я ведь из Донецка. Пришлось пропустить.
– Понятно, – кивнул головой Борис, – там стреляют.
– Не просто стреляют, – ответил Игорь, – а планомерно и расчётливо уничтожают мирное население… от мала до велика.
– А в Интернете пишут, – начала рассказывать Тамара, – что там всем хорошо. Есть экстремисты и российские войска, но вот украинские воины ведут борьбу с экстремистами…
– Ты не на тех сайтах бываешь, Тома, – пояснил ей Окунёв. – Много в Интернете обитает субъектов, которые не желают, чтобы люди знали правду.
Брат с сестрой не стали спорить с юношей из Донбасса. Они, на самом деле, ни во что особо не вникали.
Окунёв пригласил их к себе в гости, на чай. Александра Тимофеевна встретила их радушно. Как говорится, с хлебом и солью.
– Не обижайся, Игорь. Но чем докажешь, что ты, Игорь, именно из Донецка? – Тамара полушутя и полусерьёзно спросила Окунёва. – Ведь так любой человек о себе может сказать.
– Так, зачем мне надо придумывать то,– смутился Игорь, – чего не было на самом деле?
Он открыл шкафчик и достал оттуда орден и медаль, с документами на заслуженную награду.
Мешать молодёжи беседовать и ближе знакомиться друг с другом Куличова не стала. Своё дело сделала: накрыла стол со сладостями и ушла к соседке. Просто так, в гости. Решила поговорить с ней о том и о сём.
Внимательно рассмотрев награды Окунёва, Борис положил их назад в шкатулку. Он с уважением и с некоторой завистью сказал:
– Получается, что ты, Игорь самый настоящий герой.
– Расскажи что-нибудь о том, что видел и что там делал,– попросила его Тамара.– Если это не военная тайна.
– Совсем не тайна, – ответил Окунёв. – Все должны знать о том, что происходит – и взрослые, и дети. Да и мне иногда хочется просто высказаться. Так легче жить.
Он начал рассказывать о том, что сразу же выплыло из памяти.
…На больничном дворе ни машин, ни людей. Гнетущая тишина. Запустение. Безлюдно. Но не всегда так бывает. Война войной, но люди: медики и больные выходят на улицу подышать свежим воздухом. Нет, это не боязнь замкнутого пространства, клаустрофобия, это желание жить. Не больше и не меньше.
Никто, по большому счёту, не верит и не хочет верить в возможность внезапной и неожиданной собственной смерти. Когда-нибудь, но только не сейчас…Так уж человек устроен. Даже у самой последней черты у пессимиста предостаточно оптимизма.
Чуть подальше от основного, парадного входа в больницу – беседка. Для отдыха «ходячих» больных.
Внутри старого и давно не знавшего ремонта здания стационарной лечебницы тусклый свет. Но его, вполне, достаточно для того, чтобы разглядеть глаза собеседника. Ведь это очень важно и нужно научиться беседовать друг с другом глазами. Мудрые и достаточно смелые учёные утверждают, что раньше, ещё задолго до внедрения Христианства на Руси славяне умели это делать. Потом их убедительно попросили разучиться быть не совсем похожими на других. К счастью, не все добрые люди согласились стать рабами, далеко не все.
Но сегодня неймётся тем, кто безумно желает всю Землю превратить в Освенцим, Гуантанамо или нечто подобное. Палачи сказочно богаты, но этого для них мало. Их хочется беспредельной и почти вечной власти над людьми и всем существующим. Но такого не бывает, а если и случается, то на короткое время. Ведь отдельные сегменты Мироздания далеко не всегда бывают «искривлёнными», а лишь, на определённое время. Искажаются они только для того, чтобы преобразиться, стать совершенней.
Нередко всё доброе и необходимое или забывается, или отвергается власть имущими, или… замалчивается ими. Кому-то ведь и сто, и двести лет тому назад очень желалось, чтобы сын не знал отца своего. Слаб тот, кто не может и не желает ведать, откуда и куда он идёт. А если слаб, то значит управляем. Но на каком-таком основании один человек над другим становится господином? Ни в какие ворота не лезет.
Если перед тобой большая кормушка, так и наслаждайся, пока не упадёшь от усталости на землю животом. Но властвовать не смей! Не бери греха на душу, если она у тебя… имеется. Ведь есть что-то. Возможно клочок мерзкой чёрной субстанции. Но ведь и она должна очищаться от скверны. Некуда же иди, кроме Бога. Его ни там, ни здесь не обойдёшь. Не получится.
Вот при таких обстоятельствах уходящие не в самые лучшие миры бесы делают всё, чтобы подрастающие поколение российской молодёжи отвергала собственную суть и ментальность, ушла в безадресное виртуальное пространство, в кровавые игры, где, к примеру, отважный и справедливый англосакс умело уничтожает никчемное и глупое сборище россиян… Героями для подражания у некоторых подростков, к сожалению, становятся карикатурные «рембы». Таким образом, всё больше и больше появляется рядом с нами не просто аполитичных, но генных модифицированных людей, зомбированных, превратившихся во врагов собственного народа, да и самих себя.
…К дверям маленькой палаты направляется в наполовину застёгнутом зелёном халате и колпаке хирург, лет сорока. Это Демьян Тарасович Смилов.
Маленькая комнатка, палата, где умещаются только одна койка. Вслед за врачом входит в палату и Окунёв. Почти все в больнице знают, что Игорь связной, разведчик, который снабжает необходимой информацией Смилова и таких, как он. Игорь стоит рядом с хирургом.
На койке – девочка, лет шести. Нет обеих ног. Она смотрит на врача своими большими карими глазами. Это Ника. В руках у неё кукла без… головы. Смилов тихонько прикасается к плечу девочки рукой.
Он пододвигает к её койке табуретку. Садиться.
– Дядя Демьян, – спрашивает Ника, – моя кукла Лиза будет жить?
– Ты, Ника, не сомневайся, – успокаивает её Смилов,– кукла может существовать и без головы.