Клянусь гробом Господним! Мы не позволим им построить у нас Вавилонскую башню и выпустить на улицы наших городов их, погрязшую в грехах и пороках блудницу!
…Всякий раз слушая подобное, Отто фон Дитц испытывал ни с чем не сравнимый внутренний цепенящий восторг до какой-то пламенеющей дрожи в груди. Речи вождя были зажигательными, экспрессивными, даже неистовыми, но бешено притягательными за собой и всегда побуждающими к решительному действию. Если вдруг шло что-то не так, он брал паузу, делал характерный магический жест, призывая к вниманию, и с новой силой убеждённо обрушивался на замеревшую в экстазе толпу. И, право, те кто видел своего кумира в такие мгновения, навсегда запечатлял в памяти своей его необыкновенный образ. Руками он с такой нервической силой держался за край трибуны, дверцы правительственного лимузина или поясного ремня, что концы длинных пальцев его белели, как снег; властно откидывая голову назад, расправляя плечи, или напротив, вытянув напряжённую шею вперёд, всем корпусом перегнувшись за решётку или перила балкона, он весь, одним огромным ртутно-свинцовым взглядом устремлялся к тому месту, где случались « затор» или « шумиха» в огромной толпе…Быстро и точно находил причину…Выхватывал из толчеи несогласных и магически приковывал к себе их внимание. И странно: он точно наслаждался их столбнячной немотой и безмерною мукой – так весел, так ликующе строг, так дерзко – радостен был его стремительно атакующий взор. Взор властелина людских сердец и непревзойденного погонщика душ.
Подчас под его гипнотически-колдовским взглядом среди доведённых до края людей случалось смятение, истеричные вопли и крики душевных припадков, происходивших из-за переизбытка душевного восторга, радости и выброса в кровь адреналина. В каком-то паническом экстазе люди со слезами на перекошенных лицах бросались к своему кумиру, буквально на глазах превращаясь в неуправляемое ревущее безбрежное стадо, готовое снести все преграды на своём пути, лишь бы коснуться, припасть губами к руке своего миссии. Они цеплялись друг в друга, угрожали оскаленными зубами, душили, рычали, пытаясь пробиться вперёд первыми…
Но их всегда дружно встречали плотные кордоны – цепи штурмовиков и не особо церемонясь оттесняли на прежний рубеж.
Если же толпа оказывалась протестной, агрессивной, неуправляемой в ход шли другие методы. Облачённые в коричневые рубахи, с нарукавной свастикой, чёрные бриджи, круглые кепи с козырьками и высокие сапоги, натасканные, как бойцовские псы, штурмовики, разъяв ряды, пропускали и отсекали атакующий авангард толпы. Вновь сомкнувшись, окружив пёстрые рыхлые комья коричневой стеной, молодчики рьяно принимались за дело. Толпа сжатая железным кольцом, стенала, вопила, тщетно пытаясь хоть куда-то прорваться…И тогда по ней узким разящим клином ударяли особые « охранные части» крепкошеих штурмовиков. Зачехлённые в мрачную форму, рослые, сильные, все, как калиброванные оловянные роботы, они поднимали и опускали дубинки. Машинально, мощно разили орущую на разные голоса толпу. Уверенно и привычно рассекали её, разваливали на куски, как рубщики в мясной лавке. И в каждый надруб, в каждую трещину, расширяя её, проникали штурмовики, раздавали наотмашь удары. Оцепление открывало проход, и в него, избиваемая, озверевшими штурмовиками устремлялась толпа протестующих. Люди бежали, истошно кричали, роняли древки флагов и транспарантов, но их настигали, крушили по головам, и люди валились, как расколотые чурки, закрывали дрожащими руками окровавленные головы, от сапог и свистящих палок…
При таких досадных раскладах на площадях городов, где выступал Рейхсканцлер Германии Адольф Гитлер, выруливали огромные грузовые фуры. Несогласных демонстрантов хватали, волокли к машинам, как мешки с мусором, забрасывали в серые зарешеченные короба урчавших моторами машин. Ещё кружились на ветру листовки, валялись растоптанные флаги и клочья транспарантов; разбегались по жерлам улиц разрозненные останки антифашистов, отъезжали тяжёлые, набитые людьми, клети, а легионеры СА и СС, победно грохоча кованными каблуками, уже маршировали вдоль командных трибун, разбрызгивая рубиновую слякоть из-под сияющих сапог.
…Гитлер с хищной улыбкой на нервном мятом лице, благосклонно кивал победителям. Выбрасывал вперёд в нацистском приветствии руку, сверкал стальными глазами по ровным, словно по нитке, выстроенным рядам своих штурмовых отрядов…И весь, блистая мощью безграничной веры в своё священное предназначение, вновь начинал вещать с фанатичной убеждённостью, воинственной агрессивностью и диктаторской волей одновременно:
– Нет! Нет!! И ещё р-раз тысячу раз нет!!!
Рыцарский дух Священной Германии неистребим! Это мы – потомки благородных ариев. Это мы немцы – избранный Господом Богом народ, на который возложена Небом великая миссия! Мы очистим Германию, Европу, а затем и весь мир от иудейской проказы и предадим её очистительному огню!
Мы, национал-социалисты убеждены: это дьявольски продуманная, тщательно организованная акция, связанная с расчисткой Германии от немцев, для того, что бы в конце концов полностью оккупировать её еврейством со всего мира!
Эта политика Веймарской республики, проводимая предателями Германии, которые продали и друзей и союзников, свои души и кровь – подлежат уничтожению, как и те, кто её приветствует!
Имеющий уши да услышит…Такая политика проводится до сего дня, потому, что эти кабинетные крысы боятся нашего немецкого духа и наших беспощадных штыков возмездия. Поэтому они делают всё, чтобы разрушить немецкий порядок и элементарную, человеческую справедливость, лишив вас работы, заработка, социальных прав и защит, лишив должной медицинской помощи и образования ваших детей, лишив человеческого достоинства и надежды на лучший завтрашний день!!
Но мы – немцы, без справедливости и порядка жить не можем! Или что же?? Мы безропотно примем их гнусную доктрину, что мы, немцы, люди второго сорта?! Что наш интеллект ниже их?..Или признаем, что иудеи захватывают должности и власть благодаря своему всепроникающему влиянию и определяют всю нынешнюю политику нашей страны? А мы! Мы будем тупо, как свиньи копаться рылом в дерьме в поисках желудей!!
Scheibe! Scheibe! Scheibe! Но разве только в них проблема Германии? Я к вам обращаюсь, мой обманутый, многострадальный народ! И снова в десятку! Браво! Да, в нас! Мы до сих пор смотрим на это всё, сидя за полупустой кружкой выдохшегося пива, без пфеннига в кармане, и лишь в пустую, сотрясаем воздух! А надо действовать, чёрт возьми! Действовать!! Надо достать из ножен мечи!! Собакам собачья смерть!
И последнее! Это обязан глубоко понять каждый немец. Чтобы чувствовать боль и страдания немца надо быть чистокровным немцем. Быть обязательно немцем по духу. Надо впитать с молоком матери любовь к Отечеству, к своему народу, своей крови! Сегодня немецкое государство руководимое, выжившим из ума, безвольным стариком Гинденбургом и его приспешниками, – является орудием геноцида и истреблением нашего народа. Орудием подавления германского духа и самосознания, орудием ограбления немецких природных и культурных богатств. Сегодня Германии в срочном порядке необходима беспощадная чистка, перековка германской нации, а с нею и однозначная смена политической власти.
Поэтому, наша партия НСДАП, как и прежде призывает всех мыслящих, здоровых мужчин и женщин, всех патриотов, – встать в её спасительные стальные ряды.
Мы национал-социалисты объявляем всей этой чужеродной расплодившейся нечисти, новый Крестовый поход!
Глава 4
« Один народ! Одна Империя! Один фюрер!» Это воззвание Гитлера к нации стало для Отто фон Дитца и Германа Шнитке, как и для миллионов немцев непререкаемым догматом. От этих откровенных решительных слов вождя, они испытывали, как и другие молодые офицеры Фатерленда, терпкую гордость за своё, поднявшееся с колен Отечество, и какой-то ещё сладостный, чарующий прилив сил, точно они испили из магической чаши Грааля волшебного зелья, самого желанного и самого сильного, какое только когда-нибудь знал мир.
* * *
Это случилось в 1939 году…Гитлер продолжил оказывать сильное давление на Польшу, стремясь получить разрешение на строительство экстерриториального шоссе через Польский коридор в Восточную Пруссию. Так же он требовал возвращение Данцига в составе Германии. Эти претензии Гитлера сопровождались даленейшими дипломатическими манёврами в январе и марте того же года.
На эти дипломатические инициативы Варшава ответила отрицательно, справедливо полагая, что они являются лишь предлогом для немецкой территориальной экспансии в отношении Польши. Поляки беспокоились, что Германия попытается осуществить на Польшу такое же дипломатическое давление, какое она оказывала на Чехословакию.
…К концу марта 1039 года немецкие дипломаты уже не прибегали к показной мировой риторике. Гитлер объявил высшему руководству Вермахта, что « Польский вопрос» будет решён военным путём. Тогда же англичане объявили, что гарантируют безопасность Польши в случае немецкой агрессии.
Перспективы у Польши были откровенно мрачными: Великобритания, при всём своём благожелательном отношении, не могла представить реальную военную мощь. Соседи Польши так же не хотели ей помочь, боясь навлечь на себя гнев непредсказуемой Германии. От гипотетической поддержки СССР польские политики так же отказались, потому, что были уверены: любая советская военная помощь неизбежно придёт к оккупации польских земель.
Тем временем с учётом успехов немецкой дипломатии и очевидной нерешительности и слабости Франции и Великобритании, Сталин начал размышлять о соглашении с Германией. По результатам Первой мировой войны СССР так же потерял территории в Восточной Европе, и, как и Германия, хотел бы подвергнуть ревизии установленные на тот момент государственные границы. И хотя идеологии нацистской Германии и коммунистического СССР были диаметрально противоположными, интересы этих двух держав в 1939 году оказались схожими.
Большая часть восточной Польши со времени произошедших в XVIII веке и до 1918 года разделов находилась под властью России. Так же в данном регионе проживало много белорусов и украинцев. Эти обстоятельства давали основания для выдвижения претензий на данные земли. Кроме того Иосиф Сталин стремился вернуть под свой контроль бывшие « окраины Российской империи» – страны Прибалтики, Бессарабию и Финляндию. Летом 1939 года немецкий посол в Москве начал активно зондировать политическую ситуацию на предмет возможности заключения советско-германского соглашения.
25 августа 1939 года имперский нарком иностранных дел Иохим фон Риббентроп и советский нарком иностранных дел Вячеслав Молотов объявили, что Германия и СССР подписали Договор о ненападении. Это сообщение вызывало настоящий шок, эффект разорвавшейся бомбы, поскольку никто, даже в горячечном бреду, не мог даже предположить, что эти идеологически непримиримые антиподы пойдут на компромисс. И для Гитлера, и для Сталина этот союз был временной мерой и значительной степени являлся фиктивным, что и подтвердилось два года спустя.
После заключения пакта Молотова-Риббентропа уже ничто не мешало Гитлеру вторгнуться в Польшу. Фюрер был убеждён, что лидеры Британии и Франции любой ценой попытаются избежать войны, и что, даже если они предпримут какие-либо шаги, их действия будут нерешительными и неэффективными. Твёрдая позиция победителей в Первой мировой войне – Франции и Великобритании – возымела бы действие, но Вермахту дали возможность продемонстрировать свою боеспособность в деле. Зажатая между гитлеровской Германией и сталинской СССР, слабая Польша представляла собой идеальный объект для агрессии. И делёж желанного « пирога» не заставил себя ждать.
* * *
…Отто хорошо помнил это волнующее время и пылкие воинственные настроения, которые переполняли их молодые сердца. На душе было и светло и весело, и чуть-чуть тревожно и боязно, совсем, как перед экзаменами. Они, выпускники танкового корпуса, командиры боевых машин, чувствовали себя полубогами, практически непобедимыми с 37-мм орудием и двумя пулемётами чехословацкого производства. Тысяча залпов чертей! Всех их переполняла гордость, когда они получили под своё начало эти новые танки 38 (t). Они восхищались бронёй, не понимая ещё, что она для них в настоящем бою – лишь моральная защита. Увы, при необходимости эта броня могла оградить лишь от пуль, выпущенных из стрелкового оружия.
В памяти навсегда застрял тот славный денёк, когда они приехали из корпуса в Берлин на побывку. В то время начались офицерские краткосрочного отпуска, в которых перебывал едва ли не весь их танковый полк. За плечами остались изнурительные моторизированные манёвры на полигоне в Путлосе, Ордуфе и в Гольштейне, где проводились настоящие стрельбы из таких пушек и пулемётов, а так же учения с пехотными частями.
…На дворе стоял тёплый, ласковый вечер. Предзакатные солнечные лучи играли в пятнашки с зелёной широколапчатой листвой светлокрылых платанов, пронизывая червонные спицами могучие кроны.
…Их прогулочный, с открытым верхом « мерседес» снизил скорость. Рубиновая стрелка спидометра быстро, как стрекоза, спустилась до 80, потом 70, 50…Впереди уже замаячили голубые и красные буквы « Тарзан. Белая обезьяна» , светившиеся в сумерках над входом в прохладный, приземистый каменный грот с бордовой черепичной крышей. Перед пивным гротом, словно усталые осы возле улья, припарковались несколько легковых машин, с десяток мотоциклов и пикап-грузовик, большая часть бежевой краски которого уже слупилась до карминовой грунтовки.
Седовласый водитель « мерседеса» старина Клаус мягко завернул на асфальтовую площадку стоянки и выключил двигатель. Урчание мотора тот час же сменилось весёлыми выкриками подгулявших посетителей, хохотом и бравурными звуками рояля, которому игриво вторил добрый баварский аккордеон.
– Отлично, Клаус, прямо в цель. Машину отгони в гараж. Забирать нас не надо, верно, Герман?
– ?– старина Клаус с вислыми плечами, в полувоенном френче времён Кайзера, вскинул седые брови.
– Мы сегодня в свободном полёте, – Отто сверкнул длинной волчьей улыбкой и, хлопнув задней дверцей, добавил. – Одному чёрту известно, куда нас сегодня ещё занесёт. Трогай, старина. Но не забудь заправить бензином моего скакуна. Возможно, завтра мне потребуется полный бак.
– Не извольте беспокоиться, господин барон. – Старина Клаус почтительно склонил голову. « Мерседес» так же послушно и мягко, как хорошо выдрессированный сильный хищный зверь, приглушённо рыча, тронулся с места и вырулил на широкое оживлённое шоссе.
– Майн Готт! – Отто хлопнул в ладоши. – Наконец-то вырвались на свободу! Рад, что ты сегодня со мной, дружище! – он подмигнул, улыбавшемуся Шнитке и, приветственно махнув двум охранникам заведения, подхватил Германа под локоть.
– Тебя, я вижу, знают здесь? Не терял время?
– Каюсь, грешен. Наследил и тут. Ха-хаа! Шире шаг, дружище! Неплохой водопой утолить нашу бронетанковую жажду.
– Браво! Узнаю Отто фон Дитца! Я воль, гер командир. Когда они вошли в обширный зал, где под сводчатым потолком стлался сигаретный дым, их оглушила музыка и громкие выкрики-разговоры офицеров Люфтваффе находившихся там – семеро играли в карты, двое у большого бильярдного стола; один у ореховой стойки бара – поднял на них розоватые, налитые шнапсом глаза и широко осклабился, как старым друзьям:
– Чёрт побери! Господа, в нашем полку прибыло! Привет бравым парням из Панцерваффе! Я предлагаю выпить нам всем за офицеров, павших за наш священный Фатерланд! Гром и молния! Лучше отомстить за погибших, чем их оплакивать!
– Рэдлих, лучше будет, если ты помолчишь, будь я проклят! – крикнул ему из-за карточного стола с чёрной повязкой через левый глаз старший офицер. – Напился, молчи! Не мешай слушать музыку. В закрытый рот муха не залетит.
– Уха-ха-хааа!
– А тут весело, – усаживаясь за свободный стол, усмехнулся Герман.
– Убедился? – Отто грохотнул стулом. – Точно так, в « Белой обезьяне» не дадут скучать. Это заведение Ганса Фуггера. Рачительный толстяк, туго знает своё дело. Как видишь, его богадельня в дали от охотничьих троп военного патруля, коий по поводу и без повода трепет нам нервы. Но главное у Фуггера здесь отличный выбор. Более тридцати сортов отменного пива.