Николай Иванович не понимал этого. Украинский язык имел статус государственного, на нем преподавали в школах и институтах, в республике работало украинское телевидение, издавались газеты, книги и журналы на украинском языке, народ вольно пел украинские песни и сам же избирал свою же, украинскую власть. Где же здесь «Московия пожирает украинскую самостийность»? Бред собачий!
Но нет же, тут и там слышен ропот на «москальську мову», хлопцы в Верховной Раде перегрызлись, когда обсуждался вопрос о придании русскому языку статуса второго государственного, хотя если не половина, то уж добрая треть страны разговаривала на нем.
Но что было слышно под сводами украинского парламента? А было слышно вот это: «Всем нам нужно глубоко осознать, что Европа заканчивается там, где начинается русский язык, русский менталитет, русская так называемая культура. Следовательно, враг Украины – Россия»…
Прочитав это в одной из киевских газет, Хмельницкий отбросил ее на край стола и стал расхаживать по своему университетскому кабинету кругами. И что – нервно рассуждал он – русский язык мешал Украине выращивать пшеницу или варить сталь? Или русский язык был повинен в том, что украинская экономика лежит на боку, что кругом коррупция, что олигархи купаются в роскоши, а кругом нищета? Глупость, конечно. Уже сколько лет прошло после того, как советская Украина скинула «московский хомут» и стала незалежной, а ей все равно (как плохому танцору) что-то мешает быть нормальной республикой. И что же? А опять то же – «нехватка сильного национализма».
– Национализм – это проявление слабости нации, а не ее силы, – темпераментно доказывал Хмельницкий на конференции историков во Львове, – заражаются национализмом по большей части слабые народы…
А в ответ – крики, топот и свист в зале.
Уже давно были у Николая Ивановича серьезные научные трения и со львовскими коллегами. Особенно – после его лекции для студентов тамошнего университета, когда он пространно цитировал русского историка Николая Ульянова: «Из всех ненавистников России и русского народа галицийские панукраинцы заслужили в настоящее время пальму первенства. Нет той брани, грязи и клеветы, которую они постеснялись бы бросить по адресу России и русских. Они точно задались целью все скверное, что было сказано во все времена о России ее врагами, сконцентрировать и возвести в квадрат. Что русские не славяне и не арийцы, а представители монголо-финского племени, среди которого составляют самую отсталую звероподобную группу…»
– Хватит!!! – заорал тогда в старинном зале профессор кафедры истории Львовского университета Стефан Яцюк, – Хватит этой вашей московской пропаганды!
Студенты свистели и покидали зал. После той выездной лекции по обмену между университетами Николай Иванович во Львов уже не ездил.
Много раз Хмельницкий схватывался и в прессе, и на телевидении, и на конференциях с Яцюком. Особенно хлесткую оплеуху Николай Иванович отпустил ему на симпозиуме в Варшаве. Яцюк во время своего выступления патетически воскликнул:
– Украинский национализм – это кровь в наших жилах!
Хмельницкий в ту же минуту включил торчавший перед ним микрофон и крикнул:
– Национализм – это не кровь в ваших жилах, а моча в вашей голове!
Тут даже ядовитые поляки, холодно относившиеся к Хмельницкому, зашлись дружным смехом…
Яцюк сверкнул горящими ненавистью глазами и сбивчиво закончил выступление.
Потом еще много раз Хмельницкий схлестывался с Яцюком, участвуя в дискуссиях о природе украинского национализма. Яцюк свои выступления и статьи в прессе щедро нашпиговывал высказываниями идолов украинских националистов – Степана Бандеры и Дмитро Донцова. Яцюк, например, пытался доказывать, что «некоторые историки, типа Хмельницкого, умышленно извращают образы Бандеры и Донцова, показывая их врагами России фашистского пошиба».
Десятки тысяч, собравшихся на Майдане, решили дальнейшую судьбу страны, не спросив мнения десятков миллионов украинцев
В ответ на это Хмельницкий публично ткнул Яцюка носом в статьи Бандеры и Донцова: «Стыдно доктору исторических наук Яцюку не знать первоисточников, которые многое проясняют в нашем споре. Вот они. Статья Бандеры «Украинская национальная революция, а не только сопротивление режиму» (1950 год): «Наша генеральная линия освободительной политики базируется на том фактическом состоянии, что борьба за государственную независимость Украины – это борьба против России». Теперь переходим к Донцову, национализм которого я назвал фашистским. Читаем статью Донцова «Фашисты ли мы?» (1923 год). Цитирую: «Политический и морально-политический дух, которым дышат украинские националисты, бесспорно является фашизмом». Вопросы есть?
Яцюк промолчал.
У ненависти Николая Ивановича Хмельницкого к национализму было много причин, но, похоже, главная из них состояла в том, что он родился и вырос в Харькове, где не было разгула этой заразы. В том числе и в школе, и в университете, который он окончил, в котором дорос от рядового преподавателя до заместителя заведующего кафедрой. А после издания двухтомника его книги о единой природе украино-российского славянства и получения госпремии Хмельницкий был переведен в киевский университет.
Было это, правда, давно – в закатные советские годы, нашпигованные горбачевским трепом о перестройке.
«Единая природа украино-российского славянства» весьма ярко отражалась во всей родне Хмельницкого. Вот так оно вышло: и прадед, и дед, и отец, и сам Николай Иванович были женаты на русских женщинах. А единственная его дочка – украинка Оксана, вышла замуж за русского. Зять Анатолий был родом из Пскова, после окончания института в Киев попал по распределению, но работать по специальности ему тут пришлось недолго – в начале 90-х его конструкторское бюро лопнуло. И решил несостоявшийся конструктор систем авиационной навигации заняться «своим делом» – взял в банке кредит и открыл маленькое, всего на шесть столов, кафе на Подоле.
Николай Иванович был уверен, что эта затея быстро лопнет – примеров в то время было много. Но дело у Анатолия пошло, да еще как! Лет через шесть открыл на самом Крещатике свой ресторан «Петр I». Оксанка бросила в школе учительское дело, стала помогать мужу в бизнесе. А однажды нагрянули в ресторан какие-то люди, а тот, который явно был главным, плюхнулся в директорское кресло Анатолия, закинул ноги на стол, достал из-под полы пиджака пистолет, подул в ствол и приказал Оксане:
– Виддай мени свий мобильнык, несы горилку и жратву, розмова буде!
«Розмова» была короткой: москальское название ресторана поменять и каждый месяц платить бандитам почти половину выручки.
Вернувшийся из Пскова Анатолий хотел было сразу же бежать в Службу безпеки, но Оксана его отговорила – «Беда и от тех людей будет».
Замена неоновой вывески с названием ресторана стоило дорого и Анатолий хотел сэкономить – пусть будет вместо «Петр I» просто «Петро». Всего две буквы поменять! Но бандиты не согласились. Приказали назвать ресторан «Петро Сагайдачный» – в честь известного предводителя украинских реестровых казаков. Пришлось смириться, лишь бы семейный бизнес совсем не отобрали.
Николай Иванович помнил и о другом. Когда у Оксаны с Анатолием родился первенец, возник в их семействе щекотливый вопрос – какая национальность будет значиться в свидетельстве о рождении крохотного Павлика. Дело чуть до серьезной размолвки не дошло! Оксана настаивала, чтобы национальность ребенка была указана по матери. «Павлику на Украине жить и неизвестно, как все в его судьбе повернется» – говорила она. При этих словах Анатолий цедил сквозь зубы: «У ребенка мое отчество, значит он русский». Николаю Ивановичу стоило больших трудов отговорить дочку от ее затеи. Павлика записали русским.
– И русское, и украинское – срослось, смешалось, сплелось, – говорил и дочке, и зятю старый домашний миротворец и дипломат Хмельницкий.
Когда еще была жива Елена Павловна – жена Николая Ивановича («потомственная рязанская беднота» – как говорила она иногда в шутку про себя), ездили они вместе к сватам Венцовым в Псков.
А там и за щедрой рюмкой у новой родни, и во время прогулок по городу боялся Николай Иванович заводить со сватом Венцовым разговор о непростых российско-украинских отношениях, о киевской власти. Боялся, как боится сапер мины неизвестного устройства (кто знает, что там на уме у свата?). А он оказался своим мужиком. И тепло стало на душе у Николая Ивановича, когда во время застольного разговора Венцов сказал:
– Национальность для счастья наших детей и внуков не имеет никакого значения.
Однажды Хмельницкий читал лекцию о проблемах украино-российских отношений после падения СССР. И, как это всегда бывало, в конце ее спросил у студентов:
– Какие будут вопросы?
Руку поднял чернобровый киевский казачок Степаненко. Спросил с ехидцей:
– А это правда, что до распада Союза Россия объедала Украину?
– Сколько лет уже Украина является независимым от Москвы государством? – спросил его Николай Иванович.
– Двадцать рокив, – ответил Степаненко.
– Правильно, двадцать лет, – ответил Хмельницкий, – Но за это время твой незалежный бутерброд с салом почему-то не стал толще!
Николай Иванович любил своих студентов, которые с юным азартом часто «терроризировали» его своими непростыми вопросами. Он всегда отвечал на них честно и прямо, не впадая в словесную казуистику. Он чувствовал уважение большинства из них к себе. То было счастливое чувство учителя, который видит, что посеянные им в душах учеников семена дают добрые всходы.
Хотя были среди его студентов и те, мозги которых уже явно были поражены микробами бандеровской идеологии. О, слышали бы вы, что порой происходило в аудитории, когда в Киеве забродил Майдан, когда студенты схватывались в яростных спорах о том, что там и почему происходит. Страшные мысли гнездились в голове Хмельницкого, когда он, слушая своих учеников, мрачно думал, что вот уже и по душам их пошел разлом.
А поздней осенью 2013 года Николай Иванович стал замечать, что на лекциях начала редеть аудитория. Хлопцы и девчата стали бегать на Майдан. Одни – под знамена бунтующих, другие – в ряды «антимайдановцев». Хмельницкий думал: «Вот уже и детей киевская смута разводит по разные стороны баррикад». Перед самым звонком на лекцию Николай Иванович слышал, как-то кто-то крикнул в аудитории: «Слава героям!». А ему ответили «Героям сало!».
И уже – в тишине:
– Ну, курва-мама, я с тобою ще побалакаю…
В те дни часто стало долетать до ушей Хмельницкого и «Героям слава!», и «Украина понад усэ!»…
А он тихо и упорно гнул на лекциях свою линию, пытаясь хоть как-то вытравить из молодых мозгов националистическую заразу. Студент Степаненко вышмыгнул из аудитории, когда Хмельницкий вывел проектором на большой белый экран вот слова академика Лихачева: «Национализм – это самое тяжелое из несчастий человеческого рода. Как и всякое зло, оно скрывается, живет во тьме и только делает вид, что порождено любовью к своей стране. А порождено оно на самом деле злобой, ненавистью, к другим народам и к той части своего собственного народа, которая не разделяет националистических взглядов».
Тут дверь в аудиторию открылась и, кося глаза на экран, забежал декан университета Грудень.
– Сейчас же уберите с экрана это, Николай Иванович, – возмущенно сказал он на ухо Хмельницкому. И сам же щелкнул выключателем проектора, пробубнив:
– После лекции прошу зайти ко мне.
Как только через час Николай Иванович вошел в кабинет Грудня, тот заорал:
– Я не позволю, чтобы в моем университете процветала московская пропаганда! Тут Киев и Украина, а не Москва и Россия! Вы убиваете в студентах украинское национальное самосознание! Еще раз такое повторится, я буду вынужден уволить вас!
– Не понимаю вас, Павло Мусийович, – сказал Хмельницкий.
– Не прикидывайтесь, вы все прекрасно понимаете! Сейчас время цитировать Грушевского и и Шухевича, а не Лихачева! Вы видите, что происходит на Майдане? Я не хочу, чтобы мой университет был рассадником москалыцины и его захватывал «Правый сектор»!
– А вы хотите, чтобы наш университет стал рассадником бандеровщины?
– Николай Иванович, – тихо, сухо, зло отозвался Грудень, – может, вы все-таки подадите заявление об увольнении? Так сказать, по идейным соображениям? А?
– Я даже на том свете этого не сделаю, – отозвался Хмельницкий.
Бойцы «Беркута» исполняли свой долг по защите законно избранной власти и в итоге оказались крайними
И вот надо же было так случиться, что когда Хмельницкий в тот ноябрьский вечер 2013 года уходил с людной и шумной площади Незалежности, то на краю ее, под ярко горящим уличным фонарем встретил Яцюка.
– Кого я бачу! – бодро воскликнул Яцюк, не подавая руки Хмельницкому. И продолжил с ехидцей, – Уж кого-кого, а тебя здесь увидеть не ожидал. Ты что – перекрасился, чи що?
– В отличие от тебя, я свой красный партибилет на львовской площади не сжигал… Он у меня вот тут, – Хмельницкий похлопал себя по левой части груди, – а вот эту смуту на Майдане я не понимаю…
– Ничего-ничего, скоро поймешь, Мыкола, – недобро сверкнул маленькими крысиными глазками Яцюк, – Я вижу, ты как был москальской коммунякой, так и остался… А вот эти люди, которые на площади, они тебе не попутчики. Да и я тоже!
И Яцюк пошел в сторону Майдана .
А Хмельницкий только и успел крикнуть ему вслед:
– Лучше плохая дорога, чем плохой попутчик!
В тот день, когда толпа «майдановцев» двинулась по Банковской к администрации президента Украины, профессор Яцюк предложил хлопцам с флагами «Правого сектора» и «Свободы» завести бульдозер, стоявший на обочине дороги. И сам же сел в кабину – был когда-то трактористом. Бульдозер со звериным рыком медленно пополз по улице, что еще больше раззадорило «майдановцев». Но могучая людская река во главе с бульдозером вскоре вынуждена была остановиться – ей преградили путь, кто бы вы думали? Сопливые студенты во главе со своим учителем Хмельницким.
– Уйди, задавлю, курва-мама! – пытаясь перекричать рык мотора, орал Яцюк и показывал Хмельницкому руками, чтобы тот отошел в сторону. Но Николай Иванович не отходил даже после того, как Яцюк уперся ковшом ему в грудь. Когда же рычащая махина дернулась и поползла вперед, студенты еле успели оттащить упавшего на мостовую Хмельницкого от траков рычащего бульдозера…
Когда бульдозер остановился и заглох, на него взобрался крупный розовощекий мужчина, которого многие сразу узнали: «Порошенко, Порошенко» – раздалось в толпе.
Порошенко поднял руку – подавая знак, что хочет говорить. Но на это толпа отозвалась свистом.
– Де ты ранише був?
– Геть жида!
Чьи-то руки стащили Порошенко с бульдозера за полы пальто и толкнули в спину – гудящая толпа выдавила его куда-то в узкий переулок.
Киевскую смуту одни называют «революцией достоинства», а другие – «переворотом»
Там, где хлопцы, сидевшие на корточках, разливали по бутылкам «коктейль Молотова», шел разговор:
– От хитрожопый Вальцман, как только запахло новой властью, так сразу и засуетился. Захотел оседлать нашу революцию!
– Да-да-да! – раздалось в ответ, – цэй жидок тильки в партию киевских педерастов не вступал! Гы-гы-гы! Он и в социал-демократах был! И в регионалах был!
– И в «Солидарности» был, и в «Нашей Украине» был!
– Он и к Юльке Тимошенко в «Батькивщину» хотив вступыты, злодий! Та Юлька йому не дала!