А теперь на Запад - Быков Александр Владимирович 8 стр.


– Учтем, – кивнул Куликов.

– И еще, объясните мне, почему штурмовики отправляют без истребительного прикрытия?

– Сколько в этой дивизии истребителей, вы в курсе, не так ли? А им надо два авиаполка сопровождать да еще пехоту прикрывать.

– Но ведь у нас много самолетов. Я точно знаю, что истребителей намного больше, чем «Ильюшиных».

– Это верно, много. Но значительная часть из них задействована в ПВО столицы, и снять их оттуда нет никакой возможности, они же прикрывают военные заводы. Достаточно одной-единственной немецкой эскадрилье прорваться к Москве, и какой-нибудь завод будет выведен из строя на многие месяцы. Эвакуировать всю промышленность невозможно, ведь тогда выпуск военной продукции тоже будет надолго прекращен. Впрочем, и в этом случае ослабить столичную систему ПВО все равно будет нельзя, так как Гитлер пытается разбомбить город, а там много мирных жителей. Да и к Харькову сейчас стягивают все резервы. В сводках передают, что там постоянно идут тяжелые бои.

– Нам бы еще немного продержаться, – вздохнул я. – Наступление немцев мы уже остановили, и подойти к Москве им не дали. Так что авиационные заводы и КБ эвакуировать не пришлось. Выпуск самолетов все время увеличивается, и можно не сомневаться, что теперь все будет лучше.

– Будет, очень скоро будет. Сейчас многие полки переучивают на новую технику, и на фронте ее скоро появится много.

* * *

Тем временем механики все проверили и доложили, что смогут быстро устранить все повреждения. Еще до вечера самолеты подготовят к вылету.

– Сегодня вы уже не полетите, – охладил комполка обрадованных летчиков. – Вам надо писать подробный отчет о тренировочном полете.

– То есть как это тренировочном? – изумился я.

– В самом прямом, – пояснил Горлаченко. – Приказано не упоминать в документации, кроме секретной, конечно, о том, что экспериментальная техника используется на фронте.

– Это что же, – возмутился я, – воюют они по-настоящему, и пробоины от осколков в самолетах привозят, а в летных книжках боевой вылет у них отмечен не будет?

– Жаловаться бесполезно, – пожал плечами Куликов. – Мне на самом высоком уровне пояснили, что секретность превыше всего.

– Не переживайте за нас, мы же не за ордена воюем, – утешил меня Бондаренко.

– А награды от нас никуда не денутся, командование на них в последнее время не скупится, – добавил Туровцев.

* * *

Насмотревшись на «Илы», мы с Куликовым перешли к другим экспериментальным самолетам. Все они были истребителями и имели одну общую черту, а именно мотор воздушного охлаждения.

– Вот это весьма перспективная разработка, которая у вас не пошла в серию, И-185, – начал майор свои пояснения с повидавшей виды машины, на которой насчитывался не один десяток заплаток. – Среди наших истребителей у нее самое мощное вооружение – три пушки ШВАК. Хотя ее госиспытания еще не закончены, но тем не менее было решено перейти к войсковым испытаниям. Швецов скоро доведет до ума свой двигатель, и уже сейчас нужно выбирать, на какой истребитель его ставить.

– А это что за сладкая парочка, – указал я на два новых самолета, на которых не было видно пробоин. – Похоже на недостающее звено эволюции между самолетами ЛАГГ и ЛА.

– Вы почти угадали, это Гу-82.

– Что еще за «Гу»? Подождите-ка, кто там у нас входил в тройку мушкетеров – создателей ЛАГГа? Кажется, Горбунов и Гудков?

– Верно. Правда, на «Гу» вооружение еще слабовато, только пулеметы, хотя и целых четыре штуки. Но скоро на них установят две пушки, и тогда можно будет рискнуть отправить их в бой. Вон там еще есть Го-82, который Горбунов соорудил буквально за полтора месяца. Мы специально собрали здесь все эти самолеты, чтобы летчики могли объективно сравнить их. К тому же сюда прикомандировали лучших специалистов с завода для наблюдения за работой двигателя. К сожалению, карбюраторы пока часто разрегулируются, и их постоянно приходится настраивать.

Обойдя эту удивительную выставку и осмотрев экспонаты со всех сторон, я попробовал угадать название еще одного самолета. Так как все они стояли в ряд, то бросалось в глаза, что у этого истребителя был самый короткий фюзеляж и одновременно самый большой размах крыльев. Сильно сдвинутая к хвосту кабина не оставляла сомнений, и я уверенно ткнул в него пальцем:

– Это Миг-3.

– Верно, но только уже не третий, а девятый. Именно такой номер присвоили модификации самолета с двигателем М-82. Конструкторов предупредили, что от их высотного истребителя скоро откажутся в пользу «Яка», и они поспешили создать новую конструкцию.

– А таировский Та-3 тоже будут испытывать?

– Будут, но по двухмоторным штурмовикам не все так однозначно. Несомненное преимущество – это возросшая полезная нагрузка и теоретически большая живучесть самолета, который может лететь на одном двигателе. Обзор улучшается, расположение пушек, которые можно установить в центроплане, более выгодное. Однако есть и серьезные минусы. На Ил-2 бронирование выполнено в виде единой оболочки, защищающей моторный отсек, бак и кабину пилота. А если установить два двигателя на крыльях, то площадь бронированной поверхности, а следовательно, и вес всей конструкции значительно вырастут. Из-за этого, а также из-за двигателей, расположенных в крыльях, маневренность хуже. Еще один важный недостаток – это дефицит моторов, который сейчас испытывает наша промышленность. Нет никакой уверенности, что один двухмоторный штурмовик будет настолько же результативным, как два одномоторных. Но конечно, это все в теории. Чтобы это проверить, надо проводить полномасштабные войсковые испытания.

– А почему истребители передали для испытаний штурмовому полку? Ведь летчики не умеют ими управлять.

– Еще как умеют. Этот полк не простой, весь летный состав в нем набран из бывших истребителей. В первый день войны мы потеряли очень много самолетов на аэродромах, и из пилотов, оставшихся безлошадными, стали формировать штурмовые авиачасти. Им дали всего неделю на переобучение. Сначала сделали по три вылета на Су-2, потом научились пилотировать и сам штурмовик. Ну, а сбрасывать бомбы и пускать ракеты учились уже в боевых условиях.

* * *

Вернувшись вечером в госпиталь, я сначала завалился спать, но то и дело вскакивал, чтобы записать очередное воспоминание, касавшееся авиации. То, что я раньше видел на фронте, и новая информация, полученная сегодня, соединившись, дали обильную пищу для размышлений. Думать приходилось обо всем – как лучше построить взаимодействие родов войск, как организовать авиацию фронта, что можно улучшить в системе производства. Затронув очередную тему, я мысленно распутывал за ниточку весь клубок смежных проблем. Например, задумавшись о производстве, я вспомнил о проблемах быта рабочих и, в первую очередь, об их питании. Чтобы выделить передовикам порцию мяса, директорам завода приходилось согласовывать это буквально на уровне наркомата.

Было еще много вопросов, в том числе те, по которым меня Куликов никогда не спрашивал. Только под утро, исписав и изрисовав кучу листов, я наконец-то смог успокоиться и снова прилечь. После двух бессонных ночей организму хотелось провалиться в сон, что он и сделал еще до того, как я упал на кровать.

Глава 3

В глубоком подвале, который еще при строительстве здания оборудовался как бомбоубежище, вторые сутки безвылазно сидел командующий второй танковой армией вермахта.

От Курска к тому времени ничего не осталось. Сначала его покинули все жители, а потом была уничтожена большая часть домов. Пока русские обороняли город, его усиленно бомбили и обстреливали немцы. Затем, когда Курск был захвачен, по нему работала уже советская артиллерия. Правда, обстрелы были редкими, но Гудериан подозревал, что это вовсе не от нехватки боеприпасов, просто русские быстро учатся. Теперь они стреляют только по достоверно известным и разведанным целям. Во всяком случае, когда им стало известно расположение штаба девятой танковой дивизии, они сразу же обрушили на него ураганный огонь, не жалея снарядов, так что уничтожили целый квартал.

Свой дневник генерал не доставал уже давно. Неординарные события, начавшиеся больше месяца назад, не оставляли ни минуты свободного времени. Собственно говоря, времени не хватало и сейчас, но ведение дневника было способом прийти в себя и успокоить нервы. А нервничать было из-за чего. До сих пор его танковая группа хотя и встречала стойкую оборону, но всегда находила возможность обойти окопавшегося противника и взять его в клещи. А вот в операции «Тайфун» все пошло неправильно с самого начала. На пути наступающих войск вдруг оказались прекрасно организованные оборонительные линии, насыщенные противотанковым оружием. Единственным крупным успехом немцев было взятие Курска его танковой группой. Что же касается окружения двух советских дивизий третьей и четвертой группами, то успехом этот котел можно назвать только в насмешку, учитывая цену, которую пришлось за него заплатить.

Естественно, безупречные действия командующего второй танковой, выделявшиеся на фоне безуспешных попыток наступления его коллег, не остались незамеченными. Гудериана вызвали в ставку, где на прошедшем недавно совещании главком сухопутными силами фон Браухич предложил сосредоточить все оставшиеся танковые дивизии в одну группу. Ее следовало отдать под командование Гудериана для удара в сторону Харькова. Сюрприз был неожиданным, но очень приятным. Старый фельдмаршал, до сих пор выступавший его оппонентом, наконец-то взялся за ум и понял, на кого надо делать ставку в этой игре.

На вопрос фюрера о возможности такой операции, Быстроногий Гейнц ответил утвердительно. Как же иначе, не отказываться же от такой чести. Напоследок Гитлер предупредил Гудериана:

– Перед началом наступления вы должны успеть овладеть южным берегом Сейма. Ваши войска в состоянии выполнить эту задачу?

– Так точно, мой фюрер, – отрапортовал в ответ бравый генерал, ничуть не сомневаясь в том, что действительно сможет все сделать в лучшем виде.

* * *

Тщательно припомнив недавние события, Гудериан начал записывать:

«Итак, как я и предупреждал, отказ от наступления на Москву в августе привел к тому, что на решающем направлении противник успел укрепиться и тем самым избежал разгрома своих главных сил.

Чтобы спасти Германию от надвигающейся катастрофы, я предложил начальнику генерального штаба генерал-полковнику Гальдеру еще раз вместе с ним отравиться в ставку к фюреру. В прошлый раз Гитлер к моим словам не прислушался, но теперь происходящие события заставят его это сделать.

На совещании я сразу высказал свою точку зрения о том, что нужно восстановить положение и закрепиться до наступления весны. Для этого, по моему мнению, следует собрать остатки всех танковых соединений и нанести еще один удар по противнику. Курский плацдарм подходит для этого как нельзя лучше. Отсюда я смогу захватить с севера Харьков, а с началом весенней кампании можно будет продолжить наступление и на Москву, и на юго-запад, в сторону Кавказа.

Все присутствующие были против моего плана, но Гитлера мне убедить удалось.

В целом я остался доволен результатами своей поездки, хотя имел все основания полагать, что Гитлера еще могут переубедить. Полагаю, это несложно, ведь он не всегда адекватно оценивает ситуацию. Например, фюрер высказал пожелание, чтобы я в ближайшее время захватил своими подвижными батальонами мосты через Сейм западнее Курска. Но подвижных батальонов уже давно не было, ведь именно об этом я и рассказывал в своем докладе. Но Гитлер живет в мире иллюзий».

* * *

После праздника весь госпиталь гудел, как сумасшедший улей. Все раненые, у кого была хотя бы небольшая надежда на скорое выздоровление, требовали немедленного прохождения медкомиссии, чтобы их признали пригодными к службе. Каждый считал, что предстоящее наступление начнется без него, и спешил поскорее выписаться. И без того взбудораженные обитатели госпиталя пришли в состояние крайнего волнения после трансляции парада. Медикам даже пришлось усилить посты охраны, отлавливающие нетерпеливых раненых, сбегающих в свои части.

Жаль, что телетрансляции еще не велись, мне очень хотелось бы увидеть парад вживую. А так пришлось ограничиться радиорепортажем и огромными, во весь разворот, фотографиями в газетах. Вот только изображения парадных колонн, дошедшие до нас на страницах «Правды», отстали от репортажа на сутки. А так посмотреть там было на что. Помимо наших войск, по улицам столицы провели тысячи пленных, наверняка собранных со всех фронтов. Жаль, что сильные морозы пока не начались, и немцы еще не выглядели такими жалкими, как после Сталинграда. Впрочем, некоторые из них, видимо взятые в плен недавно, были укутаны в женские платки и всякое тряпье. Надо думать, конвоиры специально отобрали таких убогих фрицев и поставили их с краю, поближе к зрителям.

Сразу за пленными ехали новенькие танки, что должно было подчеркнуть контраст между поверженным вермахтом и доблестной Красной Армией. После прохода наших «тридцатьчетверок» проехала внушительная колонна трофейной техники. Комментатор пояснил, что множество подбитых немецких танков было восстановлено, и здесь на параде присутствует только небольшая их часть. Это, конечно, преувеличение, но не сильное, трофеев этой осенью хватало. В газетной фотографии я даже смог разглядеть на башне одного из танков «птичку» – опознавательный знак, популярный в бывшей пятой танковой дивизии вермахта. Вполне возможно, что это был трофей нашего полка.

Что очень странно, среди немецких машин не было ни одной переделки в САУ. Впрочем, среди нашей бронетехники самоходки тоже отсутствовали, хотя за два месяца их могли выпустить достаточно, чтобы вооружить несколько дивизионов. Скорее всего, эти новинки пока засекречены, чтобы стать неприятным сюрпризом для немцев.

* * *

Мне, благодаря особому положению, не пришлось толкаться в очереди к начальнику госпиталя. Он сам осмотрел меня и вынес вердикт о том, что раны затягиваются очень быстро.

– Скоро вас можно будет выписать, однако еще нужно получить согласие соответствующих органов.

Теперь я принялся теребить Ландышеву, чтобы она по несколько раз в день отправляла запросы. Требуемые послания, написанные каждый раз во все более возмущенном тоне, уходили, но ответа пока не было. Не знаю, что бы я еще придумал, но тут в очередной раз прибыл Куликов. Первыми словами, которыми я его встретил, был вопрос, когда же я вернусь в свою дивизию.

– Вопрос непростой, – смущенно улыбнулся майор. – Вы уже почти выздоровели и можете вернуться в свое подразделение. Вот только с вашей дивизией вам скоро придется временно расстаться. Нет, нет, пока не перебивайте. Сейчас все поясню. – Куликов шутливо поднял руки, видя, что я собираюсь ринуться в атаку со своими расспросами, и продолжил: – Надо полагать, что абвер тщательно отслеживает все перемещения 179-й стрелковой. Мы этим воспользуемся и перебросим ее на второстепенный участок фронта, чтобы немцы, узнав об этом, начали стягивать туда резервы для отражения нашего наступления. Кстати, именно поэтому вашей дивизии до сих пор и не присвоили звание гвардейской, чтобы фрицы не запутались. Жаль, конечно, ведь вы все заслужили и гвардейский значок на гимнастерке, и двойной оклад. Но поверьте, тут я ничего не могу сделать. Ну, а ваш батальон на всякий случай перебрасывается вместе с вами на другой фронт. Естественно, тоже на спокойный участок. Если немцы начнут перемещать свои резервы поближе к вам, то это опять-таки принесет пользу. К тому же в этом случае мы узнаем, что германская разведка хорошо работает и имеет источники в наших штабах.

Тем временем Ландышева успела заварить и подать нам чай, приготовленный по моему рецепту – с большущей долькой лимона и огромным количеством сахара. Отогревшись, майор пришел в хорошее расположение духа и рассказал, как встретил на церемонии награждения генерала Масленникова, которому нашу дивизию иногда отдавали во временное подчинение.

– Он командир талантливый, – уважительно отзывался Куликов о генерале, – и в то же время храбрый. Лет в двадцать уже командовал полком и бригадой. Опытный пограничник, много лет гонял басмачей. На его счету несколько так называемых ханов. За чужими спинами не отсиживается, его уже раз десять ранили. Вот он действительно достоин звания Героя. Кстати, скажу по секрету, он на вашу часть глаз положил и упрашивал товарища Берию отдать полк ему. Очень уж вы лихо в Торопце действовали. Да и не только там.

Назад Дальше