Для Вука и Духовлада время потекло незаметно. Каждую минуту открывая для себя что-то новое, им всё сложнее было обуздать свои аппетиты. Иногда они погружались в свои занятия настолько, что банально забывали о еде. В разгар одной из тренировок, когда уже не совсем и «тренировочная» ярость, настолько вогнала товарищей в раж, что их деревянные «мечи» жалобно трещали, встречаясь на встречных курсах, послышался шорох в ближайших кустах. Бойцы замерли, насторожено глядя в ту сторону, откуда донёсся шум. Через мгновение, из кустов показалась физиономия Всесмысла. Беглый богослов питавший слабость к поэтичной грубости, был заворожен видом этих двух мужей: их голые, лоснящиеся от пота торсы, покрытые сочными синяками от пропущенных ударов, размеренно раздувались от глубокого дыхания, вызванного интенсивной нагрузкой. Лики их ещё не покинула печать ярости, пленившей их сознания во время учебного поединка, и Всесмыслу они виделись свирепыми демонами из древних легенд. Восхищённый зрелищем, он едва сумел вспомнить, зачем явился, и взволнованно огласил:
– Дозор вернулся!
– Кто пришёл из налёта? – тут же спросил Духовлад.
– Только Предраг. Он слегка ранен… Сейчас все собираются на Совет, там всё прояснится. Поспешите.
Бойцы подхватили свои рубахи, и быстрым шагом направились в сторону временной стоянки. Обсуждать пока было нечего, но на сердце давило нехорошее предчувствие… Ощущение, что всё уже никогда не будет как прежде…
В лагере наблюдалась лёгкая суматоха. Возбуждённые разбои, сползались к месту, где их уже ждал Предраг, заготавливая слова для своего обращения. Большинство разбоев, были хорошо захмелевшими, и не до конца понимали, что происходит, но всё равно тянулись к общему скоплению, раздражая трезвых нелепыми вопросами.
Наконец сборище успокоилось, и сотни глаз в тревожном ожидании уставились на Предрага. Приняв скорбный облик, атаман начал речь:
– Братья! Я принёс вам плохую весть: только мне удалось выжить в последнем налёте. К сожалению, Малыш оказался прав – это была ловушка дружинников! Я до последнего верил в Горана, в его светлый ум. Мне казалось, что он с лёгкостью выкрутится из любой сложной ситуации, проскользнёт меж пальцев преследователей… Но я ошибся: Горан действительно попался стражникам, и, похоже, за счёт нас пытался купить себе жизнь… Но судить – удел богов. Я же, могу только поведать о том, что видел своими глазами: о последних мгновениях жизни наших товарищей! Когда мы выскочили из засады, и как обычно бросились на этот небольшой обоз, с телег упали тенты, и нам на встречу бросились сотни дружинников. Но мы не орбели, и бились с врагом достойно! Я и Тур, будучи в первых рядах, первыми же и получили ранения. Я рвался продолжить сражаться, но остальные настояли, чтобы я помог спастись нашему раненому предводителю. Мне осталось только повиноваться воле большинства. Я взял Тура под руку, и помогал ему идти, как мог. Ряд героев сомкнулся за нашими спинами. Они стояли насметь, плечом к плечу! Никто из них не пожелал сдаться, никто не пожелал просить пощады! Победа над бойцами Медвежьего Воинства, дорого далась дружинникам Батурия: нас с Туром, они даже не стали преследовать, очевидно обескураженные храбростью наших братьев, и ошеломлённые собственными колоссальными потерями. Так эти герои храбро отдали свои жизни, чтобы спасти меня и Тура. Но рана нашего предводителя была слишком серьёзна. Мы прошли по лесу несколько часов, и он, чувствуя близкую свою кончину, попросил дать ему прилечь. Он искренне раскаялся в своей гордыне, просил меня простить его. Я простил его, и обнял, как родного брата! (При этих словах Предраг даже умудрился выдавить из себя слёзы) Пред тем, как отправиться на суд богов, он сказал мне, что наше воинство выберет меня новым своим предводителем. Будучи одной ногой в другом мире, он всё продолжал вещать, бессознательно глядя вдаль. Тур говорил, что мне суждено привести вас к богатству и славе! Что все наши следующие налёты, будут гораздо изобильнее предыдущих! Что никто не сможет устоять под нашими ударами! Я слушал его, и не верил своим ушам, но кто знает, что может открыться человеку на смертном одре?! Сейчас я смущён осознанием того, что, возможно, сами боги прочат мне такую Великую Судьбу, и если так, то я не могу отказаться, или усомниться в своих способностях! Я приму эту ношу, если вы пожелаете возложить её на меня! Если нет, то я стану надёжным помощником тому, на кого падёт ваш выбор!
Среди разбоев поднялся ропот: подавляющее большинство было растрогано «былинным сказанием» Предрага. Живописный рассказ о героизме павших товарищей, вселил в души этой голытьбы желание мстить за них, быть достойными их светлой памяти. Речь Предрага, вызвала желаемый им эффект в полном объёме. Он не случайно начал с рассказа о вымышленном героизме павших в налёте: львиная доля внимавшего его словам быдла, искренне видела таких же храбрецов в себе, ни на секунду не сомневаясь, что окажись они на месте «героев» из рассказа Предрага, поступили бы так же отважно, а то и ещё более эпично. Им понравилось вступление, в него хотелось верить, и они верили… А во всё остальное, они верили уже не задумываясь: и в раскаяние Тура, и в его предсмертные видения великих свершений, уготованных Предрагу богами, и в братское прощание смертельных врагов, и в железную решимость Предрага, вести Медвежье Воинство к Великой Славе, и богатой добыче.
Подавляющее большинство думало так, но все. Некоторые (единицы!), «улыбались в усы», слушая эпичный сказ о героических свершениях людей, реальное поведение котрых в минуты опасности, они неоднократно имели сомнительное счастье наблюдать воочию. Такие люди только молча покачивали головами, когда фантастичность рассказа Предрага заходила на новый виток, и не имели ни малейшего желания вмешиваться в происходящее. Но были так же и те, кто откровенно готов был вцепиться в горло Предрагу. Это была небольшая кучка людей Тура во главе с Опарой, не ушедших в налёт. Последний не выдержал, и, подскочив к ненавистному атаману, стал шипеть прямо ему в лицо, едва сдерживаясь, чтобы не наброситься на него с кулаками:
– Ты лжёшь! Тур никогда бы тебе такого не сказал! Он ненавидел тебя, желал твоей смерти, а теперь ты говоришь, будто он благословил тебя вести наше воинство?! Чушь! Я никогда не поверю тебе! Ты лжец! Пусть все слышат: ТЫ ЛЖЕЦ!
Экспрессивный бросок основного противника, вызвал в душе Предрага, чувство глубокого удовлетворения. Мысленно он даже поблагодарил Опару, за тупость и несдержанность. Теперь он мог спокойно обойти конкурента (и так не очень внятного), на место нового главаря воинства. Внешне абсолютно спокойно выдержав эти нападки, Предраг ответил Опаре с оттенком сожаления в голосе:
– Я могу понять, и простить тебя. Ты потерял своего вождя, и многих товарищей. Но ты здесь такой не один: нас всех постигла точно такая же утрата! И если твоя несдержанность плод твоего безмерного горя, то я пойму, и не стану держать на тебя зла… Но, возможно, причина в другом? Ты привык, что в своё отсутствие, Тур оставлял тебя старшим, привык раздавать приказы вместо него… И казна, наша казна! Может ты уже привык считать её своей за эти дни?! Ты мог изредка потешить себя иллюзией власти, но это было возможно, благодаря одному только Туру, а не потому, что всё наше воинство оказало тебе доверие. Так теперь же, давай посмотрим, кого наши братья хотят видеть во главе: тебя или меня! Может быть ещё кто-то чувствует, что способен повести наше воинство за собой? Ты, Ворон? (Ворон, стоявший скрестив руки на груди, только презрительно ухмыльнулся, и сплюнул на землю) Тогда, может быть, Вук или Ратибор? (Вук махнул рукой, отрицательно помотав головой из стороны в сторону, а Ратибор даже поленился пошевелиться, лишь состряпав на лице гримасу отвращения) Ну, раз так, тогда храброе воинство выбирай: я или Опара!
Толпа, как будто ожила: поднялась толкотня, наперебой послышались выкрики, поддерживающие Предрага, и оскорбляющие Опару, а то и грозящие ему побоями. В этот момент, Опара осознал то, что должен был понять гораздо раньше: не стало теперь не только Тура, оказывавшего ему своё покровительство. Вместе с главарём в налёте сгинуло три четверти верных людей, которые в такой ситуации поддержали бы его – Опару. Несколько десятков оставшихся, испуганно жались друг к другу, со всех сторон теснимые «политическими противниками», вот-вот готовыми перейти от угроз, в адрес меньшинства, к их исполнению. Страх тут же занял место праведного гнева в душе Опары. Как-то сразу осунувшись, он поспешил признать явную победу противника. Напряжение несколько спало, и Предраг продолжил вещать:
– Благодарю вас за доверие, братья! Обещаю, что не подведу вас! Я уверен, что съестные припасы наши на исходе (то тут, то там, голоса в толпе стали отвечать ему согласием, а некоторые, заплетающимся языком сетовали на то, что скоро будет «не только нечего есть, но и нечего пить»). Раз так, то мне не пристало начинать свой путь предводителя, с созерцания голодных обмороков среди вас, хе-хе! Добираясь сюда после налёта, я набрёл на небольшое поселение. Стоит оно особняком, далеко от других посёлков и городов. Скорее всего, это усадьба важного человека. Я видел там хорошо вооружённых наёмников. Но нас намного больше, и на нашей стороне внезапность. Перед нападением вышлем лазутчиков, чтобы хорошенько разнюхали обстановку вокруг, и если никаких сюрпризов не будет, то нападём без жалости! А поживиться там точно есть чем: от золота с серебром, до колбас и мёда! Видели бы вы те роскошные домишки!
Улюлюканья и возгласы одобрения, сотрясли воздух над неистовой толпою. Разбои радовались радужным обещаниям нового предводителя, полагая, что отныне их ждут только крайне богатые на добычу цели. Предраг понимал, что сейчас важно забить эту эйфорию, как можно глубже в недалёкие сознания своих последователей, и его следующий ход, продуманный заранее, так же гладко воплотился в жизнь. Сделав максимально честное лицо, он обратился к воинству со следующими словами:
– Ранее, вам постоянно твердили, что у нашего воинства есть некая казна! И будто каждый из вас имеет в ней свою долю. Но её всегда скрывали от нас, мы даже примерно не знаем, что эта казна из себя представляет! Но при мне такого не будет! А ну, Опара, тебе ведь оставил её Тур перед уходом в налёт. Давай же, яви нам эти сокровища, ибо они принадлежат всему воинству, а не горстке самых хитрых!
Опара повиновался, и спустя всего несколько минут, перед толпой предстало несколько больших, тяжеленых сундуков, каждый из которых, приходилось тащить четверым. Предраг стал открывать сундуки, и картинно демонстрировать толпе содержимое: золотые и серебряные монеты, драгоценные камни, дорогое оружие и прочее. Показав, он непременно возвращал всё обратно в сундук, даже и не думая кому-нибудь, что-нибудь раздавать. Но пресловутое «подавляющее большинство», билось в экстазе даже из-за этого, радуясь, что теперь такой справедливый и умный предводитель, поведёт за собой Медвежье Воинство. Некоторые, понимая, что всё это откровенный фарс, отправлялись прочь, заниматься более полезными делами, нежили созерцание сундуков с побрякушками. Среди них был и Духовлад. Он пробирался сквозь толпу, ища взглядом Вука, желая продолжить с ним тренировку. Разделились они ещё перед началом Совета, так как Вук отправился на поиски Ратибора, а Духовлад пошёл в сторону людей Предрага. Теперь в этом столпотворении было не так-то просто кого-нибудь найти, но молодой боец терпеливо продолжал поиски. Вдруг перед ним, как будто из-под земли, вырос Мстивой – беглый сотник Батуриевой дружины. Его суровое лицо, имело озадаченное выражение, и, глядя Духовладу прямо в глаза, он промолвил:
– Внимательно следи за своим атаманом!
Сказав это, он снова растворился в толпе разбоев. Духовлад молча проводил его взглядом, и нехорошее предчувствие тяжёлым камнем легло ему на душу. Решив пока отказаться от тренировки, он стал протискиваться сквозь толпу в сторону Предрага, задорно размахивающего драгоценными безделушками.
Всё это представление закончилось не скоро, но наконец Духовладу удалось остаться с Предрагом наедине. Молодой боец решил начать приватный разговор, с официальной лести, необходимой в таких случаях:
– Поздравляю тебя, атаман! Уверен, что твоё руководство принесёт нам удачу! А Опару ты просто в клочки разорвал: он, как побитая собачонка выглядел!
– Учись, пригодится! – отмахнулся Предраг – Тоже мне, противника нашёл: Опара… Он только после того, как пререкаться начал, понял всю серьёзность обстановки, тугодум! Ты знаешь, чем различны между собой Глупый, Средний, и Умный? (Духовлад молча кивнул ему подбородком, мол, а ну, просвети) Так вот: Глупый, неспособен даже правильно оценить последствия случившегося! Грешит не на то, что надо, не там врагов видит, и ошибочно полагает, что если бы можно было время вспять повернуть, то он смог бы что-то изменить. Средний – правильно оценивает последствия случившегося. Рассуждает слаженно, всё на свои места расставляет, и справедливо полагает, что если б время повернулось вспять, то он смог бы всё в правильную сторону изменить. А Умный – правильно оценивает последствия до того, как что-то произошло! Ему не нужны глупые мечты об управлении временем, и он всегда обыграет первых двух, потому что его ум работает уже тогда, когда умы Глупца и Среднего ещё беспечны!.. Фух, ну и закрутил я! Не ломай себе голову, я и сам не понимаю, чего нагородил… Ступай отдыхать лучше, завтра выступаем.
Но, вопреки уверенности Предрага, Духовлад понял его витиеватую мысль… И его ум уже давно не был беспечен…
***
Тысяча Волибора приближалась к Кременцу. Тысячный был мрачен, находясь во власти недобрых предчувствий. Последние несколько лет, мрачный вид и глубокая апатия ко всему происходящему стали постоянными его спутниками. Теперь ещё и эта неудачная облава… Батурий, накрученный придворными блюдолизами, живьём сожрёт своего неудачливого тысячного, абсолютно не прислушиваясь к его объяснениям, так как все нужные выводы ему уже давно помогли сделать.
Выйдя из лесу на равнину, окружавшую Кременец, Волибор увидел огромный лагерь: множество походных шатров, меж которых сновали люди, снаряжающие телеги. Дружина собирается в поход! Такого не было уже очень давно… Война?! В душе Волибора затеплилась надежда, что Батурий, отвлечённый серьёзным противостоянием, наконец отстанет от него… хотя бы на время.
Волибор отдал приказ тысяче становиться лагерем рядом с остальной дружиной. Сам же, взяв с собой четверых сотников и две дюжины всадников (для солидности), отправился в крепость, на доклад Батурию. Так же за ними увязался Виктор. Его абсолютно не смущало, что его непосредственный начальник – Волибор – не давал ему распоряжения сопровождать его. Обогнав всю процессию, молодой помощник тысячного нагло возглавил посольство, горделиво уставившись вперёд, и ни с кем не разговаривая.
– Смотри ка, вылез, как прыщ на сраке! – презрительно процедил Добрыня, один из сотников, сопровождавших Волибора в Кременец, глядя в спину зарвавшемуся юнцу, и не особо заботясь о том, слышит он его или нет – Ни хрена ведь в военном деле не смыслит, и самое страшное, что даже учиться ничему не хочет! А вот к князю на доклад, так самый первый бежит, будто сможет там что-то дельное рассказать!
– Смыслит, не смыслит, а слушать его там будут, повнимательнее, чем нас – равнодушно ответил ему Волибор.
Добрыня громко сплюнул, но говорить больше ничего не стал: он и сам прекрасно понимал, что тысячный прав. Волибор видел, что все его сотники до крайности возмущены поведением Виктора, только недавно появившегося в дружине, но уже в каждом слове или жесте старавшегося подчеркнуть своё необоснованное превосходство. С каждым днём, в душе тысячного усиливалось ощущение, что ему недолго осталось пребывать на своём месте. И то, как нагло и бесцеремонно ведёт себя этот щенок, усиливало уверенность, что именно он собирается занять это место.
Прибыв в крепость, Волибор, в сопровождении Виктора и четверых сотников, проследовал к Залу Совета. Ожидавший перед огромными дверями слуга, с важным видом велел им ожидать, а сам, щеголяя подтянутой осанкой, скрылся за этими самыми дверями. Вернувшись через несколько минут, он объявил, что первым к князю должен войти Виктор. Заносчивый молокосос, одарив своего тысячного надменным взглядом, приправленным глумливой улыбкой, горделиво прошёл в зал. Волибор и его сотники, хмурыми взглядами смотрели ему в спину, пока она не скрылась за деревянным массивом парадных дверей. Тысячный перевёл взгляд на меч Тура в своих руках, и невесело усмехнулся: вряд ли подобный трофей спасёт его теперь от гневных нападок Батурия. Ну, да будь что будет…