Кора подняла повыше зонт, который не защищал от дождя, а лишь направлял его слабые струи за воротники пальто обеих дам, и посмотрела, куда указывала Марта. Безногий укрылся от непогоды лучше, чем они, к тому же, судя по удовольствию, с каким он разглядывал содержимое своей перевернутой шляпы, насобирал за день немало. Он сидел на обломке стены, который Кора сперва приняла за каменную скамью. Длиной обломок был по меньшей мере три фута и два в ширину; слева от культей нищего виднелся обрывок надписи на латыни. Заметив, что с другой стороны улицы его рассматривают две дамы в хороших пальто, калека принял сокрушенный вид, который, впрочем, счел тривиальным и тут же сменил на гримасу благородного страдальца: дескать, мне и самому отвратительно это ремесло, но никто и никогда не упрекнет меня в том, что я манкирую своими обязанностями. Кора, восхищавшаяся театром, вытащила руку из-под локтя Марты и, обогнув сзади проезжавший мимо омнибус, с серьезным видом подошла к нищему и встала рядом; неглубокий портик лишь отчасти укрывал ее от дождя.
– Добрый день. – Кора достала кошелек.
Нищий возвел глаза к облакам, где в эту самую минуту образовалась прогалина, сквозь которую выглянуло ослепительно синее небо, и ответил:
– Вовсе нет. Но еще может распогодиться – ваша правда.
Мимолетные лучи солнца осветили строение за спиной нищего, и Кора заметила, что оно словно разворочено взрывом. Слева оно осталось таким, как задумал его архитектор, – здание в несколько этажей, некогда бывшее ратушей или особняком, – правая же часть откололась и ушла на несколько футов в землю. Вал из досок и столбов не давал стене рухнуть на тротуар, но укрепление было непрочным: Коре показалось, что сквозь уличный гул она различает скрип и скрежет железа по камню. Марта встала рядом с ней, и Кора невольно взяла ее за руку, не зная, что делать – то ли отойти от дома, то ли подобрать юбки, приблизиться к руинам и все хорошенько рассмотреть. Азарт, побуждавший разбивать камни в поисках аммонитов, пока в воздухе не повиснет густой запах бездымного пороха, толкал ее вперед. Подняв глаза, Кора разглядела комнату с нетронутым камином; с разломанного пола, точно язык, свисал обрывок алого ковра. Еще выше, у лестницы, пророс молодой дубок, а оштукатуренный потолок покрылся бледным грибком, похожим на множество беспалых рук.
– Стойте! – испуганно воскликнул калека, скользнул по каменному сиденью и схватил Кору за полу пальто. – Что это вы удумали? Нет-нет, давайте-ка назад… еще чуть-чуть… вот теперь хорошо, вы в безопасности, и больше так не делайте, – произнес нищий властно, точно привратник, и Коре стало стыдно.
– Извините, я не хотела вас пугать. Мне показалось, там что-то пошевелилось.
– Ласточки, кто же еще, не стоит за них беспокоиться. – На минуту выйдя из роли, калека поправил шарф и представился: – Томас Тейлор, к вашим услугам. Вы, стало быть, впервые здесь?
– Мы приехали несколько дней назад. Мы с подругой, – Кора указала на Марту, которая неподвижно стояла чуть поодаль в тени зонта и с неодобрением взирала на происходящее, – пробудем здесь некоторое время, вот мне и захотелось с вами познакомиться.
Тут и Кора и нищий призадумались, есть ли в ее словах логика, не нашли ее и не стали придираться.
– Так вы, наверно, землетрясением интересуетесь, – предположил Тейлор, обведя рукой развалины за спиной. Сейчас он казался лектором, который напоследок сверяется с записями, и Кора, всегда готовая учиться, подтвердила его догадку.
– Не могли бы вы нас просветить? – попросила она. – Разумеется, если у вас есть время.
Землетрясение произошло (как рассказал им калека) восемь лет назад,[9] ровно в девятнадцать минут девятого. Стояло ясное апрельское утро, какого не помнили даже старожилы, и впоследствии это сочли милостью Божьей, потому что благодаря хорошей погоде многие были на дворе. Земля вздыбилась, словно хотела стряхнуть с себя все городки и деревни Эссекса; секунд двадцать, не более, город сотрясали толчки, потом прекратились, как будто недра хотели перевести дух, после чего судороги возобновились. В море, в устьях рек Коулн и Блэкуотер, вспенились волны, обрушились на берег, разнесли в щепки на воде корабли. От церкви в Лангенхоке, где, по слухам, водились призраки, камня на камне не осталось, а деревни Уивенхоу и Эббертон обратились в руины. Подземные толчки почувствовали даже в Бельгии – там со столов слетали чайные чашки, – здесь же, в Эссексе, на мальчонку, которого оставили в колыбели на полу возле стола, упала ступа и пришибла его, спящего, а работник, чистивший циферблат часов на ратуше, свалился с лестницы и сломал руку. Жители Молдона подумали, что кто-то заложил динамит, чтобы взорвать город, и высыпали на улицы, крича от страха, а церковь в Вирли так и не восстановили, и теперь лисы – единственные ее прихожане, а вместо скамей – заросли крапивы. С садовых яблонь осыпались цветы, так что урожая в тот год не дождались.
Кажется, что-то такое припоминается, подумала Кора, какие-то газетные заголовки, в которых сквозило удивление: подумать только, в таком маленьком скромном графстве, как Эссекс, где и холмов-то почти нет, и вдруг подземные толчки и разрушения!
– Невероятно! – радостно воскликнула она. – Ведь у нас под ногами ископаемые палеозойской эры, как везде в этой части света! Вы только представьте: породы, образовавшиеся пятьсот миллионов лет назад, вдруг пошевелили плечами, так что сбили с церквей шпили!
– Никогда об этом не слышал. – Тейлор с Мартой переглянулись, и он кое-что понял. – Во всяком случае, Колчестер хорошенько тряхнуло, как видите, хотя и обошлось без жертв. – Ткнув большим пальцем в разверстые руины, он добавил: – Если уж решили зайти, ступайте аккуратнее и высматривайте мои ножки, они остались где-то там, в развалинах, ярдах в пятнадцати отсюда.
Тейлор поддернул пустые штанины на культях, и Кора, всегда готовая пожалеть ближнего, наклонилась к калеке, положила руку ему на плечо и проговорила:
– Мне очень жаль, что мы напомнили вам о печальном, хоть вы, наверно, и не забывали, и об этом я тоже сожалею. – Она полезла за кошельком, гадая, как объяснить Тейлору, что это не подаяние, а плата за рассказ.
– Так я вам вот что скажу. – Тейлор милостиво принял у Коры монету. – Это еще не все! – И продолжал, сменив манеру с лекторской на балаганную: – Наверняка вы слышали про змея из Эссекса, который некогда наводил ужас на Хенхем и Уормингфорд и объявился снова?
Заинтригованная, Кора призналась, что ни о чем подобном не слышала.
– Ах вот как, – помрачнел Тейлор, – тогда даже и не знаю, стоит ли вас пугать, дамы ведь так впечатлительны.
Он окинул собеседницу пристальным взглядом и, видимо, заключил, что женщине в таком пальто никакие чудища не страшны.
– Что ж, тогда слушайте. Дело было в 1669 году, когда на троне сидел сын короля-изменника.[10] Тогда и милю нельзя было пройти, чтобы не наткнуться на дощечку с предупреждением, прибитую к дубу или к столбу ворот. ДИКОВИННЫЕ ВЕСТИ, гласили они, о чудовищном змее с глазами овцы, который появляется из вод Эссекса и уползает в березовые рощи и на пастбища! – Тейлор до блеска натер монетку о рукав. – Те годы стали временем змея из Эссекса, чем бы он ни был – чудищем с жилами и чешуей, картиной на холсте, резной фигуркой из дерева или бреднями полоумных. Детям запрещали ходить на берег реки, а рыбаки жалели, что не избрали другого ремесла. Потом змей исчез так же внезапно, как появился, и почитай две сотни лет о нем не было ни слуху ни духу, пока не случилось землетрясение и что-то содрогнулось там, под толщей вод, что-то вырвалось на волю! Идет молва, будто бы это огромное пресмыкающееся, скорее дракон, чем змей, которому вольготно и на суше, и в воде, а в погожий день он выбирается погреть крылья на солнце. Первый, кто увидел это чудище неподалеку от деревни Пойнт-Клир, потерял рассудок, да так и не нашел: не далее как полгода тому назад помер в сумасшедшем доме, оставив дюжину рисунков углем из камина…
– Диковинные вести! – перебила Кора. – И в небе и в земле сокрыто больше, чем снится вашей мудрости…[11] Скажите, удалось ли хоть раз сфотографировать этого змея, не думал ли кто сообщить о нем в газету?
– Мне об этом ничего не известно. – Тейлор пожал плечами: – Да и признаться, я не очень-то верю слухам. Земляки мои на выдумки горазды, взять хотя бы ведьм из Челмсфорда или россказни про Черного Пса, который, пресытившись жертвами из Саффолка, рыщет по Эссексу в поисках свежей человечины.
Тейлор внимательно посмотрел на собеседниц. Похоже, разговор с ними его вдруг утомил. Он спрятал монету и дважды хлопнул себя по карману:
– Ну что ж, на прокорм я сегодня заработал, даже сверх того, и скоро меня заберут ужинать. Да и вам, – он покосился на Марту, у которой от нетерпения зонт плясал в руках, – пожалуй, пора идти туда, куда вы собирались, только смотрите себе под ноги: как сказала бы моя дочь, никогда не знаешь, что там, в трещинах мостовой.
Он величественно взмахнул рукой, точно государственный деятель, отпускающий секретаря, и, заслышав разносившийся во влажном воздухе смех юной пары, отвернулся от Коры и принял профессиональный просительный вид.
– Только подумай: где-то там, – сказала Кора, вернувшись к Марте, – среди пыли и обломков камней, лежат его ботинки, а может, и кости перебитых ног…
– Все вздор, я не верю ни единому его слову. Шестой час, уже зажигаются фонари. Нам пора возвращаться к Фрэнки.
Им действительно нужно было идти: они оставили Фрэнки в постели, туго закутанного в одеяло, точно мумия, под присмотром хозяина гостиницы. Тот вырастил своих трех сыновей и был уверен, что у Коры не ребенок, а паинька, а от простуды нет ничего лучше горячего супа. Фрэнсис, изумленный встречей с человеком, который смотрел на него не только без малейшего подозрения, но и практически без интереса, не смог устоять перед грубоватой лаской, на какую его мать никогда не была способна. Марта с Корой своими глазами видели, как он подарил хозяину гостиницы одно из своих сокровищ (кусок железного колчедана – мальчик в душе надеялся, что его примут за золото) и взялся за рассказы о Шерлоке Холмсе. Кора сама не понимала, как можно переживать за сына – когда Фрэнсис болел, его блестящее личико казалось девчачьим и у матери сжималось сердце от жалости – и при этом испытывать облегчение, расставаясь с ним. В гостинице они ютились в двух комнатах, так что Кора поневоле наблюдала все его маленькие ритуалы и не могла не заметить, что и ее гнев, и ласку Фрэнсис встречает с одинаковым безразличием. На главной башне замка и под голыми ивами на берегу реки Коулн она наслаждалась каждой минутой свободы, и возвращаться в гостиницу ей отчаянно не хотелось. Марта, ухитрявшаяся высказать мысли Коры, прежде чем они успевали прийти ей в голову, заметила:
– Посмотри на себя: полы пальто волочатся по лужам, а волосы промокли насквозь. Давай-ка лучше найдем кафе и переждем дождь. – И кивнула на ломившуюся от пирожных витрину под навесом, с которого капала вода.
– Тем более что он, скорее всего, сейчас спит, – нерешительно подхватила Кора, – как думаешь? И очень злится, когда его будят…
Сговорившись, женщины пересекли мокрую мостовую, блестевшую в лучах заката, и направились в кафе, как вдруг Кора услышала знакомый голос:
– Ба, да ведь это же миссис Сиборн!
– Неужели нас кто-то видел? – Кора с удивлением вгляделась в уличный сумрак.
– Да кто тебя тут может знать? – Марта с досадой поправила ремень сумочки: ей совершенно не улыбалось общаться с очередными назойливыми знакомцами. – Мы же тут меньше недели – наверное, обознались.
– Глазам своим не верю! Кора Сиборн собственной персоной!
Кора вскрикнула от удовольствия, выскочила на тротуар и замахала рукой:
– Чарльз! Как я рада вас видеть! Идите же сюда!
Навстречу ей под такими большими зонтами, что те перекрыли всю улицу, шагали Чарльз и Кэтрин Эмброуз. Кора никак не ожидала встретить их здесь. Чарльз был коллегой Майкла Сиборна по Уайтхоллу, хотя Кора никогда не понимала, какую же именно роль он исполнял: казалось, Эмброуз обладал вдвое большим влиянием, нежели обычные политики, но ответственности при этом не нес никакой. Чарльз был частым гостем на Фоулис-стрит. Его яркие жилеты и ненасытный интерес к жизни скрывали проницательный ум, который большинство не замечало, Кора же разглядела с первой встречи, чем тотчас покорила Эмброуза. Как ни удивительно, он был всецело предан жене, которая была настолько же миниатюрна, насколько сам Чарльз огромен, и не чаяла в нем души. Оба были щедры, великодушны, отзывчивы, так что, когда супруги в один голос заявили, что ни один врач не поможет занедужившему Сиборну так, как Гаррет, отказаться было решительно невозможно.
Кора успокоительно обняла компаньонку за талию:
– Ты же знаешь, мне бы тоже хотелось, чтобы были только мы с тобой да книги. Но ведь это же Чарльз и Кэтрин Эмброуз, ты с ними знакома, они тебе даже нравились, – нет, правда! Чарльз! – Кора присела в глубоком шутливом реверансе, который мог бы даже показаться изящным, если бы выставившаяся из-под платья нога не была обута в заляпанный грязью мужской ботинок. – Вы ведь знакомы с Мартой?
Та выпрямилась во весь рост и холодно кивнула.
– Надо же, Кэтрин! – продолжала Кора. – Я думала, вы и не догадываетесь, что Англия не кончается за пределами Палмерс-Грин, вы, часом, не заблудились? Дать вам карту?
Чарльз Эмброуз с отвращением уставился на грязный ботинок, твидовое пальто, слишком широкое в плечах, и сильные руки с обгрызенными ногтями.
– Признаться, я рад нашей встрече, хотя прежде мне никогда не доводилось видеть никого, кто настолько походил бы на королеву варваров, готовую совершить набег. Стоит ли подражать иценам[12] лишь потому, что мы сейчас на их землях?
Кора, которая решительно отказалась от корсетов, причесывала волосы рукой и запихивала под шляпу, а украшений не носила уже месяц, с того самого дня, как вытащила из ушей жемчужные серьги, ничуть не обиделась.
– О, я уверена, что и Боудикка постыдилась бы такого вида. Давайте выпьем кофе и подождем, пока распогодится! Мы-то вас ничуть не стесняемся. – Кора подхватила Кэтрин под руку, женщины подмигнули друг другу и проводили взглядом спину Чарльза в бархатном пальто: он величественно прошествовал в кафе.
– Как все-таки ваши дела? – Кэтрин остановилась на пороге, взяла Корино лицо в ладони, повернула к свету и внимательно оглядела ее высокие скулы и серо-голубые глаза.
Кора не ответила, боясь признаться, что постыдно счастлива. Ей было невдомек, что Кэтрин догадывалась, как Майкл Сиборн обходился с женой. Кэтрин все поняла по глазам Коры, привстала на цыпочки и поцеловала ее в висок. Стоявшая позади них Марта кашлянула; Кора обернулась к ней, наклонилась, взяла свой холщовый мешок и прошептала: «Всего полчаса, я обещаю…» И втолкнула свою спутницу в кафе.
– Кэтрин, так каким же ветром вас сюда занесло? Вы для меня – воплощение Кенсингтона и Уайтхолла. Вот уж не ожидала встретить вас во плоти за пределами Лондона!
Кора с удовольствием оглядела стол. Чарльз велел взиравшей на него с благоговением девушке в белом переднике принести по меньшей мере дюжину пирожных на ее вкус и к ним галлон чаю. Служанка явно предпочитала кокосовые: на столе появились миндальные бисквиты с кокосом, песочные коржики с кокосом и ромбовидные куски торта, политые малиновым вареньем и обвалянные в кокосовой стружке. Кора, за утро прошагавшая несколько миль, мигом проложила себе путь к красовавшимся в самом центре мадленкам.
– Да, – подхватила Марта, намеренно подпустив в голос металл, – какими судьбами?
– Приехали погостить у друзей, – пояснила Кэтрин Эмброуз, повела плечами, сняла пальто и с удивлением огляделась по сторонам.
В кафе приятно пахло и стоял полумрак. Ниспадавшая им на колени зеленая скатерть с кистями, видимо, понравилась Кэтрин: она погладила ткань и сказала, пряча улыбку: