Батюшка долго молчал, осмысливая услышанное и вращая выпученными глазами, и потом спросил:
– А чеснок-то тут при чем?
Тут уж Комрад вмешался:
– Чесноком закусывать надо, тятенька! Он сивушный дух зело перебивает!
Батюшка ещё немного помолчал для приличия и выдал свой вердикт:
– На всех балах, маскарадах и карнавалах повелеваю Вам появляться со своими фаворитками! А ты, Мария Павловна, подбери им украшения, да побогаче. Что бы никто не мог сказать, даже за глаза, что мы их из бедности приютили! И что бы на каждый бал в новом платье! Быть посему!!!
– Всё исполню, сударь мой, как ты приказал! – ответила маман, низко поклонившись и прошептала: – Хоть раз чесноком закусишь, гад, неделю в спальню к себе не допущу!
Папенька виновато захлопал ресницами.
Уже у себя мы дружно посмеялись, а брат сказал:
– Ещё дедушка Крылов писал про Ворону и лисицу. Вот нам по куску сыра и обломилось!
– Сравнил тоже? Не сыру, а крем-брюле в шоколаде с клубникой и взбитыми сливками. Иначе наших пассий и не назовёшь! – поправил я его.
– Небось всю ночь речь готовил? – спросил брат.
– Нет, импровизировал, аж в глотке пересохло – наливай! – попросил я.
Потом мы решили отправиться на прогулку, но уже в карете с фамильными гербами. Хотели девчонок с собой взять, да Анна Марковна их не пустила – велела бальные танцы разучивать. На дежурный вопрос кучера: – Куда прикажете, барин? – я спросил: – А знаешь ли лесоторговца купца Шароглазова?
– А кто ж его не знает, Олега-то Сергеевича! Купчина богатющий, но жадный.
– Вот к нему на склады и поезжай. – распорядился я.
И получаса не прошло, как карета остановилась у тёсанных ворот с вывеской – «Лесная торговля купца Первой гильдии Шароглазова!»
Навстречу выскочил сам хозяин. Увидав гербы на дверцах, маленько струхнул, но виду не подал, а лишь под кафтаном перекрестил пупок.
– Чего изволите, господа хорошие? Весь заказ от Вашего батюшки ещё вчера отправил в Гатчину на сотне безтарных телег. Все брёвнышки одно к одному, точёные. А что цена высока, то у всех нынче цены такие. Кого хошь спроси! Зато мой товар без сучка, без задоринки! Или ещё чего понадобилось?
– Так кому и шести досок хватит, а кому и двух столбов с перекладиной! – строго сказал брат, а я добавил: – Ты особо не юли! Нам недавно из Парижу гильотину привезли!
Тут уж он истово закрестился:
– Помяни Господи царя Давида и всю кротость его! – зашептал он молитву на усмирение жестоких сердец.
– Ты тут нам Лазаря не пой, а веди в конторку!
Купчина, хоть и был коренаст и телом крепок, засеменил на полусогнутых впереди. Уже в конторе я спросил:
– А скажи-ка нам Олег свет Сергеевич, какая у тебя древесина самая лёгкая?
– Так из дешёвой, конечно липа! – задумчиво произнёс он, поняв, что сразу его казнить не будут: – но она мягкая. Годится только на ложки, плошки да матрёшки. А из тех, что подороже, есть особый сибирский кедр. Он чуток даже полегче липы, но крепче в разы. Ещё есть бразильская бальса – она совсем лёгкая и мягкая – годится разве что на игрушки. Но дорогая – уж больно перевоз влетает в копеечку. Да и не осталось почти её у меня совсем.
– А фанера есть?
– А что это за дерево такое? Сроду не слыхал про него?
Тут уж я задумался – может фанеру-то ещё и не изобрели?
– Ну а шпон у тебя есть?
– А то как же, благодетель, у меня шпону то не быть? Всякий есть! И морёного дуба, и карельской берёзы, и даже африканского красного дерева. А из дешёвых только сосновый – ему копейка цена.
– Так вот ежели положишь слой соснового волокнами повдоль, да клеем промажешь, а потом слой волокнами поперек и снова клеем и так слоёв десять, а последний, лицевой из красного дерева, да просушишь под гнётом, то получится у тебя доска, какой хошь ширины, вся как из Африки. Смикитил?
– Так это же золотое дно! – дошло наконец до него и глазки жадно забегали.
– Ты для начала возьми дельного писаря, да запатентуй это на себя. Так и быть, дарю тебе эту идею безвозмездно, то есть даром?
– А дорого возьмёшь за то, что даром? – хитро прищурившись спросил купец.
– Не дорого! Будешь мне того лёгкого кедра поставлять досками по две сажени в длину и по пяди в ширину. И толщиной по дюйму и по полдюйма. Фанеры понаделаешь в три слоя из сосны Да изогнёшь жёлобом вот таким манером! – я смахнул локтем со стола счёты и резные бумаги и мелом на столешнице нарисовал какой мне нужен жёлоб: – А длинной тот жёлоб тож в две сажени.
– А много ли всего надо то?
– Ну желобов десятка три для начала. Досок кедровых сотни две. Всё в один воз уместится. Отправишь в Гатчину через неделю. А бальсы у тебя сколько осталось?
– Так обрезки по аршину длинной и дюжины не наберётся!
– Бальсу сейчас заберу! Прикажи на запятки кареты погрузить. А если прослышишь, что у кого ещё бальса есть – скупай. Я всю возьму. Знаю, что дорого с меня не сдерёшь, но и своего не упустишь.
И уже садясь в карету, сказал ему:
– А вывеску-то смени над воротами. Там четыре слова приписать надо – Поставщик двора Его Величества! – доски-то эти на потеху Государю пойдут!
Тут купчина совсем опупел, упал на колени: – Да за такую милость я вам те доски задаром буду поставлять по гроб жизни!
– По гроб не надо, Олег Сергеевич. Будем жить, ваше стапенство! – и карета тронулась.
– Ну и зачем тебе эти дрова? – спросил брат: – Во дворце-то ольхой топят!
– Это не дрова! Фанерные желоба – рёбра обтекания на крылья. Из лёгких досок нервюры повырезаем. Вот видишь, ангар ещё не готов, а планер мы уже делать начали.
– А бальза-то тебе зачем? – спросил брат.
– Так купчина же сказал, что она только на игрушки и сгодится. Вот и буду их вырезать на досуге.
Но на этом день не закончился. Я пересел на извозчика и покатил в Училище выправлять бессрочный отпуск, а Комрад в Морской корпус за тем же. В училище оформление бумаг много времени не заняло. После обеда в коридорах штаба было пустынно. Я посулил писарю пять рублей (это при его месячном жаловании а 3 рубля и 80 коп) – так он носился, как ужаленный и вскоре всё было готово. Перед самым уходом писарь мне сказал: – Вас ещё позавчера поручик Сигаев спрашивал!
– А где же он сейчас?
– Так известно где – под домашним арестом дома и сидит!
– Спасибо, братец! – и накинул ему ещё пятерку.
Я мучительно стал вспоминать, кто же это такой, поручик Сигаев в этой жизни. И вспомнил. Ну да, это же Валерочка Сигаев, инструктор в училище по стрельбе из револьвера. Мой добрый приятель и собутыльник. И мы с ним давно на «ты», вне службы.
На углу Кронверкской я соскочил с коляски, чтобы казаки из личной охраны меня не заметили и зашагал пешком в гости к моему другу, поручику Валерию Павловичу Сигаеву!
Казачий урядник Плаксин был явно не в духе. Мадам Катрин, от которой он возвращался, обобрала его до нитки и он решал задачку, как потратить оставшуюся мелочь? Или похмелиться, или взять извозчика и доехать до казармы, а не топать пешком. Впереди него шел какой-то офицерик. Обогнать его, значит придётся козырять. Не обгонять, то придется идти помедленнее, хотя урядник никуда и не спешил. Вдруг на офицерика налетел какой-то рыжий, чумазый парнишка, чуть не сбив его с ног и завопил:
– Дядь, дай 10 копеек! Дай, кому говорю!!!
На что офицер вежливо ответил:
– Может тебе ещё и ключ от апартаментов, где столовое серебро в буфете лежит?
Парнишка сначала опешил, а потом было хотел бежать, но был пойман за ухо бдительным урядником. Сначала Плаксин выудил из-за пазухи парнишки пухлый бумажник и часы офицера, а уж потом врезал ему по затылку гвардейского леща, снабдив это полновесным пинком. Всё это заняло несколько секунд и чумазый щипач скрылся в подворотне.
– Ваше благородие! – окликнул он офицера: – Разрешите обратиться?
Офицер обернулся:
– Слушаю Вас, урядник!
– Ваше имущество? – спросил тот и протянул бумажник и золотые часы на цепочке.
– Да, это моё! Вот же ловок чертёнок, чисто срезал! – удивился офицер и открыв бумажник, хотел было протянуть уряднику сотенную, как вдруг увидел у него на груди Георгиевский крест, а на боку не саблю, а японскую катану. Мгновенно сообразив, что подобное выражение благодарности будет оскорбительным для казака, офицер козырнул и представился:
– Корнет Романов!
– Урядник Плаксин! – козырнул в ответ казак.
– А как вас по батюшке величать?
– Валерий Сергеевич я.
– Ну а меня можете называть Андрей Владимирович! Вот что, Валерий Сергеевич. А не зайти ли нам в ближайший трактир и не обмыть ли моё вновь обретённое имущество? Ведь как ни крути, а проставиться я обязан!
– Ну что же, это дело доброе! Я подобных перспектив, никогда не супротив!
Когда мы уселись за стол и половой принял заказ, я спросил у урядника:
– А за что же у Вас крест, Валерий Сергеевич?
– Да в Манчжурии дело было, Когда японцев с китайцами замиряли!
– А катана откуда? Вроде бы носить японское оружие не по уставу!
– Да оттуда же. Говорю же, дело было!
– А что за дело то? Расскажите, пожалуйста. Только давайте сначала по первой махнём за случайное знакомство!
Урядник одним глотком осушил лафитник, но закусывать не стал – держал марку.
– Да особо-то и рассказывать нечего. Мы вшестером сопровождали наместника на конной прогулке. Вдруг, как черт из табакерки на нас выскочили дюжина косорылых. Ну, двое казаков остались наместника заслонить, а мы вчетвером стали с ними рубиться. Ну и порубали их в капусту.
– А катана значит оттуда же? – спросил я.
– Оттуда же. Офицерик ихний уж дюже ловко с ней управлялся – я еле успевал увёртываться и отмахиваться.
– Так неужто Вы смогли выбить катану у самурая?
– Зачем выбивать то? Отсёк вместе с рукой по локоть – всего-то и делов. Он-то другой рукой за наган схватился, вот тут я его и насовсем положил.
– А что наместник?
– Наместник подъехал и говорит: «Что жизнь мне спали – спаси Бог, братци! Жалую каждому по Георгию, а тебе Плаксин ещё и чин хорунжего». Ну мы все хором в ответ: – «Рады стараться!» А я в руках ту катану держу – чудная сабелька и острее бритвы. А Наместник увидел это и говорит: – «Что с боем взято, то свято! Носи, хорунжий, эту катану в память обо мне и сегодняшней стычке?» Вот так я и стал Георгиевским кавалером, да ещё и с японской саблей!
За беседой первый графинчик-то опустел, так мы и другой заказали.
– А как же Вы, Валерий Сергеевич, будучи хорунжим, звание-то офицерское, снова в урядниках оказались на уровне сержанта? Или проштрафился?
– Да был грешок – и грех и смех, да и только!
– Расскажите пожалуйста. Уж очень красочно у Вас это получается, хотя и простыми словами!
– Да особо то хвастать нечем. Офицерское общество полка приняло меня холодно и недружелюбно. Всё же я не из благородных, а из простых казаков. Но я дистанцию держал и к ним не набивался. Это в бою солдат с генералом братья. И вот как-то за ужином в лёгком подпитии, интендант один, подпоручик Кисин, стал говорить, что, мол, в китайскую войну Георгия можно было и за деньги купить? Ну я ему в ответ: – «А чего же ты себе не купил? Денег-то небось много наворовал из солдатской казны?» Он тут подскочил ко мне петушком, хотел значит оплеуху мне врезать. Думал что я по библейским заповедям и вторую щеку подставлю. Счаззз! Он и замахнуться-то не успел, как получил кулаком по рылу и под стол кувырнулся. Потом конечно офицерский суд, опозорена честь мундира и надобно мне с ним идти к барьеру до первой крови. Так я говорю, первая кровь-то уже была у него из носа. До сих пор сопатка опухшая и бланш под глазом. И вызывать я его отказываюсь. Моя честь не задета и мой мундир чист». А вот он нет! Вызываю, говорит, тебя стреляться, поскоку моя честь замарата оказалась! Ну я вызов принял, только говорю, почему же обязательно стреляться то? Раз меня вызвали на поединок, то и выбор оружия за мной. Так ведь по дуэльному кодексу? Командир наш, полковник Галкин Михаил Иванович, ветеран, заслуженный боец, только усмехнулся. Понял мою хитрость.
– Что же, хорунжий, ты прав! Выбор оружия действительно за тобой. Таковы правила и закон на твоей стороне.
– Тогда, говорю, будем мы не стреляться, а рубиться!
Вот тут-то Кисин и побледнел. Он же интендант. Сабельку-то только для красоты носил. На следующее утро сошлись мы. Он с уставной саблей, а я с катаной. Поскольку она была чуть короче его сабли, то дуэльный кодекс это разрешал. Ну рубака он никакой. Первый же его выпад я пропустил мимо, а вслед ему катаной пониже спины и окрестил плашмя. Он аж взвизгнул, как подсвинок. Ну не убивать же дурака. А на белых-то лосинах красненькая полосочка-то и обозначилась. Тут уж полковник Михаил Иванович дуэль остановил, объявил её законченной, поскольку первая кровь пролилась. Кисина значит в отставку, обратно в деревню, а меня по-тихому сплавили в урядники. Спасибо командиру, полковнику Галкину. Большой справедливости человек, за своих всегда горой стоит. Вот уж воистину – Слуга царю, отец солдатам!
Тут в трактир вошли казаки из моей охраны:!
– Здесь великий князь! Слава Богу! А то мы уж думали, что потерялся! Урядник мне шепнул: – Валим отсюда, вашброть! Казаки гутарют какой-то великий князь сейчас здесь будет – не накликать бы беды!
– Поздно валить, урядник! Великий князь уже здесь!
– Где!
– Тебе в рифму ответить на вопрос «Где»? – пошутил я: – Перед тобой сидит и с тобою же водку трескает! Великий князь Андрей Владимирович Романов!
– Это тот, что самому государю двоюродный брательник? А не врёшь?
– Он самый и есть! Не сомневайся! И очень рад интересному знакомству с боевым офицером!
– Так я уже и не офицер вовсе!
– Ну это мы поправим, Валерий Сергеевич! Хотел я тебя сотенной отблагодарить за честность, да вижу подачку ты не примешь! А потому есть у меня до тебя просьба! Ближе к лету подбери мне из своего полка полсотни казаков, кого хорошо знаешь! Почестнее и поздоровше, кому в казармах портки просиживать надоело! Весёлый вояж предстоит. Вот тебе пятьсот рублей, и не отказывайся! Это тебе, что бы с казаками задушевные беседы проще было вести. Кого ни попадя мне ведь не надобно! А на Руси разглядеть человека через штоф водки всегда было сподручнее. И купи русско-английский разговорник и самые ходовые слова пока разучивай.
– Так зачем мне английский? Я французский люблю!
– Так ты французский язык знаешь?
– Я не сказал, что знаю! Я сказал, что люблю! Особенно когда мамзельки хорошо по-французски языком владеют – и не дорого! – при этом озорно мне подмигнул. На этом и расстались. Так я начал решать кадровый вопрос предстоящей экспедиции.
В мезонин к Валере Сигаеву я ввалился, как снег на голову:
– Здравствуй Валерочка! Извиняй, что с пустыми руками! Бананьев не було!
– Ой, Андрейка пришел! – обрадовался он и улыбнулся своей Чкаловской улыбкой: – Давай скорее накатим шампусика за встречу, а то я тут совсем закис!
Я заметил, что на полу уже валялось с полдюжины пустых бутылок «Вдовы Клико». А на диване сиротливо грустила гитара.
– А за что опять под домашним арестом очутился?
– Так, а за что я всегда там очучиваюсь? За дуэль конечно! За что же ещё!
– С кем к барьеру встал на этот раз?
– Да с князем Барятинским за картами повздорили – он меня и вызвал! Это меня-то и стреляться! Даже не смешно! Потом-то он сообразил, что ступил, да поздно. Целый салон свидетелей был! Ну наутро встали мы к барьеру. Я-то думал он в воздух выстрелит, а он свой револьвер поднял и стал в меня целиться. Тут ещё и секундант дал команду, сходитесь. Кабы он в воздух выстрелил, то и я бы вверх пальнул. А он идёт и целится. С 15-то шагов и слепой может попасть. Ну я, не сходя с места и не целясь, прямо с пояса выбил у него пулей пистолет из руки, а он за кисть схватился. Вроде как ушиб. На том и дуэль закончилась. Прознало начальство! Меня под домашний арест, а ему ещё с неделю руку залечивать. Сослуживцы навещали – сказали, что попрут меня со службы, чтобы юнкерам дурной пример не подавал. Куда дальше идти служить? Ума не приложу. В гвардию не возьмут. Там Барятинский служит, а у него связи. Куда-нибудь в пехоту? Так отправят в дальний гарнизон, а там сопьюсь или помру с тоски. А ты, я погляжу, уже корнет? Когда успел то?