– Усилены, товарищ Берия. И посты, и отделения. А скрытый дополнительный состав разместили в казармах воздушной академии.
– Последнего делать не стоило. Распредели людей так, чтобы они как бы рассеялись по Москве, но могли быстро добраться до прикреплённых пунктов. Что с оружием?
– На каждого имеется автомат ППШ, с полным боекомплектом. Револьверы, системы «наган», взяты из резервного фонда. Как для оперсостава, так и для допсостава.
– А вот тут молодец. Хвалю за инициативу.
В трубке послышалось удовлетворённое покашливание. Берия недовольно поморщился:
– Абакумов, ты там смотри, не расслабляйся. После войны расслабишься. – Лаврентий Павлович вроде ничего особенного не произнёс, но руководитель грозного СМЕРШа намёк понял моментально.
Виктор Семёнович среди чекистов слыл отменным бабником. Ни одной юбки не пропускал. Впрочем, силой в постель, в отличие от Берии, никого не затаскивал. Барышни сами к нему льнули. Красавец-мужчина, в тщательно подогнанной военной форме, подчёркивающей атлетическую, мускулистую фигуру, он притягивал слабый пол, как магнит. Великолепный танцор, Абакумов обожал фокстрот. Прекрасный теннисист, мастер спорта по борьбе самбо, он слыл среди слабого пола и как отменный любовник, и эта слава шла впереди него. Сам Виктор Семёнович подобного рода времяпрепровождение называл «расслаблением». Берия про то знал. И завидовал генералу чёрной, лютой завистью. Он, одно из самых могущественных лиц в государстве, в сравнении со своим подчинённым явно проигрывал.
– Что Старков? – Лаврентий Павлович осушил стакан.
– В соответствии с вашим распоряжением за ним установлено только внутреннее наблюдение и прослушивание телефонов. Пока в контакт ни с кем не вступал.
– Кому-нибудь звонил?
– Нет.
– С Фитиным общался?
– Тоже нет.
– А в управлении?
– Заходил в шифровальный отдел. Справлялся по поводу телеграмм от «Вернера». Более ничего.
– Что капитан?
– Сегодня не появлялся. Я вам докладывал: последние несколько дней капитан Рыбак выезжает в лагерь для…
– Помню, – оборвал подчинённого Берия. – У меня хорошая память, товарищ Абакумов. Если появится новая информация – звоните. Не стесняйтесь.
Лаврентий Павлович аккуратно положил трубку на рычажок, поправил на носу очки и снова уткнулся в фотографию на столе. Итак, товарищ Жуков, на чём мы остановились?
Абакумов почти таким же мягким жестом аккуратно положил свою телефонную трубку. После чего, сцепив руки в замок, облокотился о стол, опустив крепкий, скуластый подбородок на руки. Взгляд Виктора Семёновича, не видя ничего вокруг, устремился в неизвестность. В висках назойливо стучал один вопрос: правильно ли он сделал, что соврал?
К этому телефонному разговору Абакумов готовился долго. Фактически начиная с того момента, когда Сталин его буквально раздавил во время последнего «закрытого» совещания. А если быть более точным, то ещё с двадцатого июля, когда Берия ночью вызвал руководителя советской контрразведки к себе в кабинет и отдал приказ о том, чтобы самые доверенные люди Абакумова, «смершевцы», имеющие боевой опыт и находящиеся при штабах фронтов Жукова и Рокоссовского, принялись искать любой компромат на старший военсостав и их подчинённых. Именно Берия во время того разговора сообщил Виктору Семёновичу «дезинформацию», будто Жукова собираются снять с должности представителя Ставки, что, как позже выяснилось, не соответствовало истине. Виктор Семёнович до сих пор не мог забыть выражения удивления на лице Сталина, когда в своём докладе отметил выдуманный тем же Берией и подкинутый Абакумову факт недовольства Жукова тем, что маршала сняли с поста. Однако помнил генерал и другое. Как «хозяин», удовлетворённо хмыкнув, промолчал. И никак не отреагировал на явную ложь. А это означало одно: он, Абакумов, на том совещании высказал вслух мысль, которую желали воплотить в жизнь Берия и Сталин. А всё вместе говорило об одном: Жуков угодил в немилость.
Виктор Семёнович с силой стиснул пальцы, послышался неприятный хруст.
А вот теперь мысли руководителя СМЕРШа подошли к моменту его телефонного вранья.
Это только со стороны казалось, будто высокий, статный красавец-генерал, всегда открыто и как-то по-детски смотрящий на жизнь увалень, которого можно спокойно обвести вокруг пальца. Так об Абакумове мог думать только человек, не знающий реалий тех дней. В окружении «хозяина» не могло быть недалёких людей. Чтобы прийти на высший пост и стать одним из приближённых Иосифа Виссарионовича, следовало наработать огромнейший опыт «хождения по трупам» и умения подстраиваться под высшее руководство, приобрести опыт ликвидации личных врагов и конкурентов. Так что ни о какой недалёкости не могло идти и речи. И об этом знал каждый из окружения САМОГО, а потому в Кремле круглосуточно царила ненормальная атмосфера недоверия.
Виктор Семёнович, как и все кремлёвские служащие, опасался за свою карьеру, что автоматически означало и за саму жизнь. А потому Абакумов постоянно находился настороже и каждое слово, каждое действие, каждое распоряжение «хозяина» и Берии проецировал на себя: как это отразится на нём? Не исключая событий последних дней.
Ложь заключалась в том, что руководитель СМЕРШа прекрасно знал причину неявки капитана Рыбака на службу. Тот действительно последние три дня работал со «смершевцами» по балтийской разведшколе. Но на службу он не вышел не потому, что снова выехал в лагерь военнопленных отработать с теми, кого СМЕРШ «отсеял» во время последних боёв при освобождении территории Прибалтики. В этот день Рыбак был занят иным. Капитан вообще покинул Москву ранним утром в танковом эшелоне. После ночного телефонного звонка Старкова. О содержании телефонного разговора старого чекиста с капитаном Виктору Семёновичу доложили только в начале седьмого утра, через полтора часа после беседы Старкова с капитаном. Хотели сразу поставить в известность, однако, увидев, что Виктор Семёнович, до крайности вымотанный за последние несколько суток, задремал в кресле, не стали того беспокоить, решили обождать. Результат: два абакумовских оперативника едва успели сесть в тот же самый состав, в котором Рыбак отправился к линии фронта. На данный момент, исходя из их доклада, переданного с узловой станции Зеленово, капитан официально, по командировочным документам, подписанным Фитиным, направлялся в Прибалтику. В особый отдел штаба Баграмяна.
Виктор Семёнович отдавал себе отчёт в том, что он рискует, умалчивая данную информацию от Берии. Но предчувствия, или, как говорил его дед, чуйка, подсказывали генералу: сегодня, сейчас именно так и следовало поступить.
Руководитель СМЕРШа прекрасно понимал, Берия его использует «втёмную». Также Виктор Семёнович понимал и другое, то, что никто из высшего руководства страны его, Абакумова, в свои планы посвящать не станет. И это логично. Кто он такой, чтобы быть фигурой в большой игре САМОГО? Но на память Виктор Семёнович никогда не жаловался. И отсутствием логического мышления не страдал. А память и логика подсказывали одно: если ты сейчас сам себя не подстрахуешь, как пить дать, повторишь судьбу Ежова. Тот расстрелял Тухачевского, за что его потом и шлёпнули. А тебя расстреляют за Жукова. Перед тем, естественно, ликвидировав маршала.
Абакумову очень не нравилась комбинация, которая начала разыгрываться у него на глазах и невольным участников которой он стал. Нет, на Жукова, Рокоссовского и всех остальных Виктору Семёновичу было глубоко наплевать. Его с этими людьми ничто не связывало. Он и они, что называется, пришли в столицу разными дорожками. И эти дорожки ни разу не пересекались до сих пор. Но всё когда-то заканчивается. И теперь, как ни странно, будущее Абакумова стало зависеть от дальнейших судеб этих совершенно для него посторонних людей. Парадокс…
Мало того, парадокс заключался и в другом. Все предыдущие процессы по ликвидации тех или иных людей начинались с самого верха. С маршалов, командиров армий, комдивов. После волна репрессий скатывалась вниз, на командиров полков, от них остатки волны накрывали командиров рот, взводов и так далее. И у этого имелась своя «железная» логика. НКВД смогло выявить зачинщиков заговора, а от организаторов щупальца, естественно, потянулись во все стороны. Тут же, по наблюдениям Абакумова, складывалась довольно странная ситуация. Берию одновременно интересовали как маршалы Жуков и Рокоссовский, что было логично и понятно, так и (и даже в большей степени) средняя цепочка, что было нелогично. Абакумов, наверное, в сотый раз задавал себе один и тот же вопрос: чем привлёк внимание Берии мальчишка капитан? И в сотый раз не находил ответа, потому как между капитаном и маршалами не прослеживалось никакой связи, кроме Старкова. Может, причина была в старике? «Может, – отвечал сам себе Виктор Семёнович. И тут же продолжал мысль: – Но в этом случае Берия должен бы был больше интересоваться полковником, а не его подчинённым. А выходило наоборот. О капитане Рыбаке за последние три дня Лаврентий Павлович, сам того не замечая, упоминал в беседах с главой СМЕРШа семь раз. Чаще, чем о Жукове, Рокоссовском и Старкове. Тут хочешь – не хочешь, задашь себе вопрос: что же ты за птица-то такая, капитан?»
Виктор Семёнович очень осторожно навёл справки по любопытному офицеру. И они не дали ничего, за что можно было бы зацепиться. «Евдоким Рыбак нигде, никогда и никому не переходил дорогу. По крайней мере, никаких данных на сей счёт в деле не имелось. Студентом университета был призван в структуру госбезопасности. Дважды побывал в тылу врага, в сорок втором году. Отлаживал связь со своими «корреспондентами», подпольщиками и «Центром». За что был награждён орденом Красной Звезды. С тех пор, вплоть до настоящего времени, мальчишка из столицы не выезжал. Занимался только своей работой. В конфликт ни с кем не вступал. По слухам, волочился за девчонкой-красавицей (в его личном деле имелась её фотография) из шифровального отдела. Так и что? Дело молодое. А может, дело в ней? Девочка, судя по фото, самый смак, вот Берия на неё глаз и положил. Нет, – сам себе привёл новый аргумент Виктор Семёнович, – в таких случаях “самец” поступал иначе. Ухажера высылали с глаз долой, слава богу, фронтов хватает, а сам обхаживал новую пассию. Если та сопротивлялась – брал силой. Примитивно просто. Здесь же всё иначе. Берию как раз интересует не девчонка, а именно капитан».
Виктор Семёнович тяжело опустил руки на стол, откинулся на спинку стула, через ноздри, глубоко втянул в себя воздух, задержал дыхание, с силой вытолкнул из лёгких газ. И пришёл к выводу: какой-то детали в этой комбинации он не видит. Видит Сталина и Берию, с их желанием уничтожить некоторых, наиболее строптивых военачальников. Видит Старкова, близко контактирующего с Рокоссовским. Видит Жукова, который, судя по всему, ещё не подозревает, какая судьба его ждёт. Фитина видит, впрочем, того и разглядывать не нужно – всё на ладони. Есть в этой комбинации и капитан Рыбак, поддерживающий Старкова. А вот если всё соединить, получается полная ерунда. Цельной картинки нет. Вот с Тухачевским такая картинка была. Предатель, заговор, сообщники. А тут…
Виктор Семёнович прикрыл глаза.
«Ладно, пусть его люди некоторое время присмотрят за пацаном. Может, именно в этой командировке и заключается разгадка. А Берии доложить успеем. Поорёт да успокоится. Ну, упустили, но ведь не по своей вине, а из-за Фитина. Фитину и выкручиваться».
Абакумов открыл ящик стола, достал папиросы, прикурил. И тут же забыл о папиросе.
«Стоп. Рыбак дважды вылетал в тыл врага. А что если это и есть причина? Предположим, его завербовали немцы. Вернулся. Смог перетянуть Старкова на свою сторону. Тот же после тюрьмы и смерти жены наверняка ненавидит “хозяина”. Вот и мостик к Рокоссовскому. А от Рокоссовского к Жукову. Как-никак, однокашники, вместе в один год оканчивали одно и то же военное училище. Кстати, с Баграмяном».
Виктор Семёнович недовольно мотнул головой.
«Если бы всё было так просто, вся эта братия давно бы парилась на нарах. А они вон Звёзды Героев получили. Нет, нужно искать дальше. Точнее, глубже».
Виктор Семёнович вскрикнул: спичка догорела до держащих её пальцев и обожгла кожу. Абакумов с ненавистью вдавил так и невыкуренную папиросу в пепельницу. Во второй раз закуривать не стал.
«Зачем, – снова вернулся к прежней мысли чекист, – зачем Фитин отправил Рыбака к Баграмяну? В чём заключена миссия мальчишки? Не будь капитана – всё понятно. Жуков с Рокоссовским организовывают заговор. Им помогают Старков и Фитин. Где-то рядом трётся Баграмян. Да, доказательств мало, кроме телефонного разговора и нескольких доносов. Но ведь и не на таком материале раскручивали дела. Был бы подозреваемый – материал найдётся. Вон как в тридцать седьмом. А здесь же нет: вместо арестов какого-то капитана опекаем».
И тут Абакумова осенило:
«В том-то и дело, что сейчас действительно не тридцать седьмой. Почему сгорел Тухачевский? Да потому, что был далёк от армии, от людей. Парил в высоте, поплёвывая вниз. А быдло смотрело на него, задрав головы. И тому быдлу было всё едино – летает орёл или сидит в клетке. Даже наоборот, радовались, когда Тухачевского арестовали: вот, мол, долетался, гордец! А не хрен было поплёвывать на нас! Теперь же ситуация иная. Под Жуковым армия. Тысячи, сотни тысяч людей, с которыми он прошёл по всем фронтам. Как и Рокоссовский. Они с солдатами из одной миски хлебали, в одних окопах с ними сидели. Вместе отступали и наступали. Нет, тут пустым враньём, как в тридцать седьмом, не отделаешься. Эти мужички, солдаты с офицерами, своим маршалам верят. Факты потребуют. А ежели факты не предоставят, серьёзные факты, а не детский лепет, то кто знает, как всё обернётся? Сейчас действительно не тридцать седьмой. У людей в руках оружие. И если что – расправа будет короткой. Сталин и Берия прекрасно это понимают. Потому-то Берия и приказал усилить Московский гарнизон и милицию «смершевцами». И факты против маршалов должны быть просто убойными. А материала такого, судя по всему, у Берии пока нет. Вот и получается, Жукова арестовать нужно, да нельзя. М-да, комбинация… И рядом со всем этим трётся капитан Рыбак. Таинственный капитан. Мальчишка, у которого в руках, судя по всему, имеется нечто такое, что может повлиять на игру САМОГО. Так, уже горячее. А если вернуться к прежней мысли и принять за гипотезу, что Рыбак не просто так выехал к Баграмяну? Что если именно там, в Прибалтике, и находится то самое недостающее звено? Любопытно. По тем данным, что прислали на капитана, последние полтора года он занимался работой с «нелегалами». Что если у одного из этих «нелегалов» имеется компромат на Жукова? И этот «нелегал» находится в Прибалтике, в той самой разведшколе, которой капитан так интересовался в последние дни? Тогда роль мальчишки очень даже вписывается в будущий спектакль. Предположим, Фитин приказал Рыбаку ликвидировать «нелегала», чтобы тот не попал в Москву и информация не досталась Берии. Реально? Вполне. Так, нужно срочно связаться с моими: глаз с капитана не спускать! И ни в коем случае не дать тому уничтожить доказательства. И второе: выяснить, с кем он работал в эти последние полтора года. С этим ему будет трудновато: напрямую прийти к Фитину и сказать “дай материалы на Рыбака” сродни самоубийству. А иного влияния на отдел внешней разведки у него нет. Так, редкие пересечения по линии СМЕРШа. Значит, пойдём от обратного: кто в моей организации имеет выходы на подразделение Фитина? Кто с ними часто контактировал?»
Абакумов поднял трубку телефона внутренней связи:
– Михайлов? Соколов, Гельман, Нестеров: кто из них сейчас в Москве? Гельман? Отлично. Срочно его ко мне!
Ким пристроился в углу «теплушки»: там сквозняк гулял меньше. Вагон, в который поместил капитана комендант, оказался весь в пулевых отверстиях, кое-как заделанных наспех в некоторых местах латками – досками: видимо, состав не в первый раз проделывал маршрут до передовой. Благодаря этим отверстиям сквозняк гулял по всему вагону. Днём-то, в жару, и без дождя, ещё было приемлемо, даже приятно. А вот к ночи серьёзно похолодало.
Танкисты поделились с незнакомым капитаном замасленным, пропитавшимся запахом керосина ватником: не дай бог закурить – вспыхнешь факелом. Вот в него-то Ким и запахнул своё худое, жилистое тело. Закрыл глаза. Втянул в себя керосиновый воздух. И понял: амба. Сна не будет. И виной тому были не запахи.
Тревожные мысли гнали сон.
Ким заметил «хвост» во время разговора с комендантом. Два офицера, лейтенант и старший лейтенант, выдали себя несоответствующим вокзальной суете поведением. Вошли в здание вокзала вместе, после разделились, блокируя оба выхода, на перрон и в город. После договорённости с начальником поезда опытно, аккуратно, проводили Кима до состава. После чего один остался стеречь капитана на платформе, а второй, старший по званию, куда-то удалился. Через десять минут чекист видел, как лейтенант запрыгнул в соседнюю теплушку. А из последнего вагона охраны чётко виднелась голова старшего лейтенанта: явно следили за ним, Кимом.
СМЕРШ, догадался капитан. Только им позволено вот так, в наглую, использовать чужие транспортные средства. Ишь, как быстро убедили коменданта! А ему полчаса понадобилось, чтобы уломать недоверчивого начальника эшелона, пока тот не дал разрешения выехать с танкистами. Даже Фитина пришлось потревожить телефонным звонком. И то седой подполковник ещё минут десять выкобенивался. А эти во вторую теплушку, в ту самую, в которой расположился комендант, на ходу. И не высадили… Точно, по его душу. Любопытно, что они наплели подполковнику?»