– Неужели Красс не понимал всего этого? – только и нашелся я после затянувшейся паузы.
– У него был другой выход? – улыбнулся Катилина. – Останься он в Риме, то легионы уже сегодня отвернулись бы от него. Понадобилось бы не так много времени, чтобы в Риме был наведен порядок, а Красса распяли или сбросили с той самой скалы, которую вы так внимательно рассматривали на Форуме.
– А так у него появился шанс расправиться с нами, ты это имеешь в виду? – спросил Рут.
– При упоминании восстания рабов Марк Лициний мучился от изжоги.
– Подавить восстание, задержать Лукулла до того, как в Риме соберутся новые легионы, неплохой план, – резюмировал Нарок.
– Какой еще план, по сути, он самоустранился, – заявил Митрид.
Катилина подался вперед, опершись руками о столешницу.
– Может, он не рассчитал последствий, в которые вылились его дела? – предположил он.
– А может, он и не хотел ничего этого? Что скажешь? – прямо спросил я квестора.
Катилина вновь смотрел на меня. На этот раз его глаза пылали яростью, с губ сошла привычная усмешка, с которой он не расставался ни на миг. Теперь она появилась на моих губах. Впервые за нашу встречу мне удалось переиграть Луция Сергия в его же игре.
– Это неважно, Спартак, – выдохнул он. – Важно, что это уже произошло.
– Ответь мне на один вопрос, Катилина, – попросил я.
Квестор согласно кивнул, показывая, что готов слушать.
– Ты, выходец из знатной патрицианской семьи, не сможешь возглавить плебс, вольноотпущенников и рабов? Так? – спросил я.
Луций Сергий ничего не ответил, но по его виду было понятно, что я попал в точку.
– Чего ты хочешь? – спросил я.
– Удержать власть! – процедил Катилина.
– Чего ты хочешь от нас? – уточнил я.
Катилина напрягся, забарабанил пальцами по столешнице.
– Спартак, – прошептал он мое имя. – Не перебивай, послушай меня внимательно. Ты должен понимать, что как бы люди ни хотели свободы, равноправия и возвращения отобранных благ, они не смогут переступить эту черту… – Он замялся, и, судя по тому, как заходили желваки на его скулах, последующие слова дались ему крайне тяжело. – Нобили годами отвоевывали свое право на власть, это стоило им слез, боли и крови плебса, от страха забившегося за эти годы на самое дно. Сейчас, когда невидимая грань нарушена, когда нобили посрамлены, а плебс показал, что все еще в состоянии бороться за свои права, наружу вылезут страхи людей, помнящих, что такое ярость власть имущих и к чему она может привести. Я могу собрать тысячи людей в легионы, мы можем объявить революцию, но стоит Лукуллам подвести к Риму свои войска, стоит нобилям собраться в кулак, пригрозить, как все это многочисленное войско канет! Как только эти люди поймут, что они лишены поддержки, что некому защищать их интересы, они откажутся продолжать борьбу! Эта воистину могучая сила ничего собой не представляет сама по себе, увы, но это так, и ты испытал это на себе, Спартак.
Я молча кивнул, памятуя о печальном опыте прежнего Спартака, когда его войско восставших насчитывало около ста тысяч человек беглых рабов, но даже эта огромная, не обученная военному ремеслу толпа ничего не могла противопоставить искусным легионам, а истинные цели восстания тут же были отодвинуты на второй план. Катилина был прав, с его словами было трудно не согласиться.
– Понимаешь, о чем я говорю, Спартак? – спросил он.
– Говори прямо, Луций Сергий, – заверил я.
Катилина вскочил из-за стола, зашагал по комнате. Я чувствовал, как кипит энергия внутри этого человека, готового сметать все вокруг.
– Я говорю прямо! Куда прямее! Что непонятного в том, что не пройдет и нескольких дней после того, как Красс отвел от Рима свои войска, как до городских стен дойдут первые новости от нобилей, накануне покинувших Рим в спешке? О случившемся станет известно полководцам, и все, что ты видишь сейчас, пойдет прахом! Собранные легионы рассыплются!
– Почему бы тебе не навести порядок в городе при помощи легионов? – попытался вмешаться в разговор Митрид.
– В легионы вступают по большей части рабы и вольноотпущенники, которым взамен даруется римское гражданство! – Катилина взмахнул руками. – Граждане Рима в отсутствие нобилей грабят их виллы и домусы, они сошли с ума! Если я введу легионы в Рим, то столкну лбами два сословия! Я не могу этого позволить, плебс – основная опора наших сил, их большинство! Да и не пойдут вольноотпущенники против плебса!
– Думаешь, они послушают нас, Сергий? – спросил я, понимая, к чему ведет Катилина. – Ты к этому клонишь?
Катилина, продолжавший мерить комнату шагами, вдруг остановился как вкопанный, зыркнул на меня.
– Они послушают сильного, Спартак, а я, после того как Красс отвел войска от городских стен, таковым больше не являюсь! – прорычал он.
Я не смог скрыть усмешки. Логика Катилины хромала, уводя немного в сторону. С чего он взял, что многотысячная толпа народа, не став слушать его самого, вдруг прислушается ко мне? Может быть, одно имя Спартака парализовало плебс и вольноотпущенников, автоматически заставляя подчиняться каждому сказанному мной слову? Вразумить толпу, сравнивающую Рим с землей там, где расселялись богачи и знать, остановить новую социальную прослойку могла некая альтернативная сила, к которой эта самая социальная прослойка бы прислушалась. Таковы были представления Луция Сергия. Но Катилина просчитался. Нас в Риме было всего пятеро, за моей спиной не было нескольких тысяч восставших, мы с ликторами пришли в город одни. Я это высказал, неожиданно для себя замечая, как на лице Катилины вдруг снова появляется немного позабытая усмешка.
– Не ты ли со своими легионами восставших громил тех, кто некогда глумился и унижал людей, вышедших на улицы сейчас? – спросил квестор. – Боюсь даже представить, чтó начнется, когда эти люди узнают, что в городе появился Спартак, готовый протянуть им руку помощи!
– Что с того, если этих легионов сейчас здесь нет? – пожал плечами я.
– Об этом известно только нам пятерым, правда? Кто знает, вдруг эти самые легионы стоят на подступах к Риму? Что скажешь? Мне ведь ничего не стоит пустить по городу такой слух. Я хочу предложить тебе возглавить новые легионы, мёоезиец!
Я задумался над его словами. Предложение Луция Сергия звучало заманчиво и пафосно, будучи целиком в духе этого странного человека. Похоже, Катилина не до конца отдавал отчет в своих словах. Как представлял себе этот человек, что я возглавлю, по сути, революцию плебса? Даже звучали эти слова смешно. Тот, кого в Риме боялись и ненавидели, вряд ли был подходящей кандидатурой для такой роли. Неужели Катилина, казавшийся смышленым и толковым человеком, не понимал, что раб не может вести за собой римского гражданина? Однако вслух я уточнил:
– Предлагаешь разгрести дерьмо за Крассом? Подумай дважды, прежде чем ответить. Мы воюем не первый год и не готовы затягивать нашу войну.
– То, что ты называешь дерьмом, Спартак, я называю желанием обездоленных, несчастных людей вернуть свои права! Плебс, вольноотпущенники, рабы – это все люди, такие же люди, которых возглавил ты три года назад! – вскричал Катилина, не в силах справиться с охватившим его возбуждением.
– Наш враг не нобиль, а римский народ, – процедил Рут. – Мы не хотим иметь ничего общего с вашими разборками!
Я покосился на Катилину. Вполне резонно. Нобили, которым Катилина дал возможность уйти, не отступят и поборются за свои права, только теперь на их сторону встанут силы Лукуллов и других полководцев, в их числе может оказаться сам Марк Красс. Не нужно забывать, что в Апулии я собственными руками вскормил зародыш гражданской войны, когда выпустил на волю латифундийских рабов. Италийские племена, в большинстве своем враждебно настроенные против римлян, лишившись поддержки из столицы Республики, очень скоро самоорганизуются, чтобы противостоять свалившейся на их головы напасти. Когда латифундийские беглецы будут уничтожены, а ополчение италийских племен поймет, что оно по-прежнему представляет угрозу, верхушка италиков обратит внимание на Рим, где начались беспорядки, и попытается либо захватить власть, либо продавить под шум волны свои новые интересы. Ситуация была непростой, лезть в нее – значило бросаться в омут с головой во внутренние разборки римлян. Моя цель заключалась совсем в другом, и Катилина должен был отчетливо это понимать.
– Я не возглавлю тех, кто может приравнять человека к скоту. Какими бы несчастными ни были эти люди. Это твоя война, Сергий! – сказал я, качая головой.
– Глупец! Я предлагаю выстроить Рим заново! – взревел Катилина, ни на миг не собираясь отступать. С каждым словом квестор распалялся все сильнее. – Ты – единственный во всем Риме, кто способен справиться с этим! Я ждал именно тебя! Рабу не поверит никто, Спартак, но назвать тебя рабом не повернется язык! – рычал квестор. – В новом Риме не будет места рабству! Здесь не будет места долгам, неравенству…
– Как ты себе это представляешь? – перебил его я, чувствуя легкое раздражение.
– Как ты представлял себе цели своего восстания, когда поднимал его, а, Спартак? – взвизгнул Катилина. – Считаю, что нет ничего невозможного. Никогда!
В наш разговор, начавший проходить на повышенных тонах, вмешался Рут:
– Пока есть римские полководцы, которые могут противопоставить этому свои легионы, не бывать этому. Ты должен это понимать, квестор, – уверенно заявил гопломах.
– Лукуллы, Красс… – начал было перечислять Митрид, но Катилина грубо перебил его:
– Я знаю своих врагов в лицо, но верю, что вы таковыми не являетесь, потому что у нас с вами общие цели и намерения! Мы сможем идти одной дорогой, – Луций Сергий съездил кулаком по столешнице, да так, что со стола посыпалась посуда. Перевернулись чаши с вином, которое разлилось по полу. – Пока жив хотя бы один нобиль, который не будет готов отказаться от своего имущества, от знатного рода и всего, что возвышает его над остальными людьми, Рим не поднимется с колен!
– Ты хочешь расправы? – спросил я.
– Если это потребуется, я убью каждого, кто встанет на моем пути, – подтвердил Катилина; его глаза сузились, и я нисколько не сомневался, что он говорит правду.
Сказаны эти слова были с такой жестокостью, что от них по моей спине пробежал холодок. Этот человек знал, о чем рассуждал. Вряд ли его слова когда-либо расходились с делом.
– Вы со мной? – тяжело дыша, спросил он.
Я переглянулся со своими боевыми товарищами.
– Выкладывай свой план, – сказал я.
Сергий Катилина раскрывается
– Ты уверен, что ему можно доверять? – шепнул Рут.
– Подозрительный тип, – охотно согласился с гопломахом Митрид.
– Спартак, одно твое слово, и я перережу ему глотку, а мы забудем это недоразумение, – заявил Нарок, потянувшись к мечу, но я тут же одернул его:
– Не стоит, возьми себя в руки, брат. Отступать поздно.
Я пресек болтовню своих ликторов. Мы стояли на Марсовом поле, где Катилина собрал огромную толпу. Я затруднялся сказать, сколько человек пришли сюда, но среди множества мужчин встречались женщины, старики и дети. Римлян было так много, что я вряд ли мог охватить взглядом собравшихся. Несмотря на это, люди продолжали стекаться к Марсову полю, а Катилина не спешил начинать, ожидая, когда подойдут остальные. Большинство горожан были пьяны и с трудом держались на ногах. Понятное дело, что в одиночку Катилине при всех его организаторских способностях вряд ли бы удалось собрать на Марсовом поле всю эту огромную толпу. Народ созывали глашатаи, роль которых сегодня выполняли римские кавалеристы. Я быстро понял, что находившиеся в городе легионеры – всадники союзных войск, имевшиеся в каждом римском легионе. Красс не хотел рисковать и оставил в городе тех, у кого происходящее в Риме не вызовет особого интереса. Факт присутствия здесь целой алы кавалеристов заставлял нервничать моих ликторов и прибавил немало седых волос мне. Нетрудно было догадаться, что эти люди были оставлены Крассом в Риме и подчинялись непосредственным приказам Луция Сергия, велевшего собрать плебс, вольноотпущенников и рабов на поле. Интересно, как он мотивировал свой приказ? Для чего собирал людей? Меня успокаивала простая мысль – знай они, чтó на самом деле здесь произойдет, нас четверых давно бы схватили, а Катилина был бы обвинен в измене. Благо, никто из кавалеристов не обращал на нашу небольшую компанию никакого внимания. Сам квестор, раздававший приказы, выглядел замотанным, до нас ему не было никакого дела. Отступать теперь, когда договоренности с Катилиной достигнуты, было поздно. Мысль об этом вводила в ступор, но я надеялся, что человек, которому мы доверились, знает, что делает. Я вдруг подумал, а пошел бы я на такой серьезный риск, не будь Катилина столь убедителен и красноречив в своих обещаниях? Ответ казался очевидным. Я шел в Рим рисковать, и, если мне не удалось убить Красса, это еще не значило, что я не смогу как-то иначе помочь Тирну, мчавшемуся к столичным стенам на всех парах. Оставалось понять, что я мог сделать для молодого галла. Риск был чрезвычайно велик, но полученное взамен перекрывало все ставки.
У меня на душе было неспокойно. Разговор с Катилиной оставил неизгладимый отпечаток. Сказано было слишком много. Какие-то несколько часов кардинально встряхнули мою жизнь и планы, которые я вынашивал. Казалось, Луций Сергий предлагал что-то невозможное. Его идеи выглядели безумными, идеями совершенного сумасшедшего человека из тех, кто плохо заканчивают. Но одновременно что-то цепляло в его словах. Я не сразу понял, чтó именно, а когда догадался, мысль эта выбила меня из колеи своей простотой. Катилина всего лишь предложил сделать то, о чем мы только мечтали в своих самых смелых снах, квестор же явственно указывал на пути достижения намеченных целей. Пусть он предлагал рубить сплеча, не оставляя за собой пепла и возможности отступить, но в этом крылся тот самый шанс, который люди, доверившиеся идее восстания, искали годами. Катилина ратовал за свободу и равноправие. Это был главный довод, развеявший мои последние сомнения, заставивший слушать квестора внимательно. Я не ведал его истинных побуждений, но знал, что прямо сейчас мы смотрим с ним в одну сторону. Вернее сказать, Катилина показывал мне, как достигнуть своей цели в кратчайший срок. Мою позицию не разделяли ликторы.
– Опасный он тип, – задумчиво протянул Рут. – Дорогого стоит оставить в дураках самого Красса.
– Ловко он его отделал, надо отдать ему должное, – согласился Нарок.
– У меня такое чувство, что Красс еще не понимает, куда он вляпался, – хмыкнул Митрид. – Только вот гляжу я на этих всадников, и мне думается, как бы он не оставил в дураках нас!
– Если бы хотел, давно бы так и поступил, – возразил Рут.
– Ты не думал, что он собрал эту толпу лишь для того, чтобы публично казнить нас? – не унимался Митрид.
Я покачал головой.
– Вряд ли.
Я понимал логику Митрида, опасавшегося за наши шкуры и вполне резонно сомневавшегося в порядочности Катилины, но доводы ликтора казались мне спорными. Пожелай Катилина линчевать вождя восстания, ему вовсе не обязательно было выстраивать столь сложную цепочку, которая могла привести к неудаче. Для подобной задумки Луцию Сергию было достаточно поймать крепко сбитых ребят, похожих на гладиаторов, представить их толпе под нашими именами. Римляне, не знавшие нас в лицо, легко купились бы на подобный трюк, который бы имел некоторый эффект достаточно продолжительное время. Кстати, сейчас, в чистой одежде, любезно предоставленной нам Катилиной, вымытые, выбритые, мы вряд ли походили на восставших. Поэтому нет и еще раз нет. Речи о ловушке, устроенной квестором, быть не могло. Пока я размышлял, разговор между ликторами продолжился.
– Думаю, Красс не понимает, что его использовали, и полагает, что все идет по плану, – задумчиво произнес Нарок, внимательно рассматривая толпу, заполняющую Марсово поле. – Впрочем, послушайте этих бедолаг, они все еще выкрикивают его имя! Не думаю, что кто-то из них после попойки понимает, чтó тут вообще происходит!
Нарок был прав, многие люди из толпы выкрикивали имя Красса, возможно, не зная, что Марк Лициний намедни покинул Рим со своими легионами. Возгласы, прославлявшие Катилину, были не столь популярны, но все же некоторые люди выкрикивали и его имя, правда, только тогда, когда видели богатырский силуэт Луция Сергия. Я покосился на взмыленного квестора. Хотел Катилина этого или нет, но своими действиями он как на ладони обнажал передо мной все слабые стороны нынешнего Рима. Рима, пойманного врасплох появлением Марка Красса, расколотого ожесточенной межклассовой борьбой и теперь представляющего собой легкоуязвимый объект. Взять столицу в таком виде не составило бы труда даже самому бездарному полководцу! Я задумался, ища ответ на вопрос – понимал ли это сам Луций Сергий? Наверняка, но у квестора попросту не было иного выхода, как показать нам сегодняшний город во всей красе. Мне показалось, что знай Катилина о приближении к стенам столицы моих войск, то ничего бы не изменилось. Не только Катилина загнал Красса в тупик, но и Красс загнал в тупик Катилину. Вернее сказать, квестора загнали в тупик обстоятельства, в которых он оказался, с которыми был вынужден бороться. Рим со всеми этими необузданными горожанами сейчас представлял собой огромного разъяренного быка, а Катилина был отважным смельчаком, вытащившим красную тряпку. Другое дело, сможет ли Луций Сергий справиться с яростью быка и обуздать город?