Грифо запнулся, услышав могущественное имя, но лишь на короткое время.
– Да пускай бы император самолично ехал верхом на этой скотине – вы мешаете моей торговле! Уже во второй раз. Казнь сакса должна была привлечь мне клиентов. Клиентов, покупателей, понимаете? А теперь оглянитесь по сторонам! С тех пор как этот элефранцус появился здесь, никто больше не обращает внимания на моего раба!
Голос Грифо, казалось, заполнил всю площадь. Однако зеваки лишь изредка бросали на него недовольные взгляды через плечо.
Чужестранец посмотрел на Танкмара сверху вниз и вздохнул:
– Ваши старания должны быть вознаграждены, Грифо Железный Кулак. Я ищу себе еще одного человека, который во время путешествия ухаживал бы за животным. Предлагаю пятнадцать шиллингов за сакса. Как и раньше.
Выражение физиономии Грифо говорило о том, что это предложение наносит ущерб его чести, но льстит его жадности. На какой-то момент он замолчал. Ящерица-саламандра ползла по горячему песку у ног Грифо.
– В противном случае вы убьете этого парня без единого зрителя, не заработав ни пфеннига, и к тому же вынуждены будете потратиться на устранение трупа.
Грифо, казалось, взвешивал преимущества и недостатки этого предложения. Он уставился на ящерицу у своих ног и вдруг одним движением топора перерубил ее пополам:
– Согласен. Пятнадцать шиллингов. Немедленно. И я не хочу вас больше видеть. Никогда.
Рука чужака исчезла под его плащом и снова появилась, полная монет. Он пересчитал их и высыпал в песок прямо перед Грифо.
– По рукам, – сказал незнакомец. – А теперь, будьте добры, уберите ваши сандалии с моего раба.
Танкмар был свободен.
– Вставай! – приказал Грифо шипящим от злобы голосом.
Раб с трудом поднялся, его ноги онемели. Хромая нога болела, но это придавало ему уверенность в том, что он жив. Ковыляя, он подошел к своему новому хозяину и поклонился.
– Сделка совершена, – подтвердил он, что было совсем не нужно, и сразу же пожалел об этом.
– Что совершено, а что нет – на будущее предоставь решать мне, раб! – Краска гнева бросилась в лицо новому хозяину Танкмара. – Все называют меня Исааком из Кёльна. Ты же будешь называть меня господином, как это принято. Если ты будешь выполнять свои задачи так, что я буду доволен, тебе будет у меня хорошо. Будешь лениться – я повешу тебя на ближайшем дереве. Сие зависит от тебя. А во всем остальном принимать решения буду я.
– Да, господин, – ответил Танкмар. – Господин, я – Танкмар.
– Горшечник, – добавил Исаак. – Всего лишь три дня назад ты без всякого спросу представился мне так. Очевидно, у меня память лучше, чем у тебя. Видно, три дня – очень долгий срок для саксонского упрямца.
Танкмар приказал себе быть осторожнее. Вежливость в лагере Грифо была недостатком, который лечили с помощью избиений. Для Исаака же, наоборот, она казалась такой привычной вещью, как еда и питье. И вдруг Танкмар почувствовал себя беспомощным калекой не только физически, но и духовно.
Не проронив больше ни слова, Исаак повернулся и пошел обратно в толпу. Не было никакой команды, и он ни единым жестом не показал Танкмару, чего от него ожидают, и не бросил взгляд, чтобы проверить, идет ли раб следом за господином. Этот странный человек и в самом деле доверял своему рабу. Танкмар, удивляясь, поковылял вслед за ним.
– Подождите, господин! Моя нога! – Его призывы не были услышаны. Он продирался сквозь толпу, ища проход, который его господин проделал среди зрителей, затем уцепился взглядом за его красный плащ и вырвался из толпы уже с другой стороны. Генуэзцы все еще были поражены животным, которое сейчас возвышалось над Танкмаром на высоту в два человеческих роста.
Грифо, без сомнения, был прав – вот так и выглядел дьявол. Это создание было огромным. Еще никогда Танкмар не видел ничего больше. Светло-серая шкура выдавала происхождение монстра: какой-то безумный бог, наверное, высек его из скалы и вдохнул в него жизнь. Об этом, казалось, говорила также сеть морщин по всей коже, поднимавшейся и опускавшейся во время дыхания, словно кузнечный мех. Вес этой живой горы покоился на четырех ногах, будто на колоннах. Ступней у существа не было, как не было и копыт. Сзади свисал хвост, сухой и тонкий, как палка. С противоположной стороны – Танкмару пришлось повернуть голову, чтобы рассмотреть, – возвышалась голова элефантуса, внушавшая еще больший ужас, чем его тело. Справа и слева торчали огромные широкие уши, которые время от времени подергивались под действием мышц. Морда зверя была ужасна. Танкмар сжал пальцы. Из головы демона торчали два рога. Бледные, длинные и изогнутые, они росли прямо из углов пасти. Между ними свисал какой-то отросток, будто отвратительный червяк, который беспрестанно двигался, ощупывая почву, сворачиваясь, разворачиваясь и качаясь из стороны в сторону. «И вправду дьявол! – подумал Танкмар. – Исчадие ада».
Лишь глаза элефантуса были другими. На какой-то момент Танкмару показалось, что в этих глазах он видит раздражение и боль. Сакс наморщил лоб. Нет, там была лишь дикость. И ничего больше.
Два пальца сжали его нос и потащили прочь. Исаак. Это заставило Танкмара забыть обо всем.
– Вот. Садись верхом на мула и следуй за мной. А потом ты можешь спать дальше, мне все равно, – ворчливо сказал Исаак с высоты своего скакуна. За ним мелкими шагами торопливо бежал мул, на спине которого вместе с поклажей было устроено место для всадника.
С третьего раза Танкмар уселся на мула, все еще потрясенный поворотом своей судьбы, в ужасе от рогатого великана и исполненный благодарности своим богам за спасение от смерти. У него голова шла кругом.
Исаак повернулся к нему:
– Мы сейчас выедем из Генуи. Ты просто держись позади Абула Аббаса. – Он кивнул в направлении элефантуса. – Или же ориентируйся по белым тюрбанам моих сопровождающих. Вот это – Халид, а тот называет себя Санад, вот здесь у нас Хубаиш, а того зовут Масрук. Ты ведь умеешь ездить верхом?
Танкмар молча кивнул. Только сейчас он заметил четырех арабов на своих пританцовывающих жеребцах. Те же имена, те же лица. Тени минувшей ночи возвратились к нему.
При виде нового спутника разговор между мусульманами утих. Удивление, насмешка и ненависть отразились на их лицах. Исаак жестом приказал трогаться, и самая странная процессия, которую когда-либо видала Генуя, разделила пополам толпу и покинула порт, направляясь прочь из города.
6
Пальцы Танкмара крепко вцепились в жесткую гриву мула. Тропа круто поднималась вверх, а наездник из него был неважный. С тех пор как они покинули холмы Генуи, местность постоянно поднималась в гору. Здесь были прохладные леса сочного зеленого цвета, и его мул слишком охотно отвлекался на поедание зелени, росшей на обочине дороги. Однако одного болезненного щипка за длинное ухо было достаточно, и он снова торопливо возвращался на козью тропу.
Танкмар был рад, что ему не пришлось ехать рядом с арабами. Те с его господином Исааком ехали во главе колонны. Сам он вместе с пятью вьючными мулами замыкал ее. А между ними вышагивал слон, который бесчинствовал в кронах деревьев, отламывая ветки толщиной в руку одним лишь прикосновением хобота. Величественно раскачивающийся зад слона полностью перекрывал Танкмару обзор. Кучи экскрементов слона шлепались под копыта мулу, заставляя держаться подальше.
День близился к концу. Толстый ковер пихтовых иголок поглощал топот копыт, и слышен был лишь треск ломающихся веток. Рядом с тропой проходила одна из тех старых римских дорог, которая хоть и заросла наполовину кустами, однако была еще пригодна для того, чтобы по ней можно было ехать удобнее и быстрее, чем по лесной тропинке. Но если бы вдруг начался дождь, пыльная, мощенная камнем дорога могла превратиться в западню. На мокрых камнях плохо подкованная лошадь сразу же начала бы скользить. А Исаак не хотел идти на риск.
Когда солнце уже клонилось к закату, группа остановилась. Пряный запах смешанного леса висел в воздухе. С правой стороны склон круто уходил в ущелье, заросшее зеленью. Подъем стал менее крутым, и перед ними теперь была довольно ровная дорога, к тому же расширяющаяся. «Перевал», – предположил Танкмар. Впереди прозвучал приказ спешиться. Ощущая боль в паху, он соскользнул с мула.
Исаак громко выкрикнул его имя, и Танкмар на почтительном расстоянии обошел серого великана. Арабы были заняты расседлыванием лошадей.
– Занеси груз внутрь. Мы остановимся здесь на ночь, – сказал Исаак и указательным пальцем ткнул в дом на краю дороги – таких Танкмар еще не видел.
– Древний храм римлян, – пояснил Исаак. – Надгробный памятник мертвому богу. Его стены защитят нас от ветра здесь наверху.
Перед ними выросли руины, заросшие густыми кустами, но гордые, несмотря на разрушения. Колонны, от которых откололись куски камня, торчали из кустов, словно нижняя челюсть какого-то великана. От провалившейся крыши осталось только множество обломков. Двенадцать ступеней вели наверх к колоннам, которые, очевидно, когда-то образовывали вход в храм. И повсюду сок растений оставил зеленые шрамы в камне.
Исаак продолжал говорить, повернувшись к храму:
– Римляне соорудили ритуальные храмы на многих перевалах. Легионы, которые маршировали здесь, молились об удаче в битве. Проезжавшие здесь торговцы оставляли часть своих товаров в качестве пожертвования, чтобы бог перевала оберегал их в дороге.
Он дрожащей рукой потер свой колючий подбородок и повернулся к арабам:
– Мне здесь не нравится, Масрук! Прикажи седлать животных! Мы должны найти себе другое место для ночлега. Это место принадлежит духам.
Арабы как раз изо всех сил старались привязать слона цепью за ногу к упавшей колонне. Их предводитель поднял взгляд:
– Ваш голос звучит как голос женщины, иудей. Мы остаемся. Сейчас время для вечерней молитвы, а Аллах не терпит опозданий.
Танкмар встревожился. До сих пор он считал, что командует здесь Исаак.
Старик сделал новую попытку:
– Хотите взывать к Аллаху в доме другого бога? Вы не боитесь его гнева?
Масрук с искаженным лицом повернулся к Исааку. Его одеяние, словно черный флаг, развевалось в воздухе:
– Отнюдь, – воскликнул он, – я страшусь его гнева. А вы, неверный, сделали бы хорошо, если бы последовали моему примеру. Аллах привел нас к этому месту, чтобы мы здесь восхваляли имя его – его и халифа Гаруна ар-Рашида, защитника всех правоверных. А его воля для меня закон. – Он повернулся к Танкмару. – Раб, спрячь багаж в руинах.
Танкмар ожидал реакции Исаака. Помедлив, еврей кивнул ему:
– Занеси груз внутрь и сооруди место для ночлега. А затем поищи в моих сумках новую одежду для себя. Иначе, может быть, гнев Аллаха обрушится на твое голое тело.
Вскоре после этого багаж был сложен в кучу на верхней ступеньке храма. В одной из кожаных сумок Танкмар нашел одежду, хотя и поношенную, однако целую и в любом случае лучше защищавшую тело, чем те лохмотья, которыми были обернуты его бедра. Он отбросил их и вместе с ними – последние воспоминания о ярме Грифо. Затем он переоделся и наконец потянулся перед входом, будто сам король франков, готовый противиться даже Богу. Рубашка и штаны из льняной ткани покрывали его тело. Темно-зеленая туника доходила ему до середины бедер и удерживалась на талии кожаным поясом. Икры обвивали ремешки, а ноги были обуты в кожаные полусапожки. Накидка тоже была зеленой. Правда, Танкмар потел под толстой материей, но он легко смирился с этим – ведь он был разодет, как благородный человек. Вот если бы ему еще можно было носить меч!
Пока остальные собирали хворост и дрова для костра, Танкмар вошел в храм. Белый мраморный пол во многих местах потрескался. Пиния раскинула свою кривую крону между двумя колоннами. В центре помещения на мозаике пола чернели остатки чьего-то костра. Из-под сажи виднелись сделанные из цветных каменьев женские ноги. Ящерицы разбегались, а птицы разлетались от звука его шагов. Он догадывался, что здесь, под крышей, когда-то царила прохлада. Затем он окинул взглядом храм и лишь тогда заметил человека из камня, застывшего у его ног.
Страх на какой-то момент парализовал его, а затем Танкмар все понял. Он уже видел множество статуй с тех пор, как его насильно вывезли на юг. Они украшали храмы христиан, в которых часто молился Грифо. Там они стояли в темных нишах – грубо обработанные истуканы со смешными и жалкими лицами. Однако опрокинутая скульптура, лежавшая перед ним, была иной. Хотя она и лежала на мраморном полу, застыв в вечной позе, она казалась живой. Она, наверное, изображала бога, однако одет он был как воин. Латы защищали его могучую грудь, а на них были филигранно высечены в камне маленькие человечки и разные декоративные предметы из другого мира. Одна рука была отбита и валялась мраморном полу, обвитая плющом. Красиво и пропорционально была высечена из камня голова бога.
Тонкие губы и морщина на лбу придавали его лицу серьезное и мужественное выражение. Глаза над отбитым носом были матового серого цвета, плоские и безжизненные, ослепленные бесконечностью времени. Танкмар опустился на колени и смахнул листья с похожих на серпы каменных кудрей скульптуры.
– Некоторые боги могут пасть, – услышал он позади голос Исаака, – и прежде всего когда они обычные смертные. Вот этот был императором, которому пришло в голову стать богом.
Танкмар погладил рукой обломок носа:
– Ему это удалось? Стать богом?
– Это известно лишь ему одному. Но в любом случае каменные изображения сделали его бессмертным.
Танкмар повернулся к старику:
– Но если бы он действительно стал богом, разве тогда он мог бы упасть? Наверное, он остался человеком.
– Бог, человек… Зачастую разница не так велика, как мы считаем. Даже сверхъестественное иногда подчиняется земным силам. Бывает, в свое время над миром проносится ветер, который уносит с собой все старое. Это жестокий ветер. Но он освобождает место для новых ростков. Твой народ попал в такой ураган.
Танкмару вспомнился Ирминсул – дерево миров, величайшая святыня племен саксов. Оно росло на Эресбурге долго, тысячу человеческих поколений. Дуб, на крону которого опускались боги, чтобы говорить с людьми. Его красота была воспета во множестве песен. А затем пришла война, и вместе ней – Карл Великий, император франков. Семь дней бушевала битва за святыню, а затем Ирминсул сгинул в пламени. Ни Донар, ни Ирмин, ни Сакснот не послали свои небесные войска на помощь. Врата Вальгаллы[10] остались закрытыми с того самого проклятого дня.
Почему? Ответа на этот вопрос не знал ни один жрец саксов.
«Может быть, Исаак прав, – подумал Танкмар. – Наверное, такой ветер существует».
Они стояли, погрузившись в свои мысли. И тут тишину нарушили шаги арабов.
Исаак выпрямился:
– Хватит бездельничать, раб. Поклажа все еще находится на улице, а уже темнеет. Поторопись! – Он хлопнул в ладоши, и Танкмар вскочил, чтобы выполнить свою работу.
Когда синева ночи разлилась над перевалом, на старом кострище трещали поленья. Путешественники устроили себе ночлег с наветренной стороны от огня. Разгоряченным телам была приятна прохлада мрамора; солонина была разложена для совместного ужина. Усталые цикады трещали в ночи.
Сквозь дым, разминая руки, подошел Масрук аль-Атар:
– Вставайте, братья мои. Наступило время молитвы. Не уходите спать, не восхвалив Аллаха!
А Исааку он хрипло шепнул:
– Сейчас мы посмотрим, насколько живы духи этого храма на самом деле.
Масрук пересек зал и встал перед статуей, которая бледно мерцала в полутьме.
– Кажется, ты плохой бог, мой друг, раз ты, такой кривой и разломанный, валяешься здесь. – Острый носок сапога араба небрежно пнул скульптуру. – Посмотрим, смогу ли я чуть-чуть освежить тебя.
Широко расставив ноги, Масрук встал перед статуей, распахнул свои одежды, а затем моча с шумом полилась на фигуру. Струя падала на лицо статуи, смешиваясь с пылью и стекая, словно грязные слезы, из потухших глаз. Масрук застонал от облегчения.
– Нет! – воскликнул Танкмар. Он уже вскочил на ноги, когда почувствовал крепкую руку Исаака, который заставил его снова сесть на пол.
Когда Масрук повернулся, его одежда уже была в порядке: