Поляки отбили нападение казаков, но, когда, вступив в дело, их атаковало всё удачно прошедшее дефилеи русское войско, не выдержали яростного удара и в беспорядке начали отступать. Первой, бросив два знамени и три пары литавр, побежала благородная шляхта, а за ней, не пожелав драться в одиночестве, поспешно отступили и бывшие у Тарло два регулярных полка. По окончании двухчасового сражения выяснилось, что десять тысяч поляков испугались всерьёз драться всего-то с четырьмя тысячами русских, и это была единственная попытка конфедератов оказать действенную помощь Станиславу Лещинскому…
По возвращении фельдмаршал Миних вызвал генерала Ласси к себе. Расхаживая по комнате, Миних то и дело останавливался у окна и, вдохнув сочившийся через щели весенний воздух, делал паузу, а уже затем продолжал:
– Думаю, теперь нам ни кастелян Черский, ни граф Тарло угрожать не смогут. Однако сил у нас для осады Данцига маловато, и потому я вызвал сюда остававшиеся в Варшаве войска. Они будут доставлены по Висле. Их командир тому противился, но я его отстранил. – Фельдмаршал зло дёрнул головой и глянул на Ласси. – Что скажешь?
– А что говорить? – вздохнул генерал. – Пушки нужны, а король прусский отказался пропустить осадные орудия через Пиллау.
– Это так, – сердито начал Миних, но сразу прервался, так как в комнату вошёл адъютант и доложил:
– Там почта прибыла, из Саксонии…
– Давай, – протягивая руку, раздражённо сказал Миних.
– Ваша милость, надо полагать, лучше туда пройти, – с какой-то непонятной интонацией возразил адъютант.
– Что?.. Это ещё зачем туда? – прямо-таки взорвался Миних, но, взяв себя в руки, пошёл к двери.
У крыльца стояли два больших зашпиленных воза, а рядом топтался человек, в котором Ласси не без удивления признал того же «хлопца». Выглядел он точно так же, только в отличие от прошлой встречи на боку у него теперь висела шляхетская сабля. Глядя на странный обоз, Миних нетерпеливо бросил:
– Где почта?
– Вот! – И шляхтич откинул рядно, укрывавшее груз.
Там была осадная мортира, и под её весом колёса воза глубоко грузли. «Хлопец» как ни в чём не бывало спокойно пояснил:
– Доставлено через Пруссию.
Фельдмаршал и генерал переглянулись. Им обоим сразу же стало ясно: вопрос с доставкой артиллерии решён и пушки из Пиллау скоро прибудут. Как оказалось, на почтовых возах под видом багажа король Август скрытно переслал четыре мортиры и двести бомб к ним. Вдобавок «хлопец» со шляхетской саблей на боку конфиденциально подтвердил догадку фельдмаршала и генерала, что король Пруссии более никаких препятствий чинить не намерен, для начала уже позволив выгрузку орудий в Пиллау с последующей доставкой их водой к армии.
Обрадованные столь радостной вестью Ласси и Миних принялись составлять план дальнейших действий. Окончательное решение сильно затруднялось не только малым количеством бывших в их распоряжении осадных войск, но (в гораздо большей степени) системой укреплений Данцига. Город имел регулярную внешнюю фортификацию со многими устроенными вокруг шанцами и вдобавок был неприступен из-за болот, а также по причине наличия во многих местах подтопленной земли.
Исходя из этого, Минихом в ожидании прибытия подкреплений, а равно и русского флота был разработан план постепенной осады, согласно которому первым делом был сооружён редут на берегу Вислы, лишивший город свободного сообщения с приморским фортом Вейксельмюнде. Затем, после тщательной подготовки, внезапным ночным штурмом был взят Зоммер-Шанц, а его уцелевшие защитники поспешно отошли к форту Вейксельмюнде и укрылись там.
Фельдмаршал как раз изучал разложенный на столе план окрестностей Данцига, когда адъютант принёс ему доставленную из Петербурга депешу. Миних прочитал её и, велев позвать генерала Ласси, снова стал рассматривать план. Когда вскорости генерал Ласси прибыл, фельдмаршал молча отдал ему депешу и стал ждать, что тот скажет. В депеше государыня выражала недовольство затяжной осадой Данцига. Ознакомившись с её содержанием, Ласси в свою очередь посмотрел на план и ткнул пальцем в отметку, изображавшую укрепление Хагельсберг.
– Полагаю, сие место есть ключ к городу.
– Да, – ещё раз присмотревшись к карте, согласился с ним Миних. – С этого холма можно обстреливать весь Данциг.
Наутро была проведена рекогносцировка, и выяснилось, что от ворот Оливы крутизна оказалась неприступной. Сам же форт представлял собой правильный кронверк[7] с равелином[8], контрэскарпом[9] и гласисом[10]. Вдобавок всё это было обнесено палисадом[11] и штурмфалами[12]. Но вот слева, со стороны Шейдлица, имелось только одно земляное укрепление без крытых подходов и гласиса. Ров был сухой, без палисада, и только одна берма[13] имела изгородь. Поэтому общее решение начинать штурм именно с этой стороны не вызвало никаких возражений.
Чтобы обеспечить успех штурма, было решето, беспокоя неприятеля в других местах, произвести ещё и фальшивую атаку со стороны Оливы. Выполняя общую задумку, после полуночи главный отряд тайком сосредоточился у подножия холма и уже на рассвете решительно атаковал неприятеля. Когда, легко преодолев ров, солдаты подошли к валу на пистолетный выстрел, находившийся впереди первой шеренги командир колонны взмахнул шпагой.
– Нидерфалами!..[14] Пали!!! – И первая шеренга солдат, слаженно выстрелив, ничком припала к земле.
Затем то же самое проделали вторая, третья, четвёртая шеренги, и рой пуль полетел в сторону земляного вала, заставив его защитников искать укрытия. На короткий момент наступила тишина, но едва командир отряда снова взмахнул шпагой, поднимая солдат в атаку, как бывшие на валу пушки разом выпыхнули огнём. Картечь с визгом полетела навстречу, не задев ещё лежавших фузилёров, но те, кто стоял, были либо ранены, либо попадали, а находившийся впереди всех командир убит.
Однако эти пушечные выстрелы солдат остановить не смогли. Штурмующие дружно бросились вперёд, с ходу перемахнули вал и после недолгой, но жестокой схватки полностью захватили позицию передовой батареи, взяв там семь пушек. А вот дальше, после, казалось бы, уже достигнутого успеха, наступила странная заминка. Оказалось, что картечный залп принёс непоправимый урон. По несчастному стечению обстоятельств все бывшие в шеренгах старшие командиры были либо убиты, либо ранены, и солдаты, не получая приказов, затоптались на месте.
Эта заминка обеспокоила наблюдавшего за ходом боя фельдмаршала, а когда посланный для выяснения адъютант доложил, что случилось, Миних, пытаясь сдержать себя, сжал бывшую у него в руках подзорную трубу. Он, решивший было после лёгкого взятия Зоммер-Шанца, что время решительного штурма пришло, внезапно понял: если сейчас из города произойдёт сильная вылазка, которую у него нет сил сдержать, то ему придётся снимать осаду.
Поэтому, когда находившийся рядом Ласси, ещё не догадываясь о постигшей их неудаче, пробормотал за спиной Миниха:
– О майн гот, сикурс[15] надо, сикурс… – раздосадованный фельдмаршал резко оборвал генерала:
– Какой ещё сикурс?.. Немедля отводите солдат!
Ласси, зная, как трудно, почти невозможно, в такой неразберихе прекратить штурм, выхватил у ждавшего распоряжений адъютанта эспонтон[16] и, размахивая им, сам побежал исполнять приказание фельдмаршала. Вылазки конфедератов не последовало, но Ласси приложил немало усилий, прежде чем ему с трудом удалось увести солдат с хагельбергского холма, так как они, считая себя победителями, ни за что не желали оставлять с боем взятую батарею.
Потерпев неудачу, Миних первым делом заставил торопиться идущие из Варшавы войска, собрал что можно из окрестных гарнизонов, а поскольку начали поступать глухие сведения о возможной попытке французов оказать военную помощь Данцигу, фельдмаршал велел разорить все приморские деревеньки и заодно прервать всякое сообщение осаждённого города с фортом Вейксельмюнде, откуда по реке можно было доставлять припасы конфедератам.
Наконец давно ожидаемые войска начали прибывать, отчего обеспокоенный этим магистрат Данцига запросил двухдневное перемирие в ответ на очередное предложение Миниха покориться милости русской императрицы и признать королём Августа. Поляки колебались, но остававшийся всё это время в Данциге французский посол де Монти, полагая, что двухтысячного отряда де ла Мота, прибытие которого ожидалось со дня на день, достаточно, чтобы заставить Миниха снять осаду, сумел убедить в этом членов магистрата, и они ответили фельдмаршалу отказом. Не приведя ни к чему, перемирие кончилось, и враждебные действия возобновились с ещё большей силой.
Французы, на военную помощь которых так уповали сторонники Станислава Лещинского, действовали с большой оглядкой, опасаясь вовлечь в войну нейтральные Англию и Голландию, отчего весьма неохотно согласились отправить свою эскадру на Балтику. После долгих колебаний кардинал Де Флери всё же послал эскадру из девяти линейных кораблей, трёх фрегатов и одного корвета. По прибытии в Копенгаген находившийся там посол Франции де Плело уведомил адмирала, что Лещинский уже избран королём Польши, и эскадра вернулась в Брест.
Однако, когда в Париж пришло сообщение, что Станислав Лещинский находится в обложенном Данциге, туда было решено послать другую эскадру. Эти корабли доставили к Данцигу французские войска, высадив на Вестерплатте Перигорский, Блезуасский и Ламаншский полки. Находившийся в Данциге французский посол де Монти приказал им идти в Данциг, но командиры полков, опасаясь, что эскадра, бросив их, уйдёт в Пиллау, посадили войска назад на корабли и отбыли в Копенгаген. Едва узнав об этом, де Монти потребовал немедленного возврата эскадры.
Посол де Плело провёл совещание с офицерами, где обвинил их в нерадивости и, взяв командование на себя, отбыл вместе с войсками обратно. По прибытии в Данцигскую бухту полки были вновь высажены с кораблей, только уже не на Вестерплатте, а в форту Вейксельмюнде, после чего эскадра стала крейсировать между Хельской косой и Пиллау. О повторном прибытии французских войск было незамедлительно сообщено Миниху, и фельдмаршал во всеуслышание заявил:
– Благодарю Бога. Россия нуждается в руках для извлечения руд.
Между тем новый командир объединённого французского отряда граф де Плело, не желая терять времени, затребовал себе проводника, который должен был провести его к Данцигу, и уже на другой день выступил сразу тремя колоннами. Проводник, одетый в мужицкую свитку, но с квадратувкой на голове и саблей у пояса, уверенно повёл первую колонну. Вот только дорога, избранная им, оказалась весьма труднодоступной. Подтопленный грунт плохо держал пушки, и их колёса застревали в грязи, а мушкетёрам порой приходилось идти вовсе бездорожьем, часто попадая в болото.
Правда, де Плело особо не беспокоился, надеясь без помех подойти к Данцигу, но где-то на полпути проводник вывел колонну к русскому ретрашементу[17], объяснив, что он устроен совсем недавно и закрывает дорогу к городу. Де Плело это не смутило, вот только рекогносцировка показала, что обойти ретрашемент нельзя, а сам он весьма основательно укреплён. Высота его оказалась больше человеческого роста, и вдобавок с внешней стороны ретрашемент был выложен брёвнами наподобие стены. Главное же препятствие представляла мешавшая подходам засека.
Ожидая, пока подтянутся застрявшие в болоте колонны, граф де Плело и бригадир де ла Мот посовещались. Граф хотел немедля штурмовать ретрашемент в лоб, а бригадир предлагал сначала дать знать в город, что они на подходе, и дождаться, когда осаждённые произведут заранее оговорённую вылазку. Граф согласился с бригадиром, и городу был сделан пароль тремя сдвоенными пушечными залпами через короткие интервалы. В Данциге давно ожидаемый сигнал услышали, городские ворота распахнулись, и вылазка, имевшая целью соединение с французами, началась.
Вот только вылазка осаждённых оказалась неудачной. Встреченные пушечным огнём конфедераты смешались, затоптались на месте, а потом, довольно быстро утратив наступательный пыл, стали отходить. В то же время, услыхав шум начавшегося возле города боя, граф де Плело повёл своих французов в атаку и одним из первых, под плотным огнём из ретрашемента, стал пробиваться через засеку. Воодушевлённые такой непоказной храбростью своего командира, солдаты дружно последовали за ним и весьма быстро вышли к прикрытому брёвнами откосу.
Де Плело, первым одолев засеку, остановился в каких-то пятнадцати шагах от ретрашемента, затем обернулся и, посмотрев на своих солдат, успешно продирающихся через частокол заострённых кольев, выкрикнул:
– Мушкетёры!.. Огонь!
Услыхав приказ, солдаты вскинули ружья, было слышно, как защёлкали курки, но, против ожидания, вместо дружного залпа стали звучать только отдельные разрозненные выстрелы. Вот когда дал о себе знать марш по болоту. Патроны оказались частью подмоченными, вода, попавшая на замки, гасила искру, да, похоже, и порох на затравках надо было менять. Поэтому стрельбы, принудившей бы оборонявшихся прятать головы за брёвнами, никак не получалось, а вот из ретрашемента начался частый ружейный и пушечный огонь, заставивший мушкетёров пятиться.
Когда под градом пуль французы с большими потерями отступили, выяснилось, что граф де Плело погиб, и тогда вступивший в командование бригадир де ла Мот, оценив укрепления ретрашемента, решил не продолжать штурм. Поняв, что французы отходят, русские прекратили огонь, а когда их пушки замолчали, начавшие было вылазку конфедераты, окончательно уяснив неудачу попытки деблокировать Данциг, протрубили отбой и вернулись назад под защиту стен. Бригадир де ла Мот тоже увёл свой отряд обратно и стал лагерем на острове Плате.
Обезопасив себя таким образом от внезапного нападения с суши, бригадир де ла Мот к тому же считал, что в случае надобности французская эскадра, крейсировавшая в виду берегов, придёт к нему на помощь. Корабли адмирала Берейля и правда никуда не уходили и сейчас, находясь в море, неспешно шли по направлению к Пиллау. С суши, сильно ограничивая видимость, наплывал туман, и потому, когда вперёдсмотрящие обнаружили в пределах видимости лежавший в дрейфе фрегат, французы, как ни пытались, не смогли толком рассмотреть его флаг.
Вахтенный офицер спустился в каюту адмирала и доложил:
– Впереди по курсу в дрейфе фрегат.
– Чей флаг? – Сидевший за столом Берейль отложил лоцию в сторону.
– Трудно разобрать, кажется, шведский, – ответил офицер.
– Ну так немедля выяснить, – сердито бросил адмирал и потянулся за расшитым позументами камзолом.
Пока шёл этот доклад, лежавший в дрейфе фрегат поднял паруса, повернул через бейдевинд и стал уходить. Тогда на флагмане был поднят сигнал: «Догнать» – и все четыре французских линейных корабля начали преследование. Гонка продолжалась недолго. Уходивший корабль спустил паруса, и Берейль для выяснения отправил к нему шлюпку с офицером, которая, вернувшись через полчаса, доставила на флагман мичмана с фрегата. Мичман по артикулу приветствовал адмирала и сообщил:
– Русский фрегат «Митава», из Кронштадта.
– Вы в составе эскадры? – обеспокоенно спросил адмирал.
– Нет, с нами был только фрегат «Россия», – не ожидая подвоха, ответил мичман и пояснил: – Ночью в темноте мы разошлись и теперь ждали.
– Куда следуете? – с деланым безразличием поинтересовался Берейль.
– Мне неизвестно, – заподозрив неладное, отрезал мичман и, уходя от дальнейших расспросов, сказал: – Спрашивайте нашего капитана Дефремери.