– Возможно, что все обстоит именно так! – развел руками капудан- паша. – Однако я не хотел бы, чтобы именно вы оказались в этих воротах!
И вот теперь слова турецкого адмирала сбылись в самом прямом смысле.
А избиение английской эскадры, тем временем, продолжалось вовсю. На флагманском «Роял-Джорже» вскоре были порваны все нижние ванты и побиты мачты. Огромное каменное ядро увязло в водорезе. Другое огромное каменное ядро в восемьсот фунтов весом, напрочь перешибло грот-мачту на «Виндзор-Кастле». Еще более страшный каменный шар, запушенный из пушки Сестосского замка, насквозь пронзил борт следовавшего за ним «Штандарта», поубивав и поранив в одно мгновение более шестидесяти человек. На «Помпее», где держал свой флаг Сидней Смит, каменный шар, прошибив бархоут, сделал столь огромный пролом, что корабль неминуемо бы утонул, попади ядро всего на какой-то фут ниже. Младшему флагману все же хватило мужества и умения, чтобы удержать свой корабль в линии и не дать ему уткнуться в берег, где он стал бы трофеем турок. Два концевых фрегата были так раздробленны каменными снарядами, что к концу боя уже совершенно не годились более для службы в открытом море. Не менее потерпели и остальные.
Но вот, наконец, Дарданеллы остались позади и английские корабли, обменявшись последним залпом с последней из турецких батарей, легли в дрейф у мыса Янычар. Вид вырвавшихся из дарданельского пекла кораблей был жуток. На них просто нельзя было глядеть без содрогания. Обугленные и чадящие еще не потушенными пожарами, с кровавыми подтеками у пушечных портов, они едва держались на воде. Доклады капитанов были тоже не утешительны. Два линейных корабля и два фрегата остались на плаву каким-то чудом. Число убитых переваливало за шесть сотен. Команды были удручены и подавлены происшедшим. Уже много лет британский флот не терпел ни от кого столь сокрушительных ударов. Всем было ясно, что с карьерой Дукворта отныне кончено навсегда. Такого позора не простит ни адмиралтейство, ни король.
В Лондоне известие о поражении при Дарданеллах, как и следовало ожидать, вызвало настоящий шок. Все сразу вспомнили о храбром контр-адмирале Смите, который, хоть и участвовал в экспедиции, но лишь в роли младшего флагмана, а потому ничего не мог изменить.
– Если бы поход поручили нашему Синди, нация бы опять получила нового Нельсона! Уж кто-кто, а Синди не стал бы бесполезно торчать под стенами турецкой столицы, а дал бы туркам хороших тумаков! – судачили меж собой обыватели.
Самого Дукворта поначалу хотели судить, но этому помешал целый ряд неожиданных обстоятельств.
Началось с того, что министр иностранных дел лорд Кенинг в одном из своих публичных выступлений публично заявил:
– Дарданельская экспедиция могла бы при более умелом руководстве и более ясной постановке задач сделать куда больше, чем было ей сделано!
Затем некто полковник Вуд потребовал в парламенте предъявить ему шканечный журнал «Роял-Джоржа», чтобы на этом построить обвинение сэру Дукворту. Начался скандал. Вуда обвинили в предвзятости на том основании, что данное дело подлежит разбору исключительно военным судом. Один из депутатов предложил своей палате выдвинуть обвинение против чинов министерств, предпринявших столь бесславную экспедицию. Настала пора отбиваться министрам. Военный министр Уиндгэм, яростно защищаясь в парламенте, заявил, что неудача экспедиции не может быть приписываема его министерству и никаким министерствам вообще, потому, что и неудачи-то никакой не было, а была, наоборот, удача! Этим он привел в изумление, как своих сторонников, так и своих врагов.
– Если дело обстоит именно так, – рассуждали здраво последние, – Тогда непременно следует начать расследование нашей «неудачи» при Трафальгаре. И строго спросить за это, с оставшегося в живых, младшего флагмана Коллингвуда, а заодно и посмертно с бедняги Нельсона!
Одновременно в газетах была опубликована целая серия душещипательных статей о полном разгроме турецкого «флота» при мысе Ниагара и о жутких огромных турецких мраморных ядрах, которым храбро противостояли английские моряки. И если известия об уничтоженном «турецком флоте» вызвали у читающей публики большой скепсис, то упоминание о мраморных ядрах произвело должное впечатление.
– То, что мы разнесли турок в щепки – это, положим, вранье! – знакомясь с газетными листками, приходили к выводу видавшие виды британцы. – А вот то, что от каменных булыжников нашим ребятам досталось по первое число, так это уж точно!
– Не будем гадать, а посмотрим лучше, как отреагирует на эту победу биржа! – заключили самые разумные.
Курс британской валюты в те дни стремительно упал сразу на несколько пунктов…
Российский современник написал в те дни так: «Этой бесполезною экспедициею англичане имели в виду предостеречь турок от нас, открыть им глаза и уверить, что Дарданеллы их непроходимы».
Едва русская и английская эскадры сблизились, на «Твердый» прибыл английский полковник лорд Борген в сопровождении двух капитанов. От имени своего командующего он приветствовал прибывшего союзника. Слушая рассказ о неудачном рейде на Константинополь, Сенявин мрачнел: и зачем совались в одиночку, а уж коли сунулись, драться надо было не понарошку!
С бортов наших кораблей разглядывали союзников. Было ясно, что англичане недавно побывали в хорошей передряге, а потому на них смотрели с сочувствием:
– Да уж досталось союзничкам по первое число!
Появление российской эскадры вызвало у англичан заметное оживление. Наших приветствовали восторженными криками:
– Рашен вел! Рашен вел! Рашен вери-вери вел!
– Иш, как просют сердешныя, чтобы мы их с собой воевать повели! Не могут, видать, без нас! – сочувственно качали головами наши матросы. – Ну да пущай не огорчаются, мы своих дружков в беде никогда не бросим!
Если на палубах английских кораблей матросы выражали свои эмоции криками, то в кают-компаниях говорили вещи весьма дельные.
– Заделаем пробоины и двинем вместе с русскими снова в Дарданеллы! Вместе мы уж переломаем хребет султану! – предлагало большинство. – Последнее слово в драке должно остаться за нами! Это дело нашей чести!
Иные (меньшинство), с сомнением качали головами:
– Мы уже и так свое получили! Пусть теперь свою партию сыграют русские!
Не было единства и среди английских флагманов. Дукворт был категорически против любого объединения с Сенявиным:
– У нас нет инструкций на большую войну в Дарданеллах. К тому же мы и так надавали султану изрядных пощечин!
Контр-адмирал Смит открыто рассмеялся ему в лицо:
– По-моему, пощечин надавали не мы, а вдрызг разбили рожу нам!
– Что ж, – помрачнев, буркнул Дувкорт, – На войне случается всякое, фортуна изменчива. Но пока я не получу соответствующих бумаг из Лондона, я не приближусь к Дарданеллам ни на дюйм! Это мое последнее слово!
Дукворт не был до конца искренним со своими подчиненными. В секретном ящике у него давно уже хранился пакет засургученный личными печатями короля и премьер-министра. Пакет этот он должен был вскрыть в случае встречи с русской эскадрой. А потому не далее, как утром этого дня Дукворт сорвал печати с пакета. Ознакомившись с содержанием, он решил повременить с объявлением своего решения относительно последующих действий. Скорее всего, британский командующий опасался новой вспышки недовольства на кораблях. А ситуация на эскадре была и впрямь не простая. Позицию Дукворта поддерживали лишь офицеры его походного штаба. За младшего флагмана Смита стояли все без исключения командиры кораблей, те, кого в британском флоте исстари именовали уважительно «fire-eaters», то есть «огнееды». Капитаны-огнееды соглашались, что надо бы еще раз с русскими пробиться к Константинополю и наказать турок за проявленное вероломство. Чтобы Дукворт не мог отмахнуться от их мнения, они направили своему командующему коллективное письмо с изложением выработанного плана. И теперь Дукворту необходимо было в соответствии с законом и традициями, дать своим капитанам столь же аргументированный письменный ответ. Над составлением этого ответа вице-адмирал и пребывал, когда к нему постучал флаг- капитан Ричард Денн.
– Сэр! С вахты докладывают, что к нам гребной катер от русских под вице-адмиральским флагом!
– Ну вот, – с раздражением бросил гусиное перо Дукворт. – Сейчас начнут меня уговаривать идти драться в Дарданеллы! Придется как- то выворачиваться!
– А может и не надо выворачиваться! – осторожно вставил флаг- капитан. – Давайте двинем вместе с русскими и все тут!
– Свое последнее слово я вам уже сказал! Ваше же дело не давать мне советы, а исполнять мои указания! – Дукворт демонстративно отвернулся к окну, давая понять, что разговор окончен и присутствие подчиненного здесь больше не желательно.
– Всего доброго вам на переговорах, сэр! – склонил голову, удаляясь, начальник походного штаба.
Катер под Андреевским флагом уже подходил к шторм-трапу правого парадного борта. Поднимающегося на корабль Сенявина встречал оркестр и почетный караул. Дукворт, изобразив улыбку, пригласил российского командующего к себе в салон. Был Дукворт стар, мал ростом и совершенно лыс, отчего носил старомодный парик. В манерах же был обходителен, учтив, а вид имел болезненный и печальный. Рядом с английским командующим его младший флагман Сидней Смит, герой Сент-Жан-д, Акра. Высокий и улыбчивый он являлся полной противоположностью своему начальнику. Едва дверь за адмиралами закрылась, к ней, помимо всегдашнего часового, заступил полный караул во главе с офицером.
– Прошу вас к столу! – пригласил жестом Дукворт Сенявина.
Адмиралы придвинули дубовые кресла и сели друг против друга. Рядом устроились секретари. Переговоры, результат которых ждали с замиранием сердца на обеих эскадрах, начались.
Из воспоминаний Павла Свиньина, присутствовавшего на тех переговорах в качестве секретаря: «По приглашению Дукворта ездили мы с адмиралом к нему обедать на корабль… Сильное волнение не воспрепятствовало Сенявину пуститься к Дукворту. После приветствий началось настоящее дело: английский адмирал всячески старался доказывать Сенявину невозможность вторичного предприятия на Константинополь и почти открыто изъявлял свое несогласие к содействию. На корабле его находился английский посланник Эрбетнот, который оставался тут со времени отбытия своего из Константинополя. По болезни своей он к нам не выходил. Не смотря на словесный отказ Дукворта, адмирал отнесся к нему сего дня бумагою, начиная ее так: «Что в исполнение последнего повеления Государя Императора, дабы побудить Порту возвратиться к той политической системе, которую она оставила по коварным нарушениям французов потребно ему для вспомоществления 5 кораблей с соразмерным числом фрегатов и малых судов, кои, присоединясь к нашим, долженствуют споспешествовать к успеху и славе предприятия, имеющего столь важную цель для общих дел Европы».
…Получили от него в ответ следующее: «…Видя нынешнее укрепление Константинопольских берегов, почитаю совершенно невозможным употребить противу оных корабли, без содействия сухопутных воск, и для того он не может решиться жертвовать своими морскими силами».
На выходе к секретарю Свиньину подошел раздосадованный Сидней Смит.
– Что касается меня, то я был бы счастлив еще раз вместе с вашим адмиралом штурмовать Дарданеллы! Однако, как сами видите, наш командующий этого не желает, а хочет идти к тунисским берегам, блокировать тамошнюю французскую эскадру! Лавров мы там, явно, не пожнем, а время потеряем! – Сказал он вполголоса, чтобы не слышали стоявшие рядом офицеры.
Вечером Сенявин отъехал обратно. Настроение его было пасмурным, но посвящать в свои дела он никого не стал. Ограничился лишь тем, что велел капитану 1 рангу Малееву быть готовым поутру к приему английского командующего.
На следующий день в десять часов поутру на «Твердый» прибыл Дукворт. Адмиралы снова закрылись в салоне и переговоры продолжились. Из воспоминаний Свиньина: «Сенявин вновь сильнейшим отношением убеждал английского адмирала к содействию его вышесказанным числом кораблей, представлял возможность, несмотря на страшные укрепления, нанести чувствительный удар оттоманской столице и с помощью имеющихся у него десантных войск сделать нужные высадки…»
– Коль адмирал мрачен, значит, у нас с союзниками пасьянс не складывается! – сразу пошел слух по «Твердому».
К утру слух о неудачности проходящих переговоров стал достоянием всей эскадры. Настроение сразу упало. Прекратились радостные крики и на английских кораблях. Там тоже сработал «матросский телеграф» и британские моряки пребывали в таком же расстройстве, как и наши.
Слухи оказались верными. В своем дневнике Сенявин записал в тот день многозначительно: «…Упрашивал его всевозможно». Но все было напрасно.
– Я понимаю, что фактор внезапности теперь уже утрачен! – внушал Дукворту напоследок Сенявин. – Но мы можем сбросить небольшой десант на Галлиполийский полуостров. И пока он свяжет боем гарнизоны крепостей, мы совместно прорвемся к Константинополю! Англичанин в ответ на это лишь мотал головой, бубня одно и тоже:
– Если британский флот не смог преуспеть в этом предприятии, то еще меньше надежды, что успех будет сопутствовать флоту любой иной нации! Пусть у нас будет даже полсотни кораблей, мы все равно ничего не сможем предпринять против Дарданелл!
Более того, Дукворт, казалось, вообще боялся иметь дело с русскими. На второй день переговоров он внезапно огорошил Сенявина:
– Я не только не пойду вместе с вами еще раз на Константинополь, но я вообще не останусь и нескольких дней подле этого проклятого пролива!
– Куда же вы пойдете? – не скрывая своего огорчения, вопросил вконец расстроенный Сенявин.
– Вначале чиниться на Мальту, а потом в Египет!
– Но может быть, вы все же, сочтете возможным, оставить здесь хотя бы бомбардирские суда, которые вам в Египте совсем, ни к чему! Для нас это была бы весьма существенная поддержка! – предпринял последнюю попытку хоть как-то воздействовать на союзника российский главнокомандующий.
Тщетно!
– Я не намерен дробить силы своей эскадры, ибо не имею на то соответствующих инструкций! Ни один британский вымпел не останется более в Архипелаге! – был окончательный ответ Дукворта.
– Тогда мне не остается ничего кроме как пожелать вам удачи! – мрачно закончил разговор Сенявин.
Оба флагмана расстались более чем сухо, даже не подав друг другу руки на прощание.
Из дневников Павла Свиньина: «Наконец Дукворт, после продолжительной переписки, начисто отказался от всякого вспоможения нам против Константинополя, а желал знать, что после сего адмирал намерен предпринять в Архипелаге? Сенявин уведомил его, что полагает нужным занять острова Тенедос, Лемнос и Тассо, как способные снабжать эскадру провизиею, а сей последний и строевым лесом; и если обстоятельства позволят, то и Метелин; учредить беспрерывное крейсерство у берегов азиатских, дабы прервать всякий подвоз из Архипелага съестных припасов в Константинополь и у Дарданелл содержать сильную эскадру, могущую отразить турецкий флот, в случае его выхода…»
Утром следующего дня Дукворт снялся с якоря и взял курс на Александрию. Наши англичанам не салютовали. Британские матросы, что есть силы махали своими шляпами и кричали нашим «ура». Капитаны в том им не препятствовали.
– Свидание прошло без радости, проводы без печали! – бросил кто-то из офицеров вслед уходящим британским линкорам.
Из дневника офицера фрегата «Венус» лейтенанта Владимира Броневского: «Мы сначала удивлялись, что понудило английского адмирала, не дождавшись нашей эскадры, идти с малой силою к столице, но недоумение наше еще более увеличилось, когда на представление Сенявина оставить для подкрепления нашего флота 2 корабля и 2 бомбардирских судна, Дукворт 1-го марта объявил, что он имеет другое назначение, снялся и ушел и оставил нас одних. После сего адмирал пригласил капитанов на совет и, сообразив настоящие обстоятельства, положил взять Тенедос и содержать Константинополь в тесной блокаде. Бог нам помог, мы имели во всем успех, а англичане вместо того, чтобы быть с нами вместе у Дарданелл и освободить Данциг, повезли войска свои в другую сторону и как в Буэнос-Айресе, так и в Египте разбиты были и не в чем успеха не имели».