Следует отметить, что приписывание «активности» не свойственных ей значений может приводить к тому, что с понятием связываются и вовсе неожиданные психологические явления. Так, например, развитие идей о включении в структуру «активности» удовлетворенности привело к выводу о том, что двумя основными формами активности являются инициатива и ответственность [2, с. 20–21; 5, с. 109–125]. Даже если вынести за рамки дискуссии вопрос о возможности считать генерализованную личностную характеристику формой проявления активности, то все равно остается непонятным, почему именно ответственность, а не энергичность, настойчивость, напористость, бойкость, возбудимость и т. п. предложено расценивать в качестве синонима активности человека. Безусловно, приписывание активности людей еще и обязательной, неразрывно связанной с нею ответственности было очень удобно для использования в рамках коммунистического воспитания. Но соответствует ли хоть сколько-нибудь данная идея общепринятой семантике понятия «активность»?
Вообще, идеологическое влияние на психологию в советский период проявлялось в изучении личностной активности особенно сильно. Параллельно с разработкой понятия «активность» социальными психологами, происходило быстрое освоение его общественными науками и, соответственно, идеологическими работниками. Главный свой смысл «активность» обрела в рамках коммунистической пропаганды в словосочетании «активная жизненная позиция». Этот термин использовался и ранее, но максимально широко он был растиражирован после появления в отчете ЦК КПСС XXV съезду партии [90, с. 77].
Само по себе понятие «активная жизненная позиция» было производным от достаточно хорошо проработанного в марксистской философии понятия «социальная активность». Однако если «социальная активность» предполагала определенную историчность, т. е. изменение своего содержания «в зависимости от степени развития общества», что означало возможность самых разных ее проявлений[6], то «активная жизненная позиция», формирование которой объявлялось важнейшей задачей нравственного воспитания, уже не мыслилась иначе, нежели борьба личности за коммунистические идеалы.
В посвященной этому вопросу литературе часто можно было встретить такие высказывания как: «Активная жизненная позиция характеризуется как одна из форм жизненной позиции, отличающаяся новыми чертами, специфическими характеристиками, проявляющимися в активной деятельности личности. Ее сущностной характеристикой является бескомпромиссная и последовательная борьба за успешное претворение в жизнь идеалов коммунизма. Основу активной жизненной позиции составляет коммунистическое мировоззрение, сознательное отношение к общественному долгу, нравственная ответственность, единство слова и дела» [62, с. 12] или «Центральным элементом в структуре активной жизненной позиции личности является коммунистическая идейная убежденность, классовая партийная позиция, выражающая социально-классовую направленность взглядов и деятельности человека» [156, с. 10].
Одновременно с появлением идеологически нагруженного непременным коммунистическим содержанием термина «активная жизненная позиция» произошло и определенное смещение семантики используемого в идеологических документах слова «активность». Причем это смещение, обусловленное практикой применения данного понятия в реальной жизни, имело совершенно другой вектор, нежели то, которое пытались придать понятию «активность» авторы, близкие к философской науке и рассматривающие активность прежде всего как критериальное качество субъекта.
Так, если, с одной стороны, в 1974 году заведующий сектором Института марксизма-ленинизма при ЦК КПСС Ю. Е. Волков писал, что любая деятельность, не направленная на удовлетворение исключительно личных потребностей человека, должна считаться общественной активностью, «независимо от ее интенсивности» [26, с. 4], то, с другой стороны, в эти же годы использование слова «активность» как в идеологической лексике, так и в повседневной речи характеризовалось прежде всего выходом человека за пределы среднего уровня, стандарта, нормы, обязанности.
В качестве показателей трудовой активности, например, назывались участие в рационализаторстве и изобретательстве, участие в общественной работе, участие в художественном творчестве, учеба без отрыва от производства, результативность труда, повышение квалификации, участие в мероприятиях по внедрению НОТ, участие в социалистическом соревновании, участие в повышении качества продукции, участие в управлении производством, инициативность, борьба за режим экономии и пр. [151, с. 47]. Эти же показатели, однозначно свидетельствующие о приложении человеком усилий для личностного роста и повышения эффективности труда, с некоторыми вариациями и дополнениями (участие в движении за коммунистический труд, участие в трудовых починах, профессиональное совершенствование, степень развития ценностного отношения к труду) использовались и в других работах [55, с. 53; 97, с. 56–57]. Измеряемая указанными показателями человеческая активность теоретически, конечно же, могла быть низкой. Однако такая активность практически приравнивалась к пассивности и означала негативную характеристику индивида.
В 1970 – 1980-е годы все чаще стало встречаться словосочетание «активная деятельность личности», а выражение «проявить активность», означающее «совершить энергичный, выходящий за рамки обычного поступок», начало восприниматься как идентичное словосочетанию «проявить инициативу». В результате, слово «активность» стало все больше дифференцироваться в разговорном языке с понятием «деятельность», используясь теперь уже исключительно в своем энергетическом значении: «Жизненная позиция реализуется в деятельности и требует от личности активности» [47, с. 15]. С точки зрения охвата психологических феноменов понятие «активность» так и оставалось всеобъемлющим, но в обыденном сознании смысл понятия сильно редуцировался до энергичной и социально значимой самореализации субъекта.
Акцентирование при повседневном употреблении понятия «активность» средствами массовой информации (а значит, и при использовании обыденным массовым сознанием) такой его семантической составляющей, как «энергичность», вполне соответствовало применению данного термина в других областях психологической науки. Надо сказать, что традиция подобного понимания слова «активность» возникла далеко не в советское время. Еще в начале XX века А. Ф. Лазурский, разрабатывая свою типологию личности и ставя знак равенства между «активностью» и «энергией», писал: «При нормальных внешних условиях и соответствующем воспитании и образовании уровень этот определяется, как уже сказано, природной одаренностью человека, сводящейся, в конце концов, к общему (потенциальному) запасу его нервно-психической энергии или, употребляя другой термин, к присущему ему большему или меньшему количеству психической активности. Само собой разумеется, что под словами "активность" и "энергия" следует понимать отнюдь не волевое усилие в узком смысле этого слова (как это делают нередко психологи волюнтаристского толка), а нечто гораздо более широкое, лежащее в основе всех наших душевных процессов и проявлений» [74, с. 12]. Следует отметить, что в своих размышлениях Лазурский опирался на европейскую научную традицию, в частности на работы З. Фрейда, широко использовавшего термин «психическая активность», и Ч. Спирмена, применявшего для описания данного феномена термин «общий фонд психической энергии».
Очевидно, что энергичность, с которой действует человек, зависит от самых различных факторов, в число которых входят и общее состояние его здоровья, и обусловленное актуальной ситуацией физиологическое состояние организма, и переживаемые им эмоции. Степень активности, понимаемой как энергетическая характеристика деятельности, во многом предопределяется индивидуальной мотивацией, включающей как ситуативные мотивы, так и характерный для данного индивида уровень общей мотивации достижения. На человеческую активность сильно влияют окружающие условия, включая условия труда, а также характеристики самой деятельности и значимость переживаемой ситуации. Не следует забывать и о степени сформированности необходимых навыков, отсутствие которых может заметно гасить активность индивида. Однако при этом перечисленные факторы являются лишь обстоятельствами, способствующими или препятствующими проявлению некоторой сущности. Тогда как сама сущность, постоянно и неизменно проявляющаяся приблизительно на одном и том же уровне во всех аспектах внутренней психической жизни и внешних проявлений индивида, является природной энергетикой человека, той нервной или психической энергией, которая заложена в нем с самого рождения и которая существует независимо от наличия как внешней, так и внутренней мотивации[7]. Именно природная человеческая активность исследуется как свойство индивида, тогда как многочисленные влияющие на ситуативные проявления данного свойства факторы обусловливают описание активности как состояния.
В этой связи, обращаясь к истокам формирования понятия «активность», нельзя забывать о той роли в привлечении внимания к энергетической стороне психической деятельности, которую сыграл З. Фрейд.
Фрейд как исследователь формировался в рамках физико-химического, энергетического направления школы Гельмгольца, что и предопределило разработку им понятия «психическая энергия» как ключевого для объяснения активности организма. Его учение о психодинамике базировалось на прогрессивном понимании организма как энергетической системы, хотя нельзя не отметить, что энергия, обеспечивающая функционирование этой системы, была у Фрейда исключительно энергией полового инстинкта. Заслуга Фрейда в том, что он привлек внимание психологов к энергетическому аспекту поведения, сделав его одним из ключевых контрапунктов психологической науки, и начал переводить физиологические термины в психологические, заменив, например, понятие «возбуждение» «психической энергией». Однако до конца решить эту задачу и разобраться в сущности энергии психического он не успел.
В Советском Союзе, отвергавшем подход Фрейда, природная энергия человека рассматривалась в рамках исследовательской парадигмы И. П. Павлова, который связывал ее с запасом в нервных клетках «раздражимого вещества» [109, с. 62, 102]. Современная наука далеко продвинулась с тех пор в физиологии и биохимии природной энергетики людей, однако нельзя сказать, что данный вопрос в настоящее время изучен исчерпывающим образом. В этой связи Я. Стреляу осторожно писал: «Я предпочитаю использовать понятие нейро-эндокринной индивидуальности, когда речь идет о физиологической базе энергетических компонентов темперамента» [142, с. 44].
В любом случае, какова бы ни была биохимическая основа изучаемых процессов, и для физиологов, и для психологов речь идет о динамических (энергетических) проявлениях человеческой индивидуальности в поведении, мышлении, эмоциях и пр., т. е. о темпераменте[8], свойства которого являются, по Мерлину, «энергетической характеристикой психических свойств» [95, с. 398].
Очевидно, что, изучая внешние, поведенческие проявления природной энергичности людей, различные ученые по-разному понимали природу темперамента. В частности, помимо гуморальной теории, связывающей темперамент с химией наполняющих человека веществ, большое распространение получил подход, обусловливающий различия в темпераменте различиями в конституции людей. Однако наиболее масштабным направлением стало то, где в качестве референта устойчивых психодинамических особенностей поведения индивида рассматривались его психофизиологические или нейрофизиологические характеристики.
Основу рассматриваемого подхода, как известно, заложил И. П. Павлов, ставивший знак равенства между характеристиками темперамента и свойствами нервной системы. Павлов считал, что в основе высшей нервной деятельности лежат три компонента: сила, уравновешенность и подвижность нервной системы (далее – н. с). При этом сила нервной системы понималась Павловым как способность нервных клеток сохранять нормальную работоспособность при интенсивных возбудительных и тормозных процессах, коррелирующая с высокой работоспособностью индивида, уравновешенность нервной системы – как одинаковая выраженность нервных процессов торможения и возбуждения, обеспечивающая спокойствие индивида в критических ситуациях, и подвижность нервной системы – как способность быстрого перехода от одного процесса к другому, связанная с быстротой реагирования индивида, легкостью переключения его внимания, скоростью приобретения им навыков и т. п. [109, с. 103, 267–293]. Сочетание этих компонентов, по Павлову, давало объяснение классических темпераментов Гиппократа, согласно которому сангвиник имел сильный, уравновешенный, подвижный тип нервной системы; холерик – сильный, неуравновешенный; флегматик – сильный, уравновешенный, инертный; меланхолик – слабый, подвижный тип нервной системы [Там же, с. 77–88].
Наряду с этим еще в 1909 году Г. Хейманс и Е. Вирсма предложили подтвержденную позднее с помощью факторного анализа трехмерную теорию темперамента, состоящего из активности (т. е. энергичной деятельности), эмоциональности и первичной или вторичной функции (персеверативности), означающих, соответственно, быстрое угасание или, наоборот, стойкость реакции на раздражитель.
Факторный анализ был применен и С. Бертом, который в 1937 году выделил так же три фактора, составляющих структуру темперамента. Этими факторами были общая эмоциональность – vs – эмоциональная неустойчивость; стенические (экспрессивные) – vs – астенические (заторможенные) эмоции; положительные – vs – отрицательные эмоции.
Практически в то же время (1934 г.) Дж. Гилфорд предложил структуру темперамента, включающую тринадцать биполярных факторов (активность, доминантность, мужество, уверенность в себе, спокойствие, общительность, рефлексивность, депрессию, эмоциональность, сдержанность, беспристрастность, доброжелательность, терпимость), которые позднее были объединены К. Лоуэлл в 4 вторичных фактора (вспыльчивость, реализм, эмоциональность, социальная адаптируемость).
Другой факторный анализ, проведенный Л. Терстоном, позволил построить на основе тринадцати факторов Гилфорда семь вторичных биполярных факторов (активность, энергичность, импульсивность, доминантность, стабильность, социабельность, рефлексивность).
Большую известность получила концепция Г. Ю. Айзенка, чьи представления о темпераменте укладываются в рамки типов, обеспечивающихся различным сочетанием двух факторов: нейротизма-эмоциональной стабильности и интроверсии-экстраверсии, куда в качестве первичной черты входила и активность.
Разное сочетание различных аспектов активности и эмоциональности лежит и в основе типологии К. Леонгарда, выделившего шесть основных типов темперамента (гипертимический, дистимический, эмотивный, аффективно-лабильный, аффективно-экзальтированный, тревожный).
Нельзя обойти вниманием и теорию Дж. Грея, объяснявшего динамические особенности человеческого поведения взаимодействием двух нейропсихологических систем: системы активации поведения (САП) и системы торможения поведения (СТП).
Следует также отметить, что и в более поздние времена, когда стало понятно, что все генерализованные поведенческие реакции детерминируются не только наследственными факторами, но и системным влиянием среды, авторы создаваемых концепций о структуре личности все равно подчеркивали, что создаваемые ими классификации во многом отражают структуру темперамента. В качестве примера можно привести пяти факторную структуру личности П. Косты-мл. и Р. Мак-Крея, включающую нейротизм, экстраверсию (куда входят и напористость как сила выражения, и активность как ритм жизни), открытость, приятность в общении и добросовестность, авторы которой считают, что их модель в определенном смысле является также и моделью темперамента.
Одновременно в СССР развитие представлений о темпераменте происходило в рамках «тепловской» научной школы, названной впоследствии дифференциальной психофизиологией, к которой, помимо самого Б. М. Теплова, принадлежали такие видные ученые, как В. Д. Небылицын, В. М. Русалов, Э. А. Голубева, Н. С. Лейтес и др. Отталкиваясь от взглядов И. П. Павлова, Б. М. Теплов постулировал необходимость переноса акцента с изучения условных рефлексов как детерминант человеческого поведения на изучение свойств нервной системы, т. е. с типов ВНД на типологию свойств нервной системы [150, с. 260–285]. Именно основные свойства нервной системы, а не типы темперамента имели, по мнению Теплова, значение для изучения индивидуальных различий. Тем не менее, поскольку понятие «темперамент» занимало прочное место в психологии, Б. М. Теплов вынужден был его использовать и в своем учебнике для средней школы охарактеризовал темперамент как индивидуальные особенности человека, выражающиеся в эмоциональной возбудимости, степени выраженности чувств и общей подвижности[9].