– Wegriehen! Schnell!8
Тут и там взревели двигатели. Комбат Ребяков попытался подняться на ноги, но боль гранатой взорвалась в левом боку, где сапогом фельдфебеля были сломаны рёбра. Снова упал, тяжело дыша. Мотоциклы пронеслись мимо, рыча, как хищные звери.
– Братцы-ы! – попытался крикнуть он, но послышался лишь придушенный шёпот.
– Братцы-ы! Товарищи… – простонал майор, когда в следующий момент мотоциклы исчезли за поворотом и рёв их трескучих выхлопов быстро затих среди всеобщего грохота боя.
И надо же!.. В этой дьявольской какофонии громов, среди сего кромешного ада, рвущихся бомб и снарядов, он каким-то чудом сумел услышать звон одинокого колокола. Точно такой же…какой слушал когда-то в Тюлюке, что плыл в прозрачном хрустале воздуха над малахитовой стеной Сигальги и, такого же древнего каменного громадья Иремеля. «Откуда он взялся в этом пекле? Как сохранился? По ком звонит?.. По мне? По погибшим…живым? По нашей Красной армии? По Сталинграду?.. По всей России?..»
А колокол продолжал бить набат, только теперь он казался, где то безмерно далеко, на краю бесконечности…
Он испытал тошнотворное головокружение. Его крепкое сильное, но теперь избитое-истерзанное тело не справлялось, дыхание захлёбывалось, в пересохшем горле бурлил ком боли. Глаза заливал липкий пот. Воля, кою он использовал, как палку, колотила его мышцам ног, по плечам, по горячим сломанным рёбрам, по дрожащему мокрому животу. Он попытался столкнуть с себя тушу фельдфебеля – тщетно. Но воля иссякла, отступила перед страданием униженной, обессиленной плоти.
«Нет! Не могу…умереть вот так! – прикрикнул он на себя. – Я должен выжить. Упредить Абрека о танках фон Дитца! Должен…обязан упредить!»
… «Помоги! Поддержи!..» – умолял он кого-то, кто летел над ним, ослепляя, закатным светом, кидал в лицо вихри колючего ветра.
– Да чтоб тебя… раз-зорвало жирного борова на части! Н-ну же, тварь!..– сквозь липкий пот и размыто-туманный жар он увидел-почувствовал: труп фельдфебеля, подобно могильной плите, наконец-то сдвинулся, а потом всей мёртвой массой скатился с него. – Твою мать!.. Ну и порос…Центнера полтора с гаком…Отожрался гад на даровых колхозных харчах…» Яйко, млеко, шпик!..» – с клокочущей ненавистью прорычал Ребяков. – Всё хорош…отгулялся хряк…Из такого холодца наварить…взвод с голодухи студнем обдрищется!
Отдышавшись, он кое-как перевернулся набок, начал ползти к своим. Благодарил Небо за помощь, за то, что остался жив, что дышит, что видит мир.
Теперь он отсчитывал едва слышные удары колокола, чтобы не позволить сознанию соскользнуть в чёрную пустоту Тьмы.
«Один…два…четыре…семь…десять…» Временами, на несколько мгновений он потерял сознание. Приходил в себя, хватал губами припорошенный мельчайший окалиной снег. Берёг силы. Но гнев, бурливший в его напруженных жилах, заставлял ползти всё дальше и дальше.
* * *
Через четверть часа его, полуживого, подобрали танкаевские стрелки, так и не сумевшие пробиться сквозь немецкий заслон.
…Угостив фрицев свинцом, убедившись, что враг откатился назад, группа стрелков, под началом старшего сержанта Нурмухамедова, выдвинулась вперёд. Следовало узнать, по какому поводу мотоциклисты слетелись, как вороньё на падаль, возле трамвайного депо…
…Группа из пяти человек вышла гуськом из развалин. Впереди на улице, озарённой всполохами разрывов, среди воронок, наполненных тьмой, обломков, объеденных тенью, лежало мёртвое тело. Не видно было лица, бесформенно вяло вытянулись руки и ноги.
– …и какого рожна…Мы тута ищ-шем, товарищ старший сержант! – боязливо пригибаясь под свистом шальных пуль, продолжал недовольно брунжать комаром Буренков. – Разве, смерти? – Не ты, а она тебя ищет, чучело, – едко усмехнулся Марат, как вдруг поднял руку.
Бойцы насторожились, ощетинились автоматами. Их командиру Суфьянычу, вроде, как показалось, – «мертвое тело» шевельнулось.
– А ну, Григорич, вперёд! Вона к той развалюхе…– Нурмухамедов указал рукой на смятую танком пушку. – Вишь, тело рядом?
– Так точно.
– Вот и спознай, чо к чему. Только тихо! Гляди в оба!
– Да тама одни мертвяки и поганки, Суфьяныч! – нервно хихикнул толстяк. На затылке и шее его бежали мурашки.
– Разговорчики, рядовой Буренков. Топай, «поганка», пока сам не «мертвяк». Одна нога здесь друга там. Ну, же!
Григорич набряк обидой, как губка водой. Обреченно втянул голову в плечи, на полусогнутых понёс своё большое, рыхлое тело вперёд. Он не был уверен, но кажется, кто-то там, впереди, пробежал вдоль дома. Сердце качало не кровь, а ледяную воду.
Бойцы затаили дыхание, ждали…И вот послышался возбуждённый окрик:
– Товарищ старший сержант!
– Тьфу, дурак, мать его чёрт! – в сердцах матюгнулся Марат. – Чо орёшь, ежа рожаешь…
Но Буренков, будто не слышал. Ещё громче крикнул:
– Ну, где ты, Суфьяныч? Подь сюды! Глянь, народ, никак свой . Танкист!
– Да пропади ты пропадом…шайтан разнелюбый! Впился, как репей в свинячий хвост! – снова скрежетнул зубами сержант. – Ай да, мужики! Пока Григорич всех фрицев до кучи к себе не созвал.
Стрелки лязгнули затворами, серыми тенями просочились к депо. Окружили с двух сторон крикуна.
– Цыц, Буренков, мамкино горе…Рот закрой, тепло не трать! – Суфьяныч в лёт, заткнул словесный фонтан земляка. Глянул на лежавшего пластом танкиста, цокнул зубом от возбуждения.
– Уф Алла! Да это ж…комбат Ребяков, мужики! Вот те на-па…
– Точно?
– Точнее не бывает. Оно и ордена при нём…
– А где ж его батальон? Сам без танка…– не удержался Буренков. – Почему?
– По кочану. А ты чо особист? Глаз чо ли нет? Не вишь обгорелый он весь! Ты, мамакино горе, в танке горел?!
– Братцы, воды…воды… – как задушенный, захрипел, пришедший в себя Ребяков.
Ему тот час подали фляжку, чутка приподняли со спины, чтоб было удобней. Он долго дёргал кадыком, покуда не утолил в груди печного зноя. На силу оторвал от разбитых губ фляжку, задрожал голосом:
– Братцы…родные!..– на глазах его заискрились слёзы. – Чёртовы окояхи…Забросили-позабыли меня тут… Едва не околел…хорошие вы мои…
– Не спеши, майор, на тот свет. Там кабаков нет.
– Эт…в точку, сержант. – Он растянул в улыбке чёрные от крови губы, глядя на грязных-страшных, и впрямь, как черти болотные, стрелков. – Ну и волк…петуха! Не зря вас фашист боится…
– Вы не краше, товарищ майор. Увидела вас немчура, вот и драпанула со страху! – рассмешил всех Суфьяныч. Но тут же решительно перешёл к делу: – Сколько вас тут осталось? Где ещё след поискать?
– На небе, разве…– Ребяков мотал головой, словно уклонялся в углу, на ринге от кулаков-ударов, чернел в скулах, раскрытым ртом хлипко всасывал воздух. – Один я тут…как Папанин на льдине. Нет больше моего батальона…Нет и прощенья мне…
Нурмухамедов споро скинул с себя плащ-палатку, разбросил рядом с майором:
– А ну, кладите его и мухой в лазарет!
– Не-ет! – сквозь стиснутые зубы прорычал Ребяков. Щёки его сабельным ударом раскроил надсадный оскал. – Сначала…к комбату Танкаеву…упредить надо! Следом…за мной…прут танки фон Дитца…– он хотел приподняться, что-то ещё сказать, но жгучая боль в рёбрах, вновь бросила его в бессознательное состояние.
– Абжандадзе, Лукаш! Подхватили и понесли! Эй, осторожней, не дрова тащите! – прикрикнул на бойцов старший сержант, и голос слабым эхом отозвался в голове Ребякова.
Глава 3
Барон был в ярости! Мотопехота Кальта Бельтера положительно спутала ему все карты, – упустила красного майора, командира танкового батальона.
– Alpaka! Nutten ficken! Du gehst mir auf die eier! Именно из-за его инвалидных мотоциклеток с кретинами в люльках…Я вынужден был остановить свои «тигры», чтобы не подавить их, как куриные яйца! Dummkopf! И кто им только доверил ещё лучшие пулемёты в Европе?! Prost! Этому удаву Бельтеру, кажется, что он умнее других. Идиот! Подрезав мои танки своими тарахтелками он что же…Думал удивит? Покажет мне белого дрозда? Или летающую свинью! Scheisskerl! Но это ему просто так с рук не сойдёт! Чёрт с ним, с Бельтером…Я, один бес, доведу начатое до конца. Обойду этих лузеров и выйду к Волге первым на сём рубеже! Чего бы мне это не стоило…
Отто испытал мучительное наслаждение, какое бывает у игрока, срывающего в казино внезапный банк. «Это хорошо. Даже очень хорошо, что иваны утёрли сопли этому ретивому тупице…У меня снова есть шанс. И уж я не упущу его, мой Учитель!»
…Железный Отто действительно был во всех отношениях универсальный солдат, детище нацистского Рейха, и отлично знал с какого конца держать оружие. Но кроме этого, он был ещё и игрок, – удачливый и азартный! Чёрт возьми! Он любил играть со смертью своей и чужой. С опасными витавшими вокруг него таинственными-злыми энергиями, за коими ревниво охотились, которые скрупулёзно изучали в подземных лабораториях сверхзасекреченные службы «ан энербэ»9, под бдительным, всемогущим патронажем самого фюрера.
Эти энергии пропитывали его; пронизывали незримой радиацией ледяные глаза, беспощадное нацистское сердце, сильные тевтонские пальцы,
Рациональный, въедливо думающий нордический мозг. Смертоносные для других, они сообщали ему силу и ратное вдохновение. Вместе с ним крушили врагов Третьего Рейха, в котором он славил жестокий, прилетевший из туманной бездны воинственный Дух легендарной Валгаллы, уничтожавший земной уклад, превращавший процесс разрушения и тлена в невиданный ужасающий апофеоз красоты.
…Он снова, будто играя с судьбой, высунулся из башни «тигра» по пояс. Втянул воздух раздутыми ноздрями. Блеснули зубы. Отто содрогнулся, – он вновь чувствовал Его присутствие – холодное дыхание прямо в лицо. Миг, другой, он вглядывался в клубящийся пороховыми дымами воздух…Вдруг увидел сначала импульсивный лик фюрера. Тот истово цитировал строки из «Михаэля»¹: «…Я надеваю стальную каску, пристёгиваю кортик и декламирую Лилиенкрона. Я вижу руины домов и селений при свете багровой зари…Вижу затравленные, остекленевшие глаза и слышу душераздирающие стоны умирающих. Слышу шёпот мёртвых…Я больше не человек. Меня охватывает звериная ярость. Я чую кровь. Я дико-свирепо кричу: «Вперёд! Вперёд! Верность в верности! Я хочу стать героем!» «К чёрту сомнения! Alles fur Deutschland! – Всё для Германии! Кровь и земля! Кровь и честь! Золото отдадим за железо, железо за честь! Зиг хайль! Один народ, один Рейх, один фюрер!» «Расовая гигиена и нацистская евгеника под штандартом национал-социализма, опираясь на железные плечи СС, СД, СА и гестапо – наведут в мире новый порядок. Новой Библией, для оставшихся на земле полноценных народов, будет «Майн кампф»!»
…Старина Вилли на время выключил двигатель «Конрада», и остальные экипажи сделали то же самое. В наступившей тишине они слышали, как ветер с Волги гремит в рваном кровельном железе. Ветер коснулся лица штандартенфюрер фон Дитца, словно ледяные пальцы
¹ Одно из прозаических произведений И. Геббельса. «Михаэль. Немецкая судьба на листках дневника. Рассказ героя-фронтовика Михаэля, об его устремлениях и его русского друга анархиста Ивана Винуровски, почитателя Ф. Достоевского. Повесть написана от первого лица – Михаэля, за которым, угадывается автор, и состояла из откровений Михаэля, из его разговоров с любимой девушкой Гертой Хольк и из диалогов с Иваном.
побежали по его лицу. Глаза Отто вожделенно замерцали. «И как тебе это нравиться? – спросил он сам себя. – Неужели мой путь завершён? Или он только начался?..» Казалось, кровь вскипает в его жилах. Он хрипло и отрывисто засмеялся. И тут увидел Его за спиной фюрера. Мастер стервятником над ним, над огненными руинами Сталинграда, превращая их всех в жалких, ничтожных крыс. Его габариты продолжали меняться и плазменно преломляться, как это бывает в ночном кошмаре.
Hoiliger Gott! Повелитель, столь же внезапно вновь принял человеческие размеры, быть может, немногим более, чем обычные.
…Барон заворожённо опустил взор и увидел: скрюченные чёрные пальцы-когти придерживали, как марионетку, плечи Гитлера. Это видение длилось секунду. В следующее мгновение вождь истаял в клубах дыма, словно горсть соли в кипящем солдатском котле…И они остались один на один, мистическим образом окружённые со всех сторон незримым, непроницаемым занавесом.
* * *
Глаза Учителя чуть светились, обманчиво, как угли, потухающего костра. Зловещее молчание продолжалось минуту, а, может быть, Вечность. И завершилось низким грозовым аккордом, заставившим Дитца затрепетать.
– Мой ученик, мой любимец, – торжественно сказал Он. – Вот мы и встретились…как я тебе обещал. Твои победы множатся, ставки растут. Скоро тебя произведут в генералы. Время это быстро приближается, Отто. – Голос Мастера стал как раскалённая сталь. Он смотрел на пылающий город, и жуткий лик Его был маской света и тени. – Всё славно, всё превосходно, друг мой, – чёрные пальцы-когти щёлкнули друг о друга. – Надеюсь, ты, помнишь наше соглашение – в оплату за мои услуги, ты должен ускорить падение города! Клика моих слуг голодна, Отто. Я хочу узреть пир на костях, кои не видел ещё мир. Пусть будет больше крови! Больше смертей! Пусть это проклятый город красных вандалов насытится собственной кровью, отрыгнёт, снова насытится, снова отрыгнет и снова упьётся кровью! Пусть Сталинград увидит настоящую оргию, достойную Древнего Рима. Пусть легионы Третьего Рейха придут в бешенство, и пусть жертв будет столько, сколько они способны уничтожить. Я наблюдал за твоим решением проблемы с красным майором Танкаевым, Отто. Это не совсем мудро, то, что ты делаешь. Ты, забываешь о силе и мощи, которой обладаешь. Преимущество внезапности скоро может исчезнуть совсем. Действовать надо быстро, следовательно, сейчас. Разве, ты, забыл нашу первую встречу в твоём родовом замке под Берлином?
Все чувства Отто мгновенно напряглись ещё сильнее. Кровь в венах заклокотала. На сей раз, он отвёл взгляд мгновенно, потому что зелёные глаза Повелителя обжигали, как всплеск напалма. Нет, он ничего не забыл. В памяти навсегда отпечаталась та ночь – ночь ужаса и чёрного колдовства.
Глаза Учителя расширились, теперь они сверкали, как горны, и Дитц, едва осмеливался мельком смотреть в эти глаза, опасаясь, что сам превратится в пепел. Стоявшее перед ним Существо зловеще усмехалось:
– Мне нужны новые души, Отто, много душ…Я голоден, невыносимо голоден…– изогнутые когти снова щёлкали, как кастаньеты.
Остекленевший взор барона налился звериной яростью. Казалось, дрогнула и сместилась голографическая пластина, и возникло другое лицо: бледное, со вздутыми желваками и жилами, дикими зрачками, бурно дышащими ноздрями.
– Что молчишь? – в круговерти дымов глаза Повелителя казались раскалёнными добела кругами, впившимися в лицо Отто.
– Werden sie vevbfmmt!Я тоже хочу посмотреть, как войска Вермахта, печатая шаг, пройдут по Красной площади…Прежде чем мы сотрём с лица земли это гнездо большевизма. Но так же хочу увидеть… и как побегут из их столицы голосящие бабы и сопливые говнюки за Урал, куда их погонят наши моторизированные корпуса и дивизии.
– Браво! Ответ завоевателя, Отто. Ваш фюрер сделал мудрый выбор, заключив союз со Мной, а не с Богом…Без Тьмы нет Света. Теперь он приносит на Мой алтарь несметные жертвы – кровь и плоть второсортных народов. А я – дарю ему победы. Чем плох наш союз?
Более того, таким образом, он очищает Землю и свой род от мусора, заразы и прочего хлама тупиковых ветвей Человечества. – Наставник замолчал и в тишине рассматривал своего послушника. Лик Мастера был расколот пополам серповидной ухмылкой. – Но и это ещё не всё. Фюрер делает это во благо новой белой сверхрасы, нового мира, который, как водится, рождается в муках, слезах и страданиях, в огне и сере кровопролитных битв. Ты воин своего Предводителя, Отто. Истинный ариец. Один из лучших! Так будь достоин своего вождя. Иди смело вперёд, Отто. Иди и убей своего врага-кровника, сдери с него шкуру. Тебе – его череп…Мне – душу. Ты носитель некоторых моих тайных знаний. Используй то, чему Я тебя научил. Выруби собственную легенду в истории Земли. И твоё имя будет занесено в анналы Нового мира. Нашего мира…Золотом по белому мрамору… – гремуче вещало чёрное Существо – Bete Noire. Но помни! Удар твой должен быть стремителен и внезапен, как бросок кобры.