– Где Красс?
– Мы хотим увидеть Марка Красса!
– Слава Марку Лицинию и его легионам!
Я заметил, как на лице Катилины проскользнула его фирменная усмешка.
– Марк Красс! – Катилина обвел толпу властным взглядом. – Марк Красс предал нас.
– Катилина, что ты несешь?
Эти слова принадлежали одному из офицеров, стоявших рядом с Луцием Сергием.
Катилина пропустил выпад офицера и продолжил:
– Красс отвел от Рима свои легионы и оставил нас лицом к лицу с нобилями, борьба с которыми не закончена! Красс понял, что рискует лишиться всех своих миллионов, и не готов идти дальше с нами! Он нобиль! Это клеймо поставлено прямо на его лбу.
– Если ты прямо сейчас не закроешь свою пасть, квестор…
Лиций Фрост сделал шаг вперед, но Катилина по-прежнему не обращал на него никакого внимания.
– К победе нас может привести человек, у которого нет ничего за душой, который знает, как побеждать нобилей, и который делал это не один раз! Встречайте первого среди равных, гражданина Новой Республики – Спартака!
Катилина подался назад, открывая перед толпой меня и ликторов, буквально оцепеневших после его слов.
Единственная мысль, успевшая промелькнуть в моей голове в тот миг, была о том, что Катилина, должно быть, окончательно спятил, раз представляет перед толпой, только что прославлявшей Красса и его легионы, организатора восстания рабов! Казалось, тысячи людей, пришедших сегодня на Марсово поле, бросятся на нашу четверку, чтобы разорвать нас на куски и затем предъявить их своему кумиру – Марку Лицинию. Но ничего подобного не произошло. На меня смотрели тысячи удивленных глаз, одновременно испуганных, недоверчивых. Никто и не думал бросаться вперед. В этот миг не было даже перешептываний, толпа будто застыла в оцепенении.
Я спасовал и не сразу понял, чтó произошло дальше. Наверняка квестор добавил бы к своим словам что-то еще, однако стоявший рядом Лиций Фрост при виде меня обнажил меч, но вместо того чтобы броситься на меня, накинулся с клинком наголо на Катилину. Возможно, ликтор рассчитывал одним ударом покончить с выскочкой квестором и только потом вступить в схватку с нами. Не тут-то было. Казалось, Катилина только этого и ждал. Квестор подался назад, выхватил скрытый за складками тоги гладиус и искусно парировал удар ликтора, который по всем правилам боя должен был оказаться смертельным. Однако, как бы ни был хорош Катилина, как бы ни превосходил он Фроста в силе и росте, он ничего не мог противопоставить природному инстинкту ликтора-убийцы. Лиций Фрост, не успев закончить свой выпад, атаковал вновь. Он извернулся, въехал локтем в челюсть Катилине. Удар пришелся с разворота, Фрост вложил в него вес всего своего тела, могучий квестор рухнул наземь, будто подкошенный, роняя из рук гладиус. Фрост же бросился добивать поверженного Луция Сергия, не видя перед собой никаких преград. Я рванулся на помощь обескураженному Катилине, прыгнул на занесшего клинок ликтора, сбил его с ног. Боковым зрением я видел, как к нам с мечами наголо поскакали было кавалеристы, но в этот миг толпа будто сошла с ума. Не обращая внимания на оружие в руках всадников, люди, завидевшие, что ликтор Красса пытается расправиться с Катилиной, бросились кучей малой на несчастную алу, мигом растворившуюся среди толпы. Все вдруг разом позабывали, что еще пять минут назад они восхваляли Марка Лициния Красса, теперь, когда Катилина обвинил проконсула в предательстве, народ был готов разорвать людей Красса на куски. Не стояли в стороне и остальные трое офицеров, попытавшихся атаковать меня со спины, но дорогу им преградили Митрид, Рут и Нарок. Завязалась рукопашная.
Фрост, после того как мне удалось сбить его с ног, перекувыркнулся и встал на ноги в нескольких десятках футах от меня. Он не отпустил свой меч, и оставалось только гадать, как ликтору удалось не пораниться, учитывая, как он кубарем прокатился по земле после моего толчка. Держась за ушибленный бок одной рукой, вторую руку с гладиусом он вытянул вперед.
– Спартак! – процедил он, с уголка его рта стекала слюна, подкрашенная кровью, выглядел он особо зловеще. – Убью!
Я не стал вступать в разговоры и атаковал. Противник, стоящий сейчас передо мной лицом к лицу, был слишком опасен и наверняка пытался отвлечь меня, сбить с толку. Я кинулся к Фросту, который всем своим видом показывал, что ему хорошо досталось после падения, но вдруг бросился мне навстречу, намереваясь в прыжке ударить выпрямленными ногами мне в колено. Уже на ходу, не успевая остановиться, я убрал ногу, понимая, что Фрост хочет прикончить меня до того, как мое тело коснется земли. Обутые в тяжелые башмаки ступни ликтора вспахали землю, я переступил через него, но, когда мне уже казалось, что Фрост окажется за моей спиной, Лиций вдруг подсек мою вторую ногу рукой, опасаясь, что теперь уже я овладею преимуществом в этой схватке. Я рухнул, не успев перегруппироваться. Гладиус отлетел куда-то в сторону, моя рука лишь заскользила по земле. Казалось, что в этот миг я не слышу ничего, кроме собственного тяжелого дыхания и дыхания ликтора с присвистом. Шум толпы, крики сражения – все это осталось где-то на втором плане. Фросту понадобилось мгновение, чтобы подняться на ноги, он атаковал теперь уже сверху вниз, желая пригвоздить меня лезвием гладиуса к земле. Я дождался, когда клинок, занесенный ликтором над своей головой, начнет стремглав опускаться. Чтобы переломить сражение, требовалось не дать Фросту возможности менять по ходу свои решения, что он делал прежде, и весьма успешно. Я крутанулся, почувствовал, как больно обожгло левую руку. Лезвие гладиуса ликтора вошло в землю у моего левого плеча. Но сам Фрост, не поняв, что произошло, попытался выдернуть клинок из земли. Я, все так же лежа на спине, ударил ногой в коленную чашечку ликтора, слыша, как ломается кость Лиция. Фрост зашипел, опустился на одно колено, бросил возиться с мечом и навалился на меня сверху. Я ударил еще раз, на этот раз удар ногой пришелся точно в его челюсть, он медленно сполз на колени и со всего маху ударился лицом о грунт. Я с трудом поднялся. Из руки, в которую по касательной пришелся удар ликтора Красса, ручьем текла кровь. Голова предательски кружилась.
Ко мне подскочил Рут, лезвие его спаты было испачкано в крови. Трое офицеров, попытавшихся расправиться с моими ликторами, лежали без сознания.
– Ты в порядке? Что с рукой? – выпалил он.
Я отмахнулся, хотя кровь из раны просачивалась сквозь пальцы, следовало как можно скорее обработать рану и остановить кровотечение.
– Ерунда! Все целы?
Я осмотрел Рута; внешне на гопломахе не было ни одной царапины.
– Все в порядке, – Рут взглянул на так и лежавшего на земле Фроста. – Неплохо, не думал, что ты так быстро справишься! Фрост – рудиарий и был одним из лучших!
Говоря это, Рут отрезал от своей тоги кусок ткани, которым обернул мою рану. Пока он занимался моим плечом, я покосился на Фроста, лежавшего на коленях враскоряку. Ликтор дал серьезный бой, я едва не оказался на том свете. Повезло, что из схватки я вышел легко раненным, с поврежденным плечом, последствия могли быть гораздо печальнее.
– Такие люди не должны ходить по этой земле, мёоезиец!
Это был голос Катилины, который, прихрамывая, подошел к нам и прямо на моих глазах вонзил свой гладиус в затылок Фроста, прикончив ликтора Красса одним ударом.
Я увидел бушующую толпу за своей спиной. В нескольких десятках футов от статуи бога Марса люди сводили счеты с кавалеристами Марка Лициния. Их сбрасывали с лошадей, избивали, втаптывали в землю. Только сейчас я понял, что толпа горожан теперь, словно обезумев, в унисон кричала мое имя.
– Спартак!
– Слава мёоезийцу!
Катилина поймал мой полный изумления взгляд. Я не верил тому, что творилось на моих глазах. Люди, еще несколько минут назад славившие имя моего злейшего врага – Марка Лициния Красса, теперь прославляли меня. Однако в следующее мгновение толпа вдруг замолкла. Я не понял, что происходит. Горожане падали на колени, будто опасаясь чего-то, прячась. Катилина, с ног до головы перепачканный вражеской кровью, ухмылялся совершенно хищным, нечеловеческим оскалом. Он смотрел за мою спину, будто бы сквозь меня, и когда я обернулся, то чуть было не выронил меч. На Марсовом поле маршировали когорты повстанцев, впереди которых на вороном жеребце скакал молодой галл Тирн.
Глава 2. У Марка Крассовского свои планы на Республику
Напряженный разговор
– Ну же, говори скорее, чего ты тянешь?
Марк Робертович окинул взглядом невысокого вояку со свежим шрамом под левым глазом. Центурион одного из помпейских легионов, которого Крассовский успел пригреть регулярными подачками серебра, переминался с ноги на ногу, похоже, не зная, с чего ему следует начать свой доклад. Болван! Однозначно, сейчас перед ним стоял человек бесполезный, только добавляющий никому не нужной суеты. Марк Робертович раздраженно сплюнул на пол. Дорогого стоило решиться оставить в Риме своего лучшего ликтора Лиция Фроста, чтобы терпеть такую лютую некомпетентность остальных, и это сейчас, когда каждый сделанный шаг, каждое действие необходимо продумывать с особой тщательностью. Что говорить, Крассовский сидел на пороховой бочке, и у этой самой бочки был фитиль. Сейчас фитиль тлел, а бочка готова была взорваться в любой миг, возможно, даже тогда, когда этого никто не будет ждать. Не надо быть дельфийским оракулом, чтобы понимать: любое неосторожно брошенное слово могло дестабилизировать обстановку в его легионах к чертовой бабушке. Доверяться же человеку некомпетентному в деле, которое оказалось на него возложенным, было крайне опрометчиво, но другого выхода, увы, у Марка Робертовича попросту не было. Люди, которым он привык доверять, с которыми сработался, находились в Риме, а с собственными военачальниками теперь невозможно было разговаривать без оглядки. В Риме же был и человек, которого Крассовский остерегался всерьез. Катилину нельзя было оставлять в городе без присмотра, а Фрост лучше всех сумел бы вовремя шлепнуть по рукам, которые Луций Сергий возжелал бы протянуть куда не следует, чтобы остудить пыл незадачливого квестора и пресечь его разгулявшиеся фантазии. В том, что Катилина был тот еще фантазер, не было никаких сомнений. Совсем не прост был этот человек. Ох, не прост!
– Как обстоят дела в легионах? – Крассовский приподнял бровь. – Каково настроение солдат, какие разговоры? – приступил он к расспросам.
Центурион встрепенулся, как будто только сейчас понял, чего именно от него хочет олигарх, и затараторил:
– По лагерю гуляют вести, которые принесла разведка накануне, настроены все решительно, беспокойства ни у кого нет, – вояка пожал плечами. – Единственный вопрос, на который хотел бы получить ответ, пожалуй, каждый солдат, так это узнать точное место, где наши армии соединятся с легионами Лукулла…
Центурион не договорил, потому что Марк Робертович вскинул руку, призывая его замолчать.
– Достаточно, – пояснил Крассовский. – Ты сказал достаточно, доблестный. Это все, что я хотел знать.
– Это не все, многие задают вопросы про жалованье, ну вы понимаете, когда мы покончим с рабами… – попытался продолжить центурион.
– В следующий раз, – отмахнулся Марк Робертович. – Пока же можешь смело говорить среди своих солдат, что мои обещания остаются в силе! Все до одного! – уточнил он. – Мы ведь еще не закончили с рабами, так?
– Все понятно! – с довольной миной на лице закивал вояка. – Еще вопросик, Марк Лициний! Ну, если вы, конечно, позволите!
– Свободен, – отрезал олигарх.
В сущности, то, что говорил бы далее солдат, Крассовского мало интересовало. Центурион, не заставляя просить себя дважды, удовлетворенный покинул палатку олигарха. Похоже, волновала сейчас этого человека только весть о сохранении выплат, обещанных Крассовским за подавление бунта рабов. Какой вопрос он хотел задать? Заплатит ли целую тонну серебра Марк Робертович тому человеку, кто принесет ему голову Спартака на блюдечке? Заплатит, в этом можно было даже не сомневаться. Человек, который сумеет это сделать, начнет буквально срать серебром. Марка Робертовича в свою очередь волновало совершенно другое. И в разговоре с этим центурионом он только что удовлетворил свое любопытство, получив ответы на интересующие его вопросы. В легионах все еще ничего не знали о том, что приключилось в Риме на самом деле, каким способом олигарх пришел к власти и чего в действительности ему это стоило. Это успокаивало. Признаться, мысли этого рода забирали остатки сил и прилично изматывали. А ну-ка, попробуй думать о том, что в любой момент вести о римских событиях последних дней доберутся до легиона, который ты возглавляешь? От одной только мысли, чтó произойдет потом, тело олигарха пробирала мелкая дрожь. Наверное, расправе, поджидающей Крассовского, не позавидует и самый последний раб. Думать об этом не хотелось, но мысли все же настойчиво лезли в голову. От них нельзя было избавиться запросто.
Крассовский шумно выдохнул, резонно решив, что по крайней мере на сегодняшний день может успокоиться, не забивать себе голову сторонними проблемами, насущными, но все же имеющими мало общего с настоящим, где существовало ничуть не меньше проблем и решений, которые следовало принять здесь и сейчас. Вот только если раньше он мог свалить всю ответственность за принятие решений на своих легатов и командиров, то теперь действовать приходилось с оглядкой на обстоятельства, сложившиеся накануне. Стараясь держать рот на замке. Легаты, ярчайшие представители римского нобилитета, могли в любой момент превратиться в злейших врагов, способных ударить не хуже самого Спартака. Но тот же Спартак, надо отдать должное этому грязному рабу, ни разу не ударил в спину. А вот римляне могли, и теперь, когда Марк Робертович провел достаточно времени в этом новом для себя мире, он мог говорить об этом с уверенностью. О Спартаке последние несколько недель не было никаких вестей, и движение его, похоже, пришло в упадок, тогда как легаты, в большинстве своем помпейской закалки, представляли собой серьезную угрозу положению Марка Робертовича, угрозу реальную. Чтобы сохранить над ними власть, следовало как можно дольше поддерживать неведение. Крассовский отдавал себе отчет, что берется за раскаленный прут голыми руками и вряд ли сможет удержать его. Другой вопрос, сколько это могло длиться? Когда наконец в легионах станет известно о том, чтó на самом деле произошло в Риме? К тому моменту Катилина должен будет собрать новые легионы, и, чтобы он не ушел в сторону от первоначального плана, в помощь к Луцию Сергию как раз был оставлен профессионал своего дела Лиций Фрост. Крассовский довольно потер руки. Кто-кто, а Фрост уж точно доведет начатое до конца, а если не доведет, то доволочет! Мысль об этом успокаивала. Крассовский привык доверять своему ликтору как самому себе, поэтому сомнений в том, что в Риме в кратчайшие сроки будут собраны новые легионы, которые станут оплотом его власти и военного могущества, не было. Оставалось дождаться этого момента и рубить на корню. Прежде всего необходимо будет расформировать легионы Помпея… Не просто так, нет, вместе с Лукуллом Марк Робертович рассчитывал навести порядок в Италии и поставить точку в своем давнем противостоянии со Спартаком. Только после этого легионы Помпея будут распущены, а затем эти разрозненные группы вояк будут поочередно перебиты уже новыми легионами Крассовского, которые поведет Катилина. Звучало заманчиво, переворачивая сложившуюся и устоявшуюся картину с ног на голову. Ведь тогда никому из этих людей, глаза которых загорались при одном только упоминании о двойном жалованье и о баснословных деньгах за голову Спартака, не придется ничего платить. Лукулл будет застигнут врасплох и будет вынужден смириться с новыми реалиями, а его брат к тому моменту, как все закончится, вряд ли успеет даже вернуться в Италию. Сами же легионы Помпея в один миг перестанут представлять угрозу. Ход конем, шах и мат.
В мыслях все складывалось просто отлично, но Марк Робертович, как человек практичный, прекрасно понимал, что на пути от одной точки к другой всегда возникает целая куча препятствий. Не бывает такого, чтобы цели, тем более сложные, достигались по прямой. Тогда бы они не давали тебе впоследствии множество возможностей и не открывали новые дороги. Нет, дорога предстояла извилистая, со множеством препятствий. Ко всему этому следовало быть готовым. Но Марк Робертович, начиная столь большую игру, прекрасно понимал, что легко не будет. Кому сейчас легко, с другой-то стороны? Спартаку? Который наверняка спит и видит, как бы побыстрее закончилась эта война! Лукуллу? Полководец, оторвавшись от сенаторской соски, все еще не в состоянии принимать самостоятельные решения и медлит. Его же брат вовсе вынужден наблюдать за стремительно разворачивающимися событиями в Риме со стороны, лишь получать скудные вести с полуострова; сделать он ничего не в силах. Меняя привычный республиканский уклад, переписывая римскую историю, сжигая курии, Марк Робертович открывал ящик Пандоры. Но, раз поймав удачу за хвост, он не собирался отпускать ее. Сейчас, подведя войска форсированным маршем к Кавдию, за три дня миновав десятки лиг, Крассовский остановился лагерем у Кавдинского ущелья, чтобы утром, полный сил, начать новый бросок и к полуночи оказаться в Апулии, под Ауфидом. В Апулии, области на юго-востоке Апеннин, кипели нешуточные страсти. Юго-восточный узел являлся основополагающим на пути утверждения новой римской власти. От того, насколько быстро олигарху удастся перерубить его, во многом зависело время, необходимое на утверждение его новой власти. Уже по прибытии в Апулию Марк Робертович намеревался выйти на связь с Лукуллом, разузнать обстановку в регионе в подробностях. Судя по известиям, которые то и дело приносили разведчики, в этих землях было неспокойно. Римские богачи, захапавшие в свои руки бескрайние просторы земли, прочувствовали на себе всю ярость и возмущение взбунтовавшихся рабов. Латифундийские рабы бежали с хозяйских участков и устроили в регионе череду кровавых расправ. Но что удивительнее всего, разведка заверяла, что подавляющая масса беглецов с латифундий отнюдь не спешит в лагерь Спартака! Подобные вести вызывали недоумение, но Марк Робертович полагал, что рано или поздно рабы последуют к лагерю гладиаторов, куда сейчас стекалась лишь малая часть сбежавших невольников. Сам Спартак вот уже несколько недель стоял лагерем у реки и не решался на какие-либо активные действия.