Не выдерживает критики самый главный миф о Николае – миф о том, что он человек, который больше всего на свете любил свою семью. Если бы он умел любить своих детей, он уберег бы не только их, но и Россию.
Наутро 2 августа 1914 года Николай сообщил французскому послу Морису Палеологу:
«Я спал необычайно крепко. Когда я проснулся, я чувствовал себя так, как будто камень свалился с моей души. Я почувствовал, что все кончено навсегда между мной и Вильгельмом».
2 августа 1914 года, в 15.30, в Георгиевском зале был отслужен молебен, на котором присутствовало около 5 тысяч человек. Главным образом офицеры. Они в походной форме. По окончании молебна Николай объявил о начале войны:
«Офицеры моей гвардии, я приветствую в вашем лице всю мою армию и благословляю ее. Я торжественно клянусь, что не заключу мира, пока остается хоть один враг на родной земле».
Это заявление – точный повтор слов, которые Александр I произнес в 1812 году.
Потом государь пошел в залы, выходившие на Дворцовую площадь, и вышел на балкон.
При виде государя гигантская толпа, запрудившая Дворцовую площадь, упала на колени и запела «Боже, царя храни». Царь хотел что-то сказать, его сбило громовое «Ура!». Председатель Государственной думы Михаил Владимирович Родзянко, протискиваясь сквозь толпу, спросил у попавшихся ему рабочих, как же теперь будет с забастовками. «То было наше семейное дело; теперь мы пришли к своему царю как к знамени, и мы пойдем с ним во имя победы над немцами». Война была повсеместно встречена с каким-то опьянением. По поместьям крестьяне приходили к господам прощаться, то есть получать на чай. Крестьяне в ярких рубахах по-праздничному, некоторые в ясный летний день в лакированных калошах. Будущий глава Временного правительства Александр Федорович Керенский свидетельствовал: «Учитывая огромные просторы страны, результаты мобилизации внушительны – лишь 4 процента военнообязанных не прибыли в срок к месту приписки».
Война для России началась с погрома магазинов, принадлежавших русским немцам. На третий день громили германское посольство, привратник бежал на крышу и там был убит, толпа заполнила особняк, била стекла, выбрасывала в окна мебель, мрамор и бронзу эпохи Возрождения. К утру 5 августа жандармский полковник Сизов докладывал министру внутренних дел Маклакову: «Так что, ваше превосходительство, германцы начисто выгореть изволили».
31 августа указом Николая Петербург переименовали в Петроград. Некоторые обладатели немецких фамилий обратились к Николаю с просьбой о русификации своих имен. Николай не дал согласия.
Однажды княгиня Зинаида Николаевна Юсупова заметила государю, что общество раздражено на придворных «немцев».
«Дорогая княгиня, – ответил государь, – что же я могу сделать? Они любят меня. Правда, многие стары и выжили из ума, как бедняга Фредерикс. Третьего дня он подошел ко мне, хлопнул по плечу и сказал: „И ты, братец, здесь? Тоже зван к обеду?”»
8 августа состоялось историческое заседание Государственной думы. Присутствовали все министры и дипломаты дружественных держав. Выступление министра иностранных дел Сазонова было встречено овацией. В его голосе слышались слезы. Министр финансов Барн доложил Думе о блестящем состоянии финансов и о том, что хранившиеся в Берлине деньги были вовремя вывезены.
В это время Ленин направил Каменеву телеграмму. Он давал четкие инструкции. Депутаты-большевики должны в полном одиночестве заявить на заседании Думы, что они против войны и желают России поражения, потому что это приведет к гражданской войне и победе рабочего класса.
Вместе с Лениным война вызвала воодушевление у российского бизнеса. У него на это были свои, экономические причины.
Германский капитал доминировал на российском рынке в базовых отраслях. Еще до войны бизнес попытался воздействовать на власть с целью закрытия русского рынка для Германии. Такую экономическую политику приветствовали англичане.
Английская королева Виктория, бабушка русской императрицы Александры Федоровны, жены Николая II (англичане называли ее Аликс), правила Англией с 1837 по 1901 год. Если перевести на русские реалии, то это значит от Николая I до Николая II. Или от Пушкина до Блока. И ее правление составило в Британии целую эпоху, соответственно Викторианскую.
На Монпелье-сквер, в одном из старых уважаемых мест в Лондоне, английский писатель Джон Голсуорси поселил своего Форсайта, классического человека Викторианской эпохи. Форсайт и такие, как он, – собственники.
Трезвые, уверенные в себе, они уже избавились от тех комплексов, которые свойственны быстро разбогатевшим выходцам из низов. Их легендарный здравый смысл заставляет их презирать болтунов и радикалов, ценить стабильность, уважать труд и деньги. Эти люди к концу Викторианской эпохи, то есть к началу XX века, стали опорой Англии. Россия таких людей в нужном количестве не вырастила. И ей это дорого обошлось.
В 1914 году начинается короткий период политического единения русского бизнеса и русской монархии. Писатель Михаил Пришвин отмечает, что с началом войны в деревне исчезли хулиганы и черносотенцы. Дело в том, что в 1914 году вся Россия вмиг стала националистической. В довершение картины всеобщего патриотического подъема к Рождеству Священный Синод запретит елочку «как вражескую немецкую затею, чуждую православному народу».
С прискорбием надо сказать, что еще до того, как все завертелось, до того, как Австрия объявила войну Сербии, 26 июля в Петербурге уже прошла грандиозная уличная манифестация. Толпа кричала: «Да здравствует война!» 1905 год был забыт, Николай чувствовал, что он любим.
Русские офицеры полагали, что война продлится шесть недель, раздумывали, сразу ли брать с собой парадную форму для въезда в Берлин или ее вышлют на фронт с первым курьером. Немецкие офицеры, в свою очередь, рассчитывали 2 сентября завтракать в Париже. Очень осведомленный английский военный атташе в Брюсселе заявил, что имеются финансовые причины, из-за которых великие державы долго не продержатся. Он слышал это от премьер-министра, сказавшего, что так думает лорд Холдейн. В Петербурге пессимистов, которые говорили, что война продлится шесть месяцев, обвиняли в пораженчестве.
За год до начала Первой мировой войны умирает генерал-фельдмаршал Альфред фон Шлиффен, крупнейший военный теоретик, начальник Генштаба Германии до 1905 года. Он автор теории блицкрига, или молниеносной войны. Идея Шлиффена была в том, чтобы обходным ударом через Бельгию быстро разбить главные силы Франции и обрушиться на Россию. Именно этот план Шлиффена германский Бундесвер пытался реализовать и в Первую, и во Вторую мировую войну.
В 1914 году план молниеносной войны реализовывал начальник германского Генштаба Гельмут фон Мольтке. Генерал-полковник Мольтке был убежден, что война будет длительной и изнуряющей.
19 января 1917 года, в 11 часов утра, на аудиенцию к Николаю в Царское Село приедет отставленный в 1914 году экс-премьер Владимир Николаевич Коковцов. Когда он входит в кабинет, государь стоит у окна у самых входных дверей. Он не предлагает посетителю сесть. Внешний вид Николая таков, что Коковцов спрашивает о состоянии его здоровья.
Он страшно исхудал, лицо осунулось и покрылось мелкими морщинами. Глаза выцвели, полностью утратили темно-коричневый оттенок, белки совсем желтые. Взгляд постоянно перемещался с предмета на предмет.
Коковцов произносит: «Ваше величество, те, кто видит вас часто, очевидно, не замечают вашей перемены».
Государь с беспомощным выражением лица отвечает: «Я здоров и бодр, мне просто приходится много сидеть без движения. Может быть, я неважно спал эту ночь. Вот пройдусь по парку и снова приду в лучший вид».
Государь не может вспомнить, зачем он вызывал Коковцова. Со странной бессознательной улыбкой он смотрит на собеседника, как будто ищет у него поддержки. Он совершенно растерян, молчание тянется слишком долго. Все продолжая улыбаться, государь говорит: «Я не готов сегодня к разговору, я подумаю, напишу вам, и при следующем свидании мы уже обо всем подробно поговорим». С той же улыбкой государь подает Коковцову руку и сам отворяет дверь в приемную.
В приемной доктор Боткин. Коковцов обращается к нему: «Вы что, не видите, что государь накануне душевной болезни, если уже не в ее власти, и вы понесете тяжелую ответственность, если не примете меры». Доктор Боткин отвечает, что государь просто устал.
Это было за пять недель до Февральской революции. В 1918 году доктора Боткина расстреляют вместе с Николаем.
1915
Год 1915-й. Русская армия отступает. Отступление на фронте оборачивается немецкими погромами на фабриках, в магазинах и частных квартирах в Москве. В Цюрихе Ленин мечтает о перерастании мировой войны в гражданскую. Весной 1915-го в Берне в Швейцарии проходит женская конференция с участием Крупской, Клары Цеткин и жены Зиновьева Лилиной. Дамы мечту Ленина о гражданской войне не поддержали. Проголосовали за лозунг «Труженицы всех стран, объединяйтесь!».
В это же самое время старец Григорий Распутин совершает свой легендарный загул в ресторане «Яр».
В разгар Русско-японской войны и революции в 1905 году русский император Николай пригласил приехать из Парижа французского медиума доктора Пайноса. Целью этого приглашения было желание Николая посоветоваться с духом своего отца Александра III о средствах умиротворения страны.
Самым подходящим местом для вызывания духа сочли детскую наследника Алексея, которому не исполнилось еще и года. Дух Александра III якобы неизменно являлся во время медиумических сеансов. Николай, вероятно, чувствовал себя Гамлетом. Наследник Алексей, очевидно, духа деда не видел, потому что спал.
В своем дневнике Николай не оставил информации о советах отца, зато ноября 1905 года появляется запись:
«Пили чай с Милицей и Станой, познакомились с человеком Божьим Григорием из Тобольской губернии».
В свою очередь Божий человек Григорий из Тобольской губернии, то есть Григорий Распутин, позже делился своими воспоминаниями о знакомстве с первой российской четой:
«Когда революция подняла высоко голову, то они очень испугались. И давай складывать вещи, чтобы куда-то спрятаться. Я долго их уговаривал плюнуть на все страхи и царствовать. Все не соглашались. Я на них начал топать ногою и кричать. Первая государыня сдалась, а за нею и царь. Царица подняла кверху руки и со слезами сказала: „Григорий! Если все люди восстанут на тебя, то я не оставлю тебя, не послушаюсь”».
Царица, не лишенная воли, свое слово сдержала. Но даже лишенный воли Николай остался в этом вопросе непоколебимым настолько, что, можно сказать, пожертвовал короной, лишь бы оставить около себя Распутина.
Распутин обращался с венценосной парой сурово, уверенно и непринужденно. Это почерк опытного дрессировщика.
Морис Палеолог, французский посол в России, писал, что царь и царица в красочном многословии Распутина услышали, как им показалось, «голос земли русской». Поэтому, не отрекшись от Распутина, последние Романовы в соответствии с русской трагической традицией в известном смысле отдали жизнь за народ. Вообще поразительно, что русский царь разделил классическое представление русской интеллигенции, во-первых, о народе, а во-вторых, о том, как надо его любить. В данном, романовском, случае им даже не пришлось ходить в народ. Народ в лице Распутина сам к ним пришел. Суть знаменитой гипнотической силы Распутина как раз и заключалась в том, что Романовы приняли Распутина за народ. Он и был плоть от плоти народа.
На допросе в ЧК, но не в знаменитой ЧК, а в первой, организованной Временным правительством после Февральской революции, 6 апреля 1917 года соратник Распутина, знаменитый великосветский гомосексуалист князь Андроников, рассказал: «Распутина нашел великий князь Николай Николаевич. У великого князя заболела собака. Он приказал ветеринару, чтобы собака выздоровела. Ветеринар сказал, что у него есть заговорщик в Сибири, который может заговорить собаку. Заговорщика выписали. Оказался – господин Распутин. Случайно или нет, но факт, что собака не околела. Потом он вылечил невесту великого князя Николая Николаевича».
Как раз с ней, черногорской княжной Анастасией, в первом браке герцогиней Лейхтенбергской, а по-домашнему Станой, и с ее сестрой Милицей и пил чай Николай, когда впервые увидел Распутина. Именно эти две сестрицы притащили чудотворца Распутина во дворец.
Экс-премьер Витте конкретно указывает на главную цель черногорок в истории с Распутиным: «Прежде всего явилось у них желание раздобыть побольше денег. Вообще эти особы крепко присосались к русским деньгам». Впоследствии, в эмиграции в Антибе, великому князю Николаю Николаевичу было на что жить. Стана была бережлива. Распутин лично благословил брак великого князя и черногорки. И, надо сказать, не только в благодарность за пропуск в Зимний. Черногорки номер 1 и номер 2, Сцилла и Харибда русского двора, Стана и Милица были ему готовыми клиентами.
Отец убийцы Распутина Феликса Юсупова, Феликс Юсупов-старший, вспоминает: «Однажды в Крыму встретил великую княгиню Милицу в карете с каким-то незнакомцем. Я поклонился ей, но она на поклон не ответила. Позже я спросил ее почему. Она ответила: „Потому что вы не могли меня видеть. Ведь со мной был доктор Филипп. А он был в шляпе. А когда он в шляпе, он и его спутники невидимы”».
Шарлатан доктор Филипп был во дворце до Распутина. Распутин его сменил.
1915 год. Петербург. Из полицейских донесений.
24 НОЯБРЯ. Распутин пришел домой очень пьяный и сейчас же ушел. Вернулся в два часа ночи совершенно пьяный.
3 ДЕКАБРЯ. Распутин ушел с квартиры и вернулся пьяный.
5 ДЕКАБРЯ. Распутин вернулся в три часа ночи пьяный.
7 ДЕКАБРЯ. Распутин вернулся домой в пять часов утра довольно пьян.
15 ДЕКАБРЯ. Распутин с подполковником Езерским отправился на моторе в ресторан «Вилла Родэ» и в два часа ночи наблюдением были там оставлены.
20 ДЕКАБРЯ. Распутин с секретарем митрополита Питирима Осипенко отправились в ресторан «Вилла Родэ». Распутин вернулся домой около семи утра мертвецки пьяный.
Декабрь 1915-го – месяц не исключительный. Полицейские донесения за весь 1915 год фиксируют столь же однообразную картину. Пьянство между тем никого не должно вводить в заблуждение.
Это просто одно из принятых условий игры. Сама игра велась абсолютно трезво.
В 1915 году средства массовой информации впервые принялись за Распутина. Французский посол в России фиксирует это конкретной датой – 29 августа. До сего дня цензура и полиция защищали Распутина от всякой критики в газетах. В начале 1912 года вышла было серия статей, осуждающих Распутина за безнравственность по статье 1001 Уложения, то есть за порнографию.
Но статьи были арестованы, суды, под давлением министра юстиции Щегловитова, эти аресты утверждали. В одной из московских типографий был рассыпан шрифт и уничтожен текст подготовленной брошюры о Распутине, чем была крайне раздосадована старшая сестра императрицы великая княгиня Елизавета Федоровна, которая читала текст брошюры и надеялась на ее эффект в Царском Селе.
Из допроса бывшего министра внутренних дел Протопопова в ЧК Временного правительства 21 июля 1917 года:
– Были такие статьи, про которые я прямо указывал, что их нельзя печатать. Я указывал, и мне указывали.
– Кто вам указывал?
– Царское Село. Мне говорили, что печать надо обуздать, говорили: „Что вы допускаете, разве это возможно?”»
Николай жаловался: «Я не понимаю, неужели нет никакой возможности исполнить мою волю?»
Военный министр Поливанов вспоминал, что ему был известен циркуляр, коим запрещалось писать о Распутине.
В 1915 году произошел настоящий прорыв. Кампанию против Распутина открыла газета «Биржевые ведомости». Было откровенно рассказано о разврате, интригах, воровстве, скандальных связях с высшим чиновничеством и высшим духовенством. Газета при этом избежала всякого намека на близость к царю и царице, но задалась вопросом, не является ли сговор бюрократии с Распутиным самым страшным обвинением режиму.