Монтгомери хотел представить 1-й союзной воздушно-десантной армии fait accompli[125], одобренный Верховным главнокомандующим, и ему это удалось. Он также решил бросить силы на Арнем, а не на Везель – переправу в последнем явно пришлось бы брать вместе с 1-й американской армией.
Высказывались предположения, что Браунинг тоже предпочитал Везель, но он ратовал за «Комету» и Арнем. Теперь под его началом находились не полторы дивизии, а три с половиной, и сомнительно, что он стал бы противоречить фельдмаршалу. И вряд ли 10 сентября Браунинг в беседе с Монтгомери обмолвился, будто Арнемский мост «слишком далеко»: похоже, они в тот день вообще не встречались. В дневнике Демпси, где говорится об утренней встрече с Монтгомери, о Браунинге не говорится ни слова, а сам он прибыл в штаб Демпси только в полдень, когда Монтгомери встречался с Эйзенхауэром.
Волнение Браунинга было вполне понятным: его воздушно-десантный корпус наконец-то собирался действовать. Из штаба Демпси он отправил в 1-ю союзную воздушно-десантную армию в Саннингхилл-парке единственное кодовое слово – «Новый»[126]. Это означало, что в день его возвращения состоится вечернее совещание по планированию.
Генерал Бреретон, со своей стороны, должен был глубоко оскорбиться тем, что Монтгомери не пытался заранее спросить его совета, и эта обида была бы совершенно оправданна. Эйзенхауэр в изначальной директиве настаивал на совместном планировании. Монтгомери сознательно проигнорировал это указание и написал фельдмаршалу Бруку: «Штабной армии отклонил мой запрос войск, призванных на помощь в захвате Валхерена, и теперь Айк приказывает им делать то, о чем я прошу».
Двадцать семь старших офицеров собрались в конференц-зале в Саннингхилл-парке в 18.00 – заслушать отчет генерал-лейтенанта Браунинга о решениях, принятых в тот день в Бельгии. Там были и Бреретон, и его начальник штаба, бригадный генерал Паркс, и генерал-майор Пол Уильямс из 9-го ТАК, и бригадный генерал Джеймс Гэвин из 82-й вдд, и бригадный генерал Энтони Маколифф из 101-й. Удивительно, но не пригласили ни генерал-майора Уркварта из 1-й вдд, ни генерал-майора Сосабовского. Единственным присутствующим британским офицером, кроме штабистов Бреретона, был вице-маршал авиации Холлинхёрст из 38-й группы. Более чем вероятно, что Браунинг не желал присутствия Уркварта: он хотел держать свои планы под полным контролем.
Браунинг представил разработанный совместно с Демпси график перелетов, основанный на операции «Линнет». Он слегка слукавил и представил дело так, словно все происходящее уже одобрено Эйзенхауэром, хотя Верховный главнокомандующий и в глаза этих планов не видел. Бреретон и его сотрудники в частном порядке отвергли план как «умозрительный набросок»[127]. Браунинг сказал как отрезал: операция пройдет с 14 по 16 сентября, через три дня. Опасно короткий срок.
Бреретон поднял первый ключевой вопрос: будет ли это ночная или дневная операция? Немецкие ночные истребители «были более эффективны, но зенитные снаряды гораздо точнее бьют днем, а не ночью»[128]. Бреретон выбрал день – «с расчетом на то, что верное использование вспомогательных воздушных сил позволит заранее выбить зенитки в ходе самих воздушных операций». Его штабисты утверждали, что «это смелое решение: зенитная артиллерия в районе операции “Маркет” возросла более чем на треть, а самолеты-транспортники, не имевшие ни вооружения, ни герметичных баков, летали на скорости от 120 до 140 миль в час». Но начальник разведки бригадного генерала Гэвина, который тоже присутствовал на совещании, счел эти оценки преувеличенными. По его словам, предложенная Бреретоном «оценка зенитной артиллерии сильно отличается от той, которую я получил от 2-й американской бомбардировочной дивизии всего четыре часа тому назад. Эта дивизия ежедневно летала над Неймегеном»[129].
Бреретон попросил выступить генерал-майора Уильямса. Слова начальника транспортно-десантного авиационного командования, должно быть, произвели на Браунинга эффект взорвавшейся бомбы. Большинство ключевых предположений, над которыми он и Демпси работали в тот день, были отброшены. «Генерал Уильямс заявил, что в перелет необходимо внести изменения… Расстояние исключает возможность применения двойного буксирного троса… только одинарный»[130]. Иными словами, каждый самолет мог тащить на буксире лишь один американский планер, а не два, как рассчитывали Браунинг и Демпси. На каждый перелет можно было брать лишь половину планеров. А так как шла середина сентября, дни были короче, а утро – туманнее, Уильямс исключил возможность двух перелетов в день.
Выходило, что для доставки дивизий требуется до трех дней – и то если летная погода будет идеальной. Таким образом, в операции «Маркет», воздушной части операции «Маркет – Гарден», в решающий первый день можно было десантировать столько же бойцов, что и в операции «Комета», ведь половину войск следовало оставить позади – охранять зоны десанта и сброса грузов для последующих перелетов. А немцы, определив намерения союзников, могли в последующие дни направить в эти районы войска и огонь зенитных батарей. Можно сказать, что упрямство Уильямса отчасти диктовалось желанием отомстить за намеренный отказ фельдмаршала обратиться за советом к ВВС, но основная вина лежит на Монтгомери, с такой решимостью навязавшем непродуманный план.
Операция «Маркет – Гарден». 17–26 сентября 1944 г.
На следующее утро, 11 сентября, генерал-майор Уркварт посетил совещание Браунинга. Штаб 1-го британского корпуса находился к северо-западу от Лондона – в большой и замысловатой палладианской усадьбе Мур-парк с дивным портиком из коринфских колонн. Браунинг нарисовал на покрытой тальком карте три больших круга – цели трех подразделений. Нарисовав третий, он пристально и нарочито тревожно взглянул на Уркварта и сказал: «Арнемский мост – удержите его»[131].
Позднее подробное изучение местности показало: из-за характера высот к северу от Недер-Рейна в план обороны следовало включать и весь Арнем с населением в 100 тысяч человек, и зоны десантирования за городом. Иными словами, периметр во много раз превышал обычную протяженность фронта, которую могла удержать дивизия. Уркварт не мог не задаться вопросом: а эта цель, самая далекая и опасная, – комплимент боевой силе его 1-й вдд? Или крах дипломатии союзников, неспособной пережить катастрофу, когда англичане командуют американцами? Он сильно подозревал последнее – и был прав.
Следующее совещание прошло в штабе 9-го ТАК в Исткоте, на той же северо-западной окраине Лондона. Офицеры американских ВВС более или менее определяли выбор зон десантирования и сброса груза. В основном их волновала возможность избежать огня немецких зенитных батарей при заходе и выходе. Для простоты и в условиях нехватки времени начальники авиации работали по планам более ранних операций, и все же генерал-майор Уильямс отверг ключевой элемент прежних планов – идею внезапного удара, coup de main, силами отрядов на планерах. Вице-маршал авиации Холлинхёрст из 38-й группы ВВС сообщил, что будет только рад взять их на себя. Уильямс отказал: «При обычном рейде отрядам не хватит сил захватить и удержать главные мосты»[132]. Но, согласно записке Холлинхёрста, решение о проведении всей операции «средь бела дня» было принято, «потому что [американская] 8-я воздушная армия не могла управлять истребителями на заре или в сумерках», – вот внезапный налет и отменили. Правила американцев насчет видимости были строже, нежели в Королевских ВВС. Но если бы даже рота высадилась до рассвета, как во время операции «Дэдстик» на мосту Пегас в Нормандии, она привлекла бы на мост все немецкие войска задолго до прибытия основных сил, и Браунинг отказался рассматривать внезапный натиск в дневное время.
Командир 101-й вдд генерал-майор Максвелл Тейлор, отвечавший за первые шестьдесят километров дороги, отказался десантироваться «в семи отдельных областях»[133] рядом с семью мостами, которые должен был захватить. Он боялся рассеять подразделение. Число областей сократили до двух, а позже, после встречи с Демпси, область его ответственности за защиту маршрута на север сократили до двадцати пяти километров.
Гэвин тоже был недоволен рассеянием зон десантирования. Уильямс наотрез отказался их менять. По крайней мере 101-й вдд отдавали больше всего самолетов: она находилась ближе всех к базе операции. 82-я стояла следующей в очереди, а британская 1-я получала меньше всех – отчасти потому, что генерал Браунинг присвоил тридцать восемь планеров для своего штаба корпуса. (Позднее немецкие офицеры, анализируя операцию, пришли к другому выводу: они считали, что самую дальнюю дивизию следовало усилить максимально.)
Воздушные маршруты и зоны десантирования определила концентрация немецких зенитных орудий. Транспортно-десантное авиационное командование хотело держаться подальше от ключевых мостов в Арнеме и Неймегене именно из-за ПВО. В Арнеме им к тому же угрожал аэродром люфтваффе в Делене, к северу от города. В итоге британскую дивизию должны были десантировать далеко на западе, в десяти, а то и тринадцати километрах от автомобильного моста, и внезапность, важнейший элемент воздушных операций, была потеряна еще до начала полета.
«Одна из величайших трудностей при проведении этой операции заключалась в негибком планировании транспортно-десантного авиационного командования, – отметил главный разведчик Гэвина полковник Нортон. – Наземный план стал почти вторичным по отношению к воздушному»[134]. У генерал-майора Уркварта из 1-й вдд просто не имелось опыта решительных переговоров с ТАК. Он принял те зоны десантирования и сброса груза, которые ему указали. «За летчиками оставалось последнее слово, – писал позже Уркварт, – и мы это знали»[135]. Но эти летчики были твердо уверены, что иных мест нет.
Многие историки, следуя подходу «а вот если бы», уделяли столь много внимания различным аспектам операции «Маркет», что склонны были упускать из виду главное. Ее план изначально был очень плохим. В этом источник всех прочих проблем. Монтгомери не проявил никакого интереса к практическим моментам воздушных операций. Он не потратил времени на анализ хаоса, который творился при десантировании в Северной Африке, на Сицилии, на полуострове Котантен в Нормандии. Начальник разведки Монтгомери бригадный генерал Эдгар Уильямс указал также, что «Арнем зависел от изучения местности, и Монти, когда решился на операцию, его не провел»[136]. Он упрямо отказывался слушать принца Бернарда[137], голландского командующего, когда тот предупреждал: бронетехнику на высотах, на дороге-однорядке, не развернуть и в низины, на польдеры, ее просто не вывести!
Уильямс также признал, что в 21-й группе армий «оценили врага очень слабо… Очень мало знали о положении дел»[138]. Но превыше всего был факт, так и не признанный официально: успешной операция могла быть только в том случае, если все пройдет как по маслу. А неписаный закон войны гласит: ни один план не остается неизменным после столкновения с врагом. И это было вдвойне верно для воздушных операций. Вероятность, что немцы взорвут в Неймегене огромный автомобильный мост через Ваал, почти не обсуждалась. Сделай они это, и 30-й корпус, возможно, не смог бы вовремя достичь 1-й воздушно-десантной дивизии в Арнеме. Но немцы не уничтожили мост, и это была удивительная и совершенно нехарактерная ошибка, на которую в планах союзников никогда не стоило рассчитывать.
Еще 11 сентября адмирал Рамсей вылетел в Гранвиль, куда Эйзенхауэр вернулся после встречи с Монтгомери на аэродроме Брюсселя. «Пошел повидаться с Айком, он снова в пижаме, мается с коленом, – писал Рамсей в дневнике. – Остался на чай, и он заговорил о Монти, о командовании, о трудностях, о будущей стратегии… Он явно обеспокоен, и виной тому, несомненно, Монти, который ведет себя плохо. Айк не верит в его лояльность, и, вероятно, не без оснований. Он никогда раньше не позволял себе таких бесед со мной»[139].
В течение нескольких дней Рамсей пытался встретиться с Монтгомери – поговорить об эстуарии Шельды и открытии огромного порта Антверпена. Фельдмаршал его проигнорировал. Насколько он знал, Антверпен решили поручить 1-й канадской армии. Но Монти, одержимый порядком, настаивал на географическом продвижении. Канадцам велели продолжить наступление на побережье и захватить гораздо меньшие и более поврежденные порты Ла-Манша. В любом случае фельдмаршал явно полагал, что если сможет пересечь Рейн, то с Антверпеном можно будет разобраться и потом.
В то же время он пытался добыть все, что мог. 11 сентября, на следующий день после встречи в самолете на аэродроме Брюсселя, Монтгомери послал Эйзенхауэру сообщение: «Ваше решение о том, что северное направление на Рур не имеет приоритета над другими операциями, будет иметь определенные последствия, о которых вы должны знать… Пересмотренная операция “Комета” не может, повторяю, не может состояться самое меньшее до 23 сентября… Задержка даст врагу время для организации более эффективных оборонительных мероприятий»[140]. Как утверждал Монтгомери, теперь оказалось, что у него нет достаточных средств. Эйзенхауэр, пришедший в ужас оттого, что союзники могут провалиться и с плацдармом на Рейне, и с безопасностью Антверпена, послал разобраться во всем своего начальника штаба, генерала Беделла Смита.
На следующий день Беделл Смит вылетел в тактический штаб Монти. Он пообещал ему дополнительно 500 тонн припасов в день, даже ценой лишения трех американских дивизий их транспорта, и заверил, что 1-я американская армия также получит приоритет и защитит его правый фланг. Это означало, что Паттон остановится в Сааре. Монтгомери чувствовал, что одержана «великая победа», и хвастался фельдмаршалу Бруку тем, что его послание «дало волнующий итог. Айк уступил и сегодня послал ко мне Беделла. Наступление на Саар должны остановить»[141].
Монтгомери, получив то, что хотел, направил Эйзенхауэру еще одно донесение: «Спасибо, что послали ко мне Беделла. Имея гарантии в том, что я получу 1000 тонн ресурсов в день, а Ходжес – все необходимое ему обслуживание, я снова рассмотрел свою проблему. Сейчас я назначил “День ‘Д’” для операции «Маркет» на воскресенье, 17 сентября»[142]. Тем временем Брэдли был в ярости, что с ним так и не посоветовались, и, как только он обо всем узнал, сразу заявил Эйзенхауэру, что «решительно возражал»[143] против этого плана. Паттону стало плохо. «Монти творит что хочет, – писал он в дневнике, – и Айк говорит: “Да, сэр”»[144]. На самом деле Монтгомери не получил ничего из обещанного и впоследствии сослался на это, пытаясь переложить на других вину за провал операции «Маркет – Гарден». Генерал Эйзенхауэр до конца дней своих так и не смог пробить броню упрямства Монтгомери и донести до того мысль, что именно фельдмаршал ответствен за ошибки. Тот этого так никогда и не признал.
Глава 4
Отставить сомнения!
Утром 10 сентября, когда Демпси убедил Монтгомери отменить операцию «Комета», вести об этом дошли до британской 1-й воздушно-десантной дивизии. По словам одного офицера из 2-го батальона Фроста, «вся бригада подалась в Ноттингем и Линкольн, чтобы надраться в хлам, как умеет только 1-я воздушно-десантная»[145]. Но по возвращении с дикого похмелья они узнали, что им все-таки предстоит новая, более важная миссия.