В красивом дворце дворяне и знать Девона почтительно выстроились за длинными, обильно накрытыми столами. Когда в зал вошли Каталина и сопровождавшие ее лица, все низко поклонились, затем зазвучали фанфары и была произнесена молитва.
Инфанта почти не прикасалась к еде. Ее все еще подташнивало, пища выглядела странно и на вкус тоже была непривычной; к тому же вуаль мешала с должным изяществом донести пищу от тарелки до рта. Вынужденная разделять трапезу с незнакомыми мужчинами, Каталина чувствовала себя неуютно: в Испании частная жизнь высокородных дев тщательно охранялась, а здесь все свободно глазели на нее. Однако, очевидно, в Англии обычай другой, и ей нужно привыкать к этому. Юная инфанта через своего камергера отвечала на комплименты, которые ей делали, и изо всех сил старалась проявлять обходительность и дружелюбие. Она помнила: ее мать всегда стремилась вызвать расположение людей любого ранга, стараясь, чтобы им было с ней легко. К моменту прощания с добрыми жителями Плимута Каталина уже не сомневалась: они питали теплые чувства к ней самой, а не только к ее высокому статусу.
Юная испанка ощущала потребность воздать хвалу Господу за благополучное прибытие в Англию. Покинув дворец, инфанта осведомилась, где она могла бы помолиться. Мэр охотно отвел ее в церковь Святого Андрея, где кругленький и сверх меры восторженный маленький священник отслужил для нее мессу. Полная возвышенных чувств, Каталина преклонила колена и молилась о том, чтобы Его гнев не обратился на нее за тайный грех, совершенный другими ради ее блага, чтобы и дальше у нее в Англии все складывалось так же хорошо, как прошло в Плимуте.
На улице принцессу ожидали конные носилки, рядом был готов эскорт из лордов Девона, чтобы сопровождать гостью в Эксетер – место ночлега испанских гостей. Каталина предпочла бы остаться в Плимуте, однако мэр передал донье Эльвире письмо от доктора де Пуэблы: королю Англии не терпится увидеть инфанту, его уже и так заставили ждать достаточно долго, а потому гостье следует торопиться и как можно скорее ехать на восток, в Лондон. Принцесса забралась в носилки и удобно устроилась на расшитых шелковых подушках. Донья Эльвира, хорошо изъяснявшаяся по-английски, распорядилась задвинуть шторы: испанский этикет требовал, чтобы до свадьбы лица невесты королевского дома никто не видел.
Каталина не могла уснуть. Флюгер на шпиле церкви Девы Марии и Святого Магнуса рядом с домом настоятеля Эксетерского собора скрипел и кряхтел так, что инфанта послала слугу с жалобой. Однако уснуть ей мешало не только это. Через два дня в чужой стране Каталина плакала, уткнувшись в подушку, от горячего желания оказаться дома, в Испании, возле матери. А подумав о том, что должна чувствовать сейчас сама Изабелла, Каталина зарыдала еще безутешнее, ведь от королевы уехало последнее дитя.
– Madre, madre! – сквозь слезы взывала она.
Сколько Каталина себя помнила, мать всегда управляла ее жизнью, несмотря на то что у королевы много времени отнимали государственные дела или войны. Не одно столетие Испанией владели мавры, жестокие и дикие, вошедшие в союз с дьяволом. Они заполонили детские ночные кошмары Каталины и страшили ее не меньше, чем Эль Роба-Чикос, о котором говорили, будто он уносит детей в мешке.
С молоком кормилицы Каталина впитала истории о том, как сотни лет правители христианских королевств Пиренейского полуострова храбро сражались против мавров, постепенно, пядь за пядью, отвоевывая у них свою землю. Ей рассказывали о великом празднике, когда ее отец, король Арагона, и ее мать, королева Кастилии, поженились и объединили Испанию под своей властью. Оба рьяно стремились к освобождению страны от мавров, и в 1492 году последнее королевство мавров – Гранада – пало к ногам победоносных властителей.
Каталине тогда было шесть, но она прекрасно помнила переправу на лошадях через реку Вега с родителями, братом Хуаном и сестрами. Все они благоговейно ждали, когда покажется огромный серебряный крест короля Фердинанда на сторожевой башне дворца Альгамбра, а рядом с ним водрузят королевский штандарт. Это было сигналом для вступления королевской процессии в город. Каталина никогда не забудет клича «За короля Фердинанда и королеву Изабеллу!», который повторяли сотни ликующих зрителей. Или того, как отец и мать упали на колени, чтобы возблагодарить Господа за дарование им блистательной победы.
Тогда еще все королевские дети были вместе. Печальная Изабелла, одетая во все черное и оплакивавшая своего мужа Альфонсо Португальского – она прожила с ним всего семь месяцев и овдовела, когда он разбился, упав с коня. Хуан, принц Астурии, обожаемый наследник престола – «мой ангел», как называла его мать. Самая красивая в семье, буйная нравом Хуана, страстно желавшая выйти замуж. Благодушная Мария – и Каталина, младшая из всех.
Это были счастливые годы. После завоевания Гранады Каталина и ее сестры жили в Альгамбре. Для детей древняя крепость была волшебным местом, им нравилось исследовать старинные дворцы, отделанные разноцветными плитками, с диковинными мавританскими украшениями, павильонами и внутренними дворами, обрамленными галереями из арок, водными садами, прудами и прохладными фонтанами в туче брызг. Когда-то калифы держали там свои гаремы. Вид на горы Сьерра-Невада из дворца Хенералифе, куда на лето выезжали эмиры, был захватывающий.
Принцессы-христианки покидали свой летний дом крайне редко, только если дела государственной важности требовали их присутствия. Каталина делала это неохотно. Она снова заплакала, вспомнив те долгие вольные дни в Альгамбре, когда она играла или училась в ожидании далекого будущего. Грустно сознавать, как ты был счастлив когда-то и не понимал этого.
Мать, полагая, что принцессам пойдет на пользу хорошее образование, назначила в наставники Каталине благочестивого Алессандро Джеральдини. Он научил ее читать и писать, преподал основы латыни и классиков древности, а кроме того, давал ей книги религиозного содержания, чтобы развить ее ум и научить добродетели. Теперь он приехал в Англию вместе с воспитанницей в качестве ее духовника. У своей дуэньи Каталина научилась шитью и танцам, плетению кружев и сложной испанской вышивке черными нитками по белому полотну. Грехом гордыни было бы заявить, что она стала мастерицей в вышивании, но кое-чему все же научилась.
Год, когда ей исполнилось семь лет, был особенным. Незадолго до падения Гранады Христофор Колумб вернулся в Испанию и доложил, что открыл за Атлантическим океаном новый мир. Королева Изабелла дала ему денег на путешествие, поэтому именно к испанскому двору Колумб доставил золото и взятых в плен дикарей. Темнокожие язычники были одеты причудливо, но выглядели испуганными и больными. Каталине больше понравились красивые птицы и растения, что показывал ей Колумб, сверкая глазами в предвкушении грядущих новых путешествий. Наставник объяснил Каталине, как важны открытия Христофора Колумба: турки держат в руках Восточное Средиземноморье, а потому жизненно важно найти новые торговые пути на Восток. Однажды отец Алессандро с мечтательным взглядом сказал, что надеется когда-нибудь посетить этот новый мир и увидеть все своими глазами.
Сестры вышли замуж и покинули родной дом раньше Каталины, это было неизбежно. Ей исполнилось десять, когда Хуана спешно отбыла во Фландрию, чтобы стать супругой эрцгерцога Филиппа Красивого, герцога Бургундского; после этого жизнь стала намного тише. Инфанта Изабелла хотела уйти в монастырь и утопить свою печаль в молитвах, но у короля Фердинанда были другие планы, и она была отослана обратно в Португалию, чтобы стать супругой нового короля – Мануэля, кузена ее погибшего мужа. Через три года юная Изабелла умерла, Марию выдали замуж за Мануэля, и Каталина осталась одна.
Незадолго до этого ее семью постигла величайшая трагедия. Инфанта все еще горевала о своем брате Хуане, прекрасном рыцаре: он умер четыре года назад в расцвете сил, не успев оправдать возлагавшихся на него надежд. Ему было всего-то девятнадцать лет. Потеряв своего ангела, родители Каталины были безутешны. Нежный Хуан недолго пробыл мужем юной и энергичной Маргариты Австрийской, сестры эрцгерцога Филиппа. До Каталины доходили слухи, что умер он, переусердствовав на супружеском ложе. Она не вполне понимала смысл этого выражения, но с болью в сердце сознавала, как и все остальные, что Испания лишилась наследника-мужчины и теперь наследницей стала Хуана – неуравновешенная, несчастная Хуана. Она с детства отличалась взбалмошностью, а измены мужа превратили ее жизнь в пытку.
Королева Изабелла заметно постарела, ее утомили заботы, опустошила скорбь. Когда-то свежее, чистое лицо стало одутловатым, морщинистым, зелено-голубые глаза потускнели от вечной тревоги. И все же для Каталины благочестивая мать оставалась образцом христианской королевы. Есть люди, которые утверждают, мол, не женское это дело – править державой и не пристало женщине брать власть над мужчинами, но Изабелла доказала, что они ошибаются. Она верховодила в королевстве и начальствовала над армиями, не поддаваясь чисто женским слабостям. Каталине рассказывали, что мать родила Марию во время военного похода на мавров и уже через несколько дней снова была в седле.
У Изабеллы не хватало времени для семьи, но она всегда любила своих детей, неустанно пеклась об их благополучии и, когда представлялась такая возможность, лично наблюдала за их образованием. Королева заботилась о своих детях, тогда как их хитромудрый, своекорыстный отец больше интересовался теми выгодами, которые отпрыски могли ему принести. Каталину приучили уважать и слушаться отца, но она не любила его так, как мать. Младшая дочь хотела во всем быть похожей на свою родительницу и решила всегда следовать ее примеру.
Незадолго до расставания («Боже, не допусти, чтобы навсегда», – молила она теперь) Изабелла сказала:
– Из моих детей ты, Каталина, больше всех похожа на меня. Я молюсь, чтобы твоя жизнь сложилась счастливее.
В тот миг Каталина почувствовала, трепеща: так и будет, раз уж мать просила за нее Бога. Она не хотела думать о той минуте, когда они скажут друг другу слова прощания. Ее отъезд так часто откладывали, что она почти перестала в него верить. Однако в конце концов настал неотвратимый день, когда она в последний раз преклонила колена перед матерью, чтобы получить благословение, была поднята заботливыми руками и заключена в объятия. При воспоминании об этом Каталина снова заплакала в подушку, терзаемая мучительной тоской.
Этой ночью дежурила фрейлина Франсиска де Касерес. Она спала на соломенном тюфяке у изножья кровати Каталины, разметав темные локоны по подушке, но сейчас приподнялась, протирая миндалевидные глаза:
– Ваше высочество? Что случилось? Почему вы плачете?
Каталина не любила Франсиску, ей гораздо больше нравилась Мария, но нужно было с кем-нибудь поговорить.
– Думаю, я немного тоскую по дому. – Она всхлипнула, стараясь успокоиться. – Франсиска, вы скучаете по матери?
– Конечно, ваше высочество. Наверное, это было бы неестественно, если бы мы не тосковали.
– Вы думаете, мы когда-нибудь еще увидимся со своими матерями?
– Вероятно, в ближайшее время нет, ваше высочество. Но принцу Артуру, возможно, когда-нибудь захочется посетить Испанию, или королева Изабелла приедет в Англию.
И первое, и второе весьма маловероятно, мрачно подумала Каталина. На ее памяти мать ни разу не покидала Испанию. И вновь принцессу затопило желание оказаться рядом с Изабеллой. «Если я буду продолжать в том же духе, то сойду с ума», – сказала она себе. Ее бабушка лишилась рассудка. Каталина помнила визит к старой королеве Изабелле в мрачный замок Аревало: пожилая дама сказала, что ее преследуют призраки. Для юной Каталины это было страшным испытанием. Воспоминания о встрече с полоумной старухой навсегда врезались ей в память. А сейчас поползли слухи, что Хуана стала еще более неуравновешенной, устраивала истерики и набрасывалась на фламандских придворных дам, потому что Филипп заглядывался на них. «Боже Милостивый, не дай мне кончить тем же!» – взмолилась про себя Каталина.
Она приучила себя к мыслям о принце Артуре. Всю жизнь инфанта думала о нем как о своем муже, хотя их брак по доверенности был заключен всего два года назад, а в прошлом году обряд провели повторно, в подтверждение нерасторжимости их союза. Теперь король Генрих намеревался устроить торжественный прием и такую великолепную свадебную церемонию, какой Англия еще не видела, хотя родители Каталины настаивали на умеренных тратах – они не хотели, чтобы из-за их дочери принимающее ее королевство несло убытки. Однако король упорствовал, и Каталина догадывалась почему. Этот брак был ему нужен, дабы узаконить свою власть, ведь он был королем только по праву завоевателя и нуждался в отблеске славы могущественной Испании. Трата целого состояния на свадебные торжества была малой платой за признание Фердинандом и Изабеллой его прав на престол.
Каталина понимала: ее отца беспокоило непрочное положение английского короля. Генрих победил Ричарда в битве при Босуорте, тем не менее до Испании доходили сведения, что у прежнего монарха осталось много родственников, готовых оспорить у Генриха корону. Имелись даже претенденты, которые уже пытались лишить короля власти. И все же в прошлом году Фердинанд сказал дочери, что в Англии больше не осталось ни одной капли сомнительной королевской крови и престолу больше ничего не грозит. Инфанте было неприятно вдаваться в раздумья об истинном смысле этих слов, и она старалась отделаться от навязчивых мыслей. Но не так-то просто было отмахнуться от слухов о том, на что пошел король Генрих для достижения своих целей…
Каталина снова задумалась: каков собой Артур? На портрете был изображен юнец с розовыми щеками, узкими глазами с тяжелыми нижними веками и надутыми губами, похожими на бутон розы. Он выглядел таким незрелым, по-девичьи нежным и совсем не походил на царственного героя, какими их описывают люди. «Но портреты часто лгут, – нашептывал невесте внутренний голос. – Как и люди».
Она не станет никого слушать и принимать сомнения близко к сердцу. Ночью чего только не придет в голову, а утром все будет выглядеть по-другому.
Флюгер, к счастью, больше не скрипел. Франсиска тихонько посапывала, и Каталина решила последовать ее примеру. Она перевернулась на спину и смежила веки, стараясь думать только о приятном.
В Догмерсфилде Каталина так иззябла, что ей никак не удавалось унять дрожь. Верхние покои во дворце епископа отапливались камином, пламя с ревом рвалось в трубу. Инфанта записывала английские фразы, сидя за столом перед камином, но пока одна сторона ее тела, ближайшая к огню, согревалась, другая промерзала до костей. Когда Каталина наконец заставила себя встать, чтобы справить нужду за ширмой в дальнем углу, зубы у нее стучали. Тепло очага не могло побороть холода каменных стен. Зима решительно вступала в свои права, и Каталина с удвоенной силой гнала от себя навалившуюся тоску по теплой Испании. Как она вынесет долгие месяцы этой кусачей, промозглой погоды?
В опочивальне с жарко горящим камином было лишь немного теплее. Мария принялась готовить Каталину ко сну и только успела расшнуровать ее платье, как послышался громкий топот множества копыт по булыжной мостовой под окнами. Поднялась суматоха, потом до них донесся сердитый мужской голос.
В опочивальню ворвалась донья Эльвира; ее обычно холодно-суровое лицо пылало, а осанистая фигура излучала ярость.
– Король и принц Артур здесь! – хриплым голосом, тяжело дыша, провозгласила дуэнья.
Каталина затрепетала – вот-вот она увидит их!
– Его величество ведет себя возмутительно! – пыхтела донья Эльвира, не обращая на нее внимания. – Мы сказали ему, что ваше высочество удалились почивать, но он заявил, что хочет вас видеть. Я ответила, что вы не можете видеться ни с кем, так не положено, а он посмотрел на меня таким злобным взглядом, будто я вас похитила и прячу от него.
Достаточно неприятно было услышать, что король разгневан, но еще тревожнее было другое: мнение доньи Эльвиры оказалось не таким уж непререкаемым, как привыкла считать Каталина. Основы мироздания вдруг сдвинулись с места, земля закачалась под ногами инфанты. Но принимать это в расчет не следовало, главное – не нанести обиды королю во время их первого, решающего свидания. Будущее принцессы покоилось в его руках, он был здесь полновластным правителем, и ей нужно было считаться с этим больше, чем кому бы то ни было другому. О чем только думает донья Эльвира?