Новые правила работы. Генератор продуктивного спокойствия - Дейсли Брюс

Брюс Дейсли

Новые правила работы: [Генератор продуктивного спокойствия]

© Монич А.С., перевод на русский язык, 2020

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2020

Предисловие

Какой была ваша самая первая работа? В свой шестнадцатый день рождения, когда мне еще недоставало добрых 25 сантиметров до нынешних 180, я начал работать в ресторане быстрого обслуживания в центре Бирмингема. Я никак не тянул на самоуверенного подростка: во‐первых, очень стеснялся все еще не сломавшегося голоса, а во‐вторых, мне сильно недоставало крутизны. Будучи новичком в мире работы, я к тому же жутко боялся с кем-либо заговорить, думая, будто за это могут уволить. Как ни один ученик ни за что бы не признался в симпатии к школе, так и я был уверен, что не принято стараться полюбить то, что делаешь. От меня требовалось просто приходить на работу и молча вытирать столы.

Безропотность сделала меня очень послушным сотрудником, я как-то раз по требованию менеджера выгреб из-под раковины тонну крысиных какашек, используя одни только бумажные полотенца. В хорошие дни меня избавляли от уборки и отправляли в ростовом костюме на Корпорейшн-стрит раздавать флаеры на скидку футбольным болельщикам, которые явно не собирались ни за кого болеть.[1]

Но в общем и целом, была ли эта моя худшая работа? Оглядываясь назад, я склонен так думать; но по тем временам, возможно, и нет. Ведь с тех пор, как я узнал, что болтать с коллегами не возбраняется, мне были в радость даже самые долгие и тяжелые дни. Мне стало ясно: лично для меня счастье определяется тем, сколько раз за день я смеюсь. Благодаря веселым моментам я ощущал связь с ребятами на работе. Мне было приятнее вкалывать допоздна бок о бок с ними, чем торчать дома и ждать, пока изобретут интернет.

Потом я трудился в разных пабах и ресторанах, на фабриках и в отелях (следует признать, оставаться довольным такой работой куда проще, когда от тебя не требуется кормить семью). Кочуя по таким вот местам, я начал замечать любопытную особенность: лучше всего работалось не там, где были лидеры-провидцы с тщательно разработанными планами. Нет, многие заведения процветали как раз-таки вопреки боссам. Один мексиканский ресторанчик буквально оживал, когда его жуткий хозяин покидал помещение, напоследок хорошенько наорав на всех. Гад он был редкостный, но в тот самый миг, когда он ступал за порог, на тарелку всякий раз выкладывали потрясающую, непревзойденную чимичангу.[2]

Знаменитое высказывание Стива Джобса гласит: «Надо любить то, что вы делаете». Понятно, проще сказать, чем сделать. Кроме того, это один из тех призывов, которые невольно заставляют людей усомниться в собственной полноценности. Если мы ожидаем, что работа будет приносить удовольствие, кого винить, когда это не так? Нас самих? И не может ли это даже быть использовано против нас? «Если бы вы по-настоящему хотели здесь работать, вы бы не просили повышения зарплаты / не говорили, что вас слишком нагружают / не жаловались на стресс. Не поискать ли нам кого-то другого, кому действительно нужна эта работа?»

Хоть я и убежден, что неправильно взваливать на отдельного человека груз ответственности за удовлетворение от труда, все же каждому из нас под силу сделать работу как минимум чуть более приятной. Но вот беда: по всем признакам динамика как раз обратная. И подозрение, мол, «раньше на работе было лучше, чем сейчас», кажется вполне обоснованным. Многим из нас не нравится то, чем мы занимаемся, и мы уже устали от постоянных поисков. По данным всемирного опроса трудоустроенного населения, проведенного компанией Gallup, только 13 процентов сотрудников демонстрируют вовлеченность, то есть активно участвуют в жизни организации и позитивно относятся к своей работе. Для Великобритании этот показатель еще ниже: 8 процентов[3]. Нас гложет отсутствие уверенности в завтрашнем дне и выматывают вторжения рабочей среды в личное время, – например, когда мы изо всех сил стараемся поспевать за потоком е-мейлов или воскресным утром бросаем взгляд на смартфон – а вдруг раздавшийся «бип» возвещает об очередном мелком ЧП?

Несмотря на эпизод с крысиными экскрементами, в целом моя рабочая жизнь складывалась удачно. За последние десять лет мне повезло трудиться в таких компаниях, как Google, Twitter и YouTube. До этого я успел поработать в организациях, которым принадлежат журналы Heat и Q, радиостанции Capital и Kiss. Во всех этих местах работалось очень хорошо. А потом я перешел на свою нынешнюю должность и сам стал руководителем. И теперь, когда люди говорят мне, как им нравится атмосфера в лондонском офисе Twitter, или пишут письма с просьбой посоветовать, как улучшить рабочую обстановку, я всякий раз испытываю радость и гордость.[4][5][6][7]

Но причина, по которой я решил трансформировать свой долгосрочный интерес к теме рабочей культуры в целое исследование, состоит в следующем. Было время, когда дела в Twitter шли не очень-то хорошо. Складывалось впечатление, будто сотрудники работают не с таким удовольствием, как прежде. Пошли увольнения. А оставшиеся выглядели измученными и подавленными. Самое плохое, я понятия не имел, что пошло не так и как с этим справиться.

Запись передачи, думал я, – уважительная причина привлечь экспертов в организационной психологии – людей, действительно понимающих, в чем секрет благоприятной рабочей обстановки. К моему удивлению, большинство советов показались совсем простыми. И вот вместе с соосновательницей подкаста Сью Тодд мы скомпоновали часть материалов в Новый рабочий манифест – четкий список из восьми пунктов, в котором значилось, что может изменить каждый сотрудник для улучшения ситуации. Манифест произвел поразительный эффект. К нам обращались полицейские, няни, адвокаты и банковские служащие и спрашивали, как они могли бы адаптировать эти идеи, чтобы использовать их в своей работе.

Как я обнаружил, тема удовлетворенности работой не испытывает недостатка в научных и практических исследованиях. Только их результаты, кажется, никогда не попадают к людям, занятым повседневным трудом. Поэтому в своей книге я обобщил знания экспертов и сформулировал 30 простых изменений, которые каждый может испробовать самостоятельно или предложить своей команде. Среди них есть давно мне знакомые, я их успешно использую. Есть помогающие искоренить негативные модели поведения, замеченные мною в себе и в других. А некоторые могут показаться идущими вразрез со всякой логикой – и все-таки они эффективны.

Наши работы, какими бы они ни были, придают жизни смысл. Пусть мы не всегда готовы во всеуслышание заявлять о своей любви к работе, но мы можем без всякого стыда гордиться тем, что она делает нас счастливыми.

Надеюсь, моя книга поможет вам заново обрести это счастье.

Несмотря на попытки казаться спокойным и беззаботным, Джулиан находился в состоянии стресса. Куда ни глянь, от него постоянно чего-то требовали, причем с каждым разом все большего. Звонили вроде бы просто спросить, как успехи, а голоса звучали чуть настойчивее, чем хотелось бы; коллеги сгорали от нетерпения услышать, что новенького он сочинил за последнее время. Большинство людей, скорее всего, думают, будто их работа слишком незначительна и не идет ни в какое сравнение с трудом рок-звезды. Но на самом деле уроки Джулиана Касабланкаса помогут нам значительно продвинуться на пути к тому, чтобы вновь полюбить свою работу. Давайте немного отвлечемся и послушаем его историю.

Первый альбом группы The Strokes под названием Is This It имел огромный коммерческий успех и получил признание критиков сразу же с момента его выхода в 2001 году. С отметкой в 91 % положительных отзывов он попал в топ-сорок альбомов всех времен на сайте Metacritic. Газета [9]Guardian поместила его в пятерку лучших альбомов десятилетия, а журнал New Musical Express[10] – на четвертое место за всю историю музыки, с придыханием заметив: группа могла бы «спасти рок». Критик журнала Rolling Stone [11]сказал, что этот альбом – «самое радостное и сильное из всего услышанного в этом году», и назвал его «материалом, из которого создаются легенды».

Как практически все дебютные альбомы никому не известных музыкантов, делался он в условиях отнюдь не гламурных. The Strokes – нью-йоркская группа из пяти человек – записала альбом в обшарпанной импровизированной студии в подвале апартаментов в Нижнем Ист-Сайде в Манхэттене. Единственным автором всех песен был солист Джулиан Касабланкас: озабоченный написанием но[12]вых текстов, он дошел до того, что его прическа оказалась только четвертой по крутости в группе. И пусть конечный результат его усилий содержал сознательные отсылки к гаражному року и музыке 60-х и 70-х, все же это было нечто новенькое. А поскольку весь следующий год The Strokers продвигали альбом, разъезжая по гастролям, они быстро обзавелись множеством страстных фанатов. Вскоре зашел разговор о том, каким будет следующий альбом.

Если дебют – это способ заявить о себе, то второй альбом зачастую закладывает основу репутации. Очень немногие артисты приобретали статус культовых после первого альбома, однако после второго – да. Достаточно вспомнить Nevermind (Nirvana), Back to Black (Эми Уайнхаус), Late Registration (Канье Уэст), Steam (East 17). Так что для The Strokes было жизненно важно закрепить вторым альбомом успех первого. А учитывая, что первый стал платиновым, им было к чему стремиться.

Отсюда – давление: давление со стороны фанатов, со стороны критиков, со стороны заботливой семьи, со стороны участников. Поползли слухи о сорванных сессиях записи, о многократных перезапусках проекта. Джулиан Касабланкас, без сомнения, настолько страдал от обрушившегося на него стресса, что решил излить душу посетившему его журналисту из Mojo[13]: «У меня такое чувство, будто я сломаюсь под тяжестью, которую на себя взвалил. А если какой-нибудь критик скажет: «Ну, на этот раз он нас конкретно подвел?» А если так решат абсолютно все? Это бы меня подкосило, причинило бы боль»[14].

Понимая, что от них требуется сильное продолжение, ребята поднажали, и новый альбом Room on Fire оказался на студии ровно в нужный момент, чтобы поступить в продажу в пиковый период четвертого квартала 2003-го. Начали печатать диски и рассылать их журналистам-фанатам.

Страх подвести людей наверняка сопровождал Касабланкаса, когда он открывал первые обзоры альбома после его выхода в октябре. Надеюсь, он сидел.

Рецензии были откровенно неблагосклонными. Обозреватели отмечали: второй альбом – попытка повторить фишки дебютного, ему недостает новизны, которой мог похвастаться оригинал. Журналист Guardian писал: «Что касается Room of Fire, большая его часть слушается так, словно измотанная группа отчаянно пытается вспомнить, как это у них получалось в дебютном альбоме… половина Room on Fire – заполнитель, лишенный всякого вдохновения»[15]. Американский еженедельник Entertainment Weekly уловил общее ощущение слушателей от нового альбома: «не более чем блеклая ксерокопия Is This It»[16].

Мог ли стресс погубить творческую интуицию Касабланкаса? Неужели его изобретательность пала под довлеющим требованием оригинальности? Есть убедительные научные доказательства того, что именно обрушившиеся на Касабланкаса стрессы, а также его собственные и чужие ожидания уничтожили его способность создавать новое. Возможно, на определенном этапе стресс перестал подстегивать, а напротив, погасил воображение певца. Его разум заполнили не идеи, а помехи и отвлекающие факторы. Когда мы в стрессе, изобретательность нас покидает. Мы стараемся найти убежище в сработавшем в прошлый раз. Мы не создаем новое, а воспроизводим старое. Как продолжил обозреватель из Entertainment Weekly, «вызывает опасения, что The Strokes начали повторяться на столь раннем этапе существования»[17].

Какое отношение это имеет к вам? Стресс на рабочем месте – обычное дело. И факторы, оказавшие столь негативное воздействие на написание песен, в совокупности нарушают также и нормальный процесс принятия решений, идущий повседневно и повсеместно, в любой сфере деятельности. А изменение привычных способов выполнять ежедневные рабочие задачи только усугубляет ситуацию. Короче говоря, в наши дни работать становится все тяжелее. А перспективы еще мрачнее.

Поскольку они несут в себе эпохальные изменения, назовем их мегатенденциями. Первая – это возможность быть всегда на связи. Вторая – развитие искусственного интеллекта.

За последние двадцать лет требования, предъявляемые к нам работой, заметно ужесточились. Появление мобильной почты кардинально изменило наши взаимоотношения: теперь работа может достать нас в поезде, в автобусе и на диване. Мы трудимся все больше, но не похоже, чтобы мы больше успевали.

А начиналось все хорошо. Установка электронной почты на мобильные телефоны разорвала связку между работой как местом и работой как действием. Теперь мы могли отправлять сообщения откуда угодно – и это воистину давало ощущение свободы. Теперь на вопрос клиента о стоимости суперкачественного напольного покрытия мы могли ответить, не вставая с уютного дивана, а потрясти транспортную компанию, чтобы та прислала счет за заказ автобуса в Корби, – прямиком из поезда. Или вот, например, Стив из отдела продаж мог разослать всем видео, которое в пятницу вечером после паба ему показал один приятель, человек весьма свободных взглядов… Мы и представить себе не могли, что перенос электронной почты на телефоны приведет к увеличению работы. И уж точно никто не подозревал, насколько.

Зато теперь мы прекрасно это знаем. Проведенный в 2012 году опрос британских офисных сотрудников показал: по их наблюдениям, средняя продолжительность рабочего дня увеличилась на 23 процента (или два часа в день[18]), с 7,5 до 9,5 часа. Это немало, особенно если учесть, что соответствующего повышения зарплаты не произошло. Еще более показательно – наша деловая доступность выходит за пределы и этого, уже и так удлиненного дня. По данным одного американского исследования, 60 процентов специалистов доступны для решения рабочих вопросов по 13,5 часа в день по будням и еще по 5 часов по субботам и воскресеньям – итого рабочая неделя продолжительностью свыше 70 часов в режиме «всегда на связи»[19]. А поскольку мы сами делаем себя максимально доступными, работодатели начинают думать, будто так оно и должно быть. Международное исследование рабочей силы, проведенное Gallup, показало: если компании требовали от сотрудников оставаться на связи за пределами офисного рабочего дня, то в 62 % случаев это требование исправно выполнялось[20].