– Какое твое дело, раб? Ты такой же безбожник, как те, которые молились на эту штуку. Мне следовало бы поступить с тобой таким же образом.
В разговор вступил Исаак. Танкмар с испугом обнаружил, что у его хозяина очень усталый вид:
– Масрук, вы оскорбляете веру других людей. Это не в духе ислама. Аллах, Яхве, и Бог христиан, и даже эта штука, как вы ее называете, – все является одним и тем же: проявлением религиозной ауры, которая охватывает все на этом свете. Тот, кто насмехается над другими религиями, делает себя виноватым перед Аллахом за свое плохое поведение. Так говорит ваш повелитель, халиф Гарун ар-Рашид.
Уперев руки в бедра, араб встал перед евреем, и казалось, что его борода горит в свете костра:
– Вы говорите слишком громкие слова для неверного. Любому другому человеку эта наглость стоила бы головы. Однако вы находитесь под защитой халифа. Так что я вынужден пощадить вас. К сожалению.
– Не читайте мне поучений относительно моего дипломатического статуса, Масрук, но лучше просветите меня по поводу ислама, как вы его толкуете. Или вам не хватает аргументов?
Наступила тишина, и было слышно лишь потрескивание костра.
Масрук фыркнул:
– «Каждому из вас мы дали свое правило и свой путь. И если бы Аллах этого захотел, воистину, он сделал бы вас единой общиной, однако он хочет испытать вас в том, что дал вам». Так, иудей, сказано в пятой суре Святой Книги. И там также написано: «Воистину, ты найдешь, что среди всех людей евреи наиболее враждебны правоверным». Если Коран делает различие между религиями, почему я не должен действовать в соответствии с ним?
– Потому что вы процитировали суру не до конца. В пятой суре дальше сказано: «К Аллаху возвратитесь вы все, и он просветит вас в том, в чем среди вас нет единства». Мой добрый Масрук, я тоже изучал Коран – с удовольствием, должен признаться, – и там я обнаружил еще кое-что. Бог религий не есть бог сам по себе, не есть нечто абсолютное. Бог сам по себе стоит по ту сторону любых определений, его невозможно облечь в слова.
– Смехотворно! Никто не может молиться чему-то, что невозможно назвать.
– Так думают многие, к сожалению. Простой дух будет скорее смущен, нежели просвещен, когда узнает, что другие религии тоже могут постигнуть бога. Одного и того же бога. Но давайте лучше сделаем перерыв на размышления, прежде чем мы смутим тех, чья религиозная страсть ограничена кругозором.
Масрук уставился на Исаака, невольно схватившись за рукоять меча. Его громкий голос превратился в шепот:
– Сын семитской мерзости! Однажды я отрежу тебе язык и прибью его гвоздем ко лбу твоей жены. Клянусь всеми женами Пророка, да будут благословенны их тела, в этом я клянусь!
– Тогда вам придется подождать, добрый вы мой. Дело в том, что я не женат и не имею соответствующих намерений. Однако скажите, разве вы не хотите посвятить себя молитве? Уже поздно, а я вас задерживаю.
Он обратился к Танкмару:
– Идем, раб, нам нужно посмотреть на Абула Аббаса и не мешать нашим сопровождающим в их священнодействии. Есть необходимость, чтобы их дух нашел покой в молитве.
Исаак медленно поднялся с места, кивнул мусульманам и исчез из света костра. Танкмар, который внезапно обнаружил, что находится один в обществе арабов, с трудом выпрямился и бросился вслед за своим господином.
Не обращая внимания на цепь, которая обхватывала левую переднюю ногу и приковывала его к колонне, слон сделал уже несколько шагов к лесу, волоча за собой мраморный блок. И он стоял там, тень в ночи, срывая хоботом листья с кустов. Слабого света из храма было как раз достаточно, чтобы увидеть, как ловко сворачивал и разворачивал слон свой хобот, отправляя в пасть собранный им урожай. Ни движения головы, ни вращение глаз, ни удары хвоста не указывали на то, что слон обратил внимание на людей.
«Может быть, он просто не хочет снизойти до волнения, – подумал Танкмар. – Как-никак, мы обращаемся с ним, словно с пленником».
– Высокомерие есть вотчина великих мира сего. – Исаак, казалось, угадал его мысли. – Ибо Абул Аббас не только большой. Он также носит имя одного повелителя. Так что обращайся с ним уважительно.
– Повелителя? Этот… Абул Аббас, наверное, король? Господин, я не понимаю.
Исаак рассмеялся:
– Нет, он не повелевает людьми. Среди животных, наверное, ему можно было бы отвести положение князя. Но это уже за пределами моих знаний. Его же имя, напротив, действительно когда-то принадлежало одному королю. Абул Аббас ас-Саффах был первым халифом из третьей династии арабских халифов, династии Аббасидов.
– Господин, прошу вас, у меня все спуталось в голове.
– Другими словами, Абул Аббас был прародителем теперешней семьи исламских повелителей. Великий халиф Гарун ар-Рашид – его потомок. Понимаешь?
– Да. Наверное, – сказал Танкмар.
Из руин до них доносилось четырехголосное бормотание:
– Allahu akbar. Bismi llahi rrahmani rrahie. Alhamdu lillhi rrabi laalamien[11].
– Но почему слона зовут как халифа?
– Хороший вопрос, заслуживающий больше чем одного ответа. Можно считать, что Гарун ар-Рашид хотел оказать честь своему предку, символически назвав животное его именем. Животное, объединяющее в себе множество атрибутов, к которым следует стремиться: величие, силу, ум, умеренность и многое другое. Однако я знаю халифа. Он хитрая шельма. По моему мнению, ему доставило огромную радость связать имя своего великого предка с неуклюжим толстокожим животным, а затем изгнать его из страны – в качестве домашнего животного для повелителя врагов. Тем более что никто не может уличить его в подобной гнусности.
– Arrahmani rrahiem. Maliki yaumi ddien. Iyyaka na’ budud wa iyyaka nasta ‘ien[12].
– Домашнее животное? Какой же величины должен быть дом, чтобы в нем поместился Абул Аббас?
– Королевская резиденция Карла Великого. Мы доставим Абула Аббаса вместе с некоторыми другими подарками в Павию. Там сейчас находится резиденция императора франков. Он не задерживается долго на одном месте. Карл Великий примет нас и отправит наших арабских сопровождающих с новыми подарками обратно в Багдад. Так что нам недолго придется терпеть их присутствие.
– Вы не боитесь Масрука, господин? Я познакомился с ним и с остальными еще раньше, до того как вы меня… спасли.
Исаак оторвал взгляд от Абула Аббаса и посмотрел на Танкмара.
– Расскажи мне об этом.
Танкмар рассказал о событиях прошлых дней, о трупе Розвиты, о спрятанном кинжале, о своем бегстве и о встрече с Масруком, Халидом, Санадом и Хубаишем. Короткое сражение в таверне он немножко приукрасил в свою пользу.
– Это плохие новости. Эти четверо, без сомнения, попытаются убить тебя. Ты всего лишь раб и не находишься под защитой, как императорский посланник. Будь осторожен! Быстрый клинок, коварная стрела – и никто не будет привлекать убийц к ответственности.
– Ihdina ssirata Imustaqiem. Sirata lladiena am a, ta alayhim[13].
– Дайте мне меч, господин, кинжал или топор – я сумею себя защитить.
– Раб с оружием? Император усомнится в моем здравом уме. Разве ты не говорил, что у тебя ловкие руки? Используй их. И свою голову. Ведь для этого голове было позволено и дальше оставаться на твоих плечах. А я посмотрю, как удержать этих чудовищ подальше от тебя. Ночью тебе нужно будет найти безопасное место. Я опасаюсь за твою жизнь.
– Ghayri lmaghdubi alayhim wala ddalien. Allahu akbar[14].
– Я заползу в кусты, – предложил Танкмар.
– Чтобы им не нужно было перепрятывать твой труп? Нет, это слишком опасно. А как бы вместо этого… да, это может сработать. Ложись спать на спине у Абула Аббаса. Слоны часто спят стоя, и они привычны к всадникам. Если широко раскинешь руки и ноги, ты не упадешь вниз. Вот так!
– Однако… господин?
– Делай что я сказал. Если кто-то из арабов попытается забраться к тебе, слон забеспокоится, и ты проснешься. Для выстрела из лука слишком темно. Кроме того, они могут ранить животное, а на такой риск они не пойдут.
Танкмар судорожно сглотнул:
– Да, господин. Но Абул Аббас… он такой большой, и у него такие страшные рога…
– …Которые являются бивнями и по которым ты можешь взобраться к нему спину. Его бояться не нужно. Вы уж как-нибудь друг к другу привыкнете. А теперь взбирайся наверх!
Он повернулся и исчез в направлении храма.
Молитвы стихли.
Этой ночью сон не хотел приходить к нему. Исаак не спал и смотрел на звезды, которые на высоте перевала светили так же ярко, как и луна. Capricorn, Sagittarius, Cancer[15] – он пытался освежить свои познания в астрономии и мысленно проводил линии между светлыми точками до тех пор, пока у него перед глазами не появилась знакомая карта астрологов.
Время от времени от него ускользали фигуры, и именно тогда, когда он нашел Большого Гончего пса в созвездии Ориона, его мысли вернулись к Септимании[16] – в ту южную часть Франции, где находился монастырь Санкт-Альбола.
Тридцать лет назад император франков одержал великую победу над племенами саксов. Тридцать лет назад он встретил Имму. И с тех пор он тщетно пытался найти ее.
В то время противники Карла Великого распространили весть, что франк приказал убить всех без исключения саксов в крепости Эресбург. Однако это не соответствовало действительности. Карл прибегнул к другому средству, чтобы предотвратить опасность, исходившую с севера своей империи. Он переселил покоренные племена, рассеяв их по самым отдаленным уголкам своей огромной страны, где они, как и раньше, могли жить, следуя своим обычаям. Некоторым удалось начать новую жизнь в старом объединении селений саксов. Другие влачили одинокое существование в одной из удаленных неплодородных провинций. Повелителя франков это не заботило. Для него решающим было то, что народ саксов был рассеян так, что уже не мог собрать сильное войско.
Имма по совету Исаака решила отправиться в монастырь. Там, как они вместе решили, она должна ждать его. Но вместо того, чтобы направить саксонку в монастырь поблизости Кёльна, ее перевели в Санкт-Альболу в Септимании. Септимания! Эта самая южная часть империи франков находилась на границе с эмиратом Омейядов и для такого франкского дипломата, как он, была так же недостижима, как луна. Однако сейчас Септимания находилась в пределах досягаемости. Через тридцать лет. Павия и император были близко, а после того как Карл Великий примет подарки из Багдада, Исаак освободится от всех дальнейших обязательств и поскачет верхом к монастырю Санкт-Альбола.
«Что же, – со страхом подумал он, – я найду там?»
Он снова взглянул вверх, на небо. Сириус и звезды, которые образовывают Пояс Ориона, в его фантазии создали иную картину. В черноте ночного неба Исаак мысленно нарисовал очертания птицы с одним крылом.
7
– Сестра главная певчая! Сестра главная певчая! – возгласы нарушили тишину крестообразного церковного коридора. Имма сердито остановилась, быстро закончила свою мысленную беседу с Господом, перекрестилась и подняла взгляд. Между аркадами к ней поспешно шла Мадельгард. Ее ряса без рукавов – одеяние послушницы – развевалась над полом. Волнение – это последнее, что могла стерпеть здесь Имма. Это было место для духовного погружения, источник религиозной свежести, а вовсе не выгон для гусей. Кроме того, время сексты[17] закончилось, и сейчас в монастыре царила обеденная тишина.
– Тихо! – прошипела Имма послушнице, когда Мадельгард, запыхавшись, подбежала к ней. – Я расскажу о твоем поведении на собрании капитула. Проявляй почтение к Господу и проси прощения.
Монахиня опустилась на колени прямо на устланный соломой пол коридора. Ее маленькая фигура почти полностью исчезла в складках рясы, сшитой из мешковины.
– Сестра главная певчая, – раздался почти беззвучный голос из свертка ткани у ног Иммы. – Это из-за Аделинды.
Конечно же, Аделинда! Маленький духовный мир септиманийского монастыря Санкт-Альболы знал только двух нарушителей спокойствия: сарацин и Аделинду. Душевный покой Иммы был нарушен:
– Что она сотворила на этот раз? Помочилась в горшки в трапезной? Подсыпала перец в овес лошадям? Что же случилось, во имя святого Бенедикта, говори!
Ее слова гремели о стены, как обломки скал. Остальные монахини замерли в галерее. Если бы она не была главной певчей, то есть второй по рангу монахиней в монастыре, то их шипение поставило бы ее на место.
Послушница не решалась ни поднять взор, ни повысить голос:
– Она заблудилась в садовом лабиринте. Еще вчера вечером. А теперь она не может оттуда выбраться. Я ей говорила, чтобы она туда не ходила. Только сестра настоятельница, сестра главная певчая и патер Иммедиатус могут найти оттуда выход. И это все знают. Но она лишь рассмеялась и исчезла в живой изгороди. Когда надо было идти на ночное богослужение, в монастырской спальне ее не оказалось. Тогда я пошла туда сразу же после третьей молитвы и услышала ее зов из садового лабиринта. Пожалуйста, сестра главная певчая, сестра Имма, пожалуйста, спасите ее! Она, наверное, так боится, совершенно одна в этих кустах!
«Целую ночь в садовом лабиринте, к тому же под дождем! Это приведет ее к духовному очищению, – подумала Имма. – Чего не удалось добиться с помощью лишения пищи и свободы, то довершит сие невольное самонаказание. Аделинда будет тихой как агнец. Мокрый заблудший агнец. Имма выведет ее оттуда к Господу и наконец сделает эту черную овцу послушной частью стада».
Она поспешно оставила послушницу. Ожидание триумфа окрыляло ее, и полноватая монахиня поспешно выскочила на улицу, вперевалку прошла мимо монастырского лазарета, пекарни, где выпекали хостии[18], мимо монастырских уборных и вошла в сад. Шлепанье ее сандалий нарушило тишину.
Имма замедлила шаг, однако ее пульс продолжал бешено биться. Перед ней находился садовый лабиринт, расположенный рядом с огородом для целебных растений сестры Инфирмарии. Был виден только вал из листвы, такой высокий, что до его верхушки невозможно было достать даже вытянутой рукой и стоя на цыпочках. Он был таким же плотным, как настоящий каменный забор. За ним прятались живые изгороди и деревья, пышные, сильные и переплетенные между собой. Это чудо Имма и аббатиса монастыря задумали и заложили тридцать лет назад. Саженцы, которые они тогда посадили, стали сегодня могучими деревьями. Живые изгороди и кусты извивались, словно змеи, вдоль тропок и образовывали гигантский садовый лабиринт – сеть дорог, загадку геометрии.
Тогда новая настоятельница монастыря сочла хорошей мысль украсить монастырь Санкт-Альбола чем-то необычным, что символизировало бы жизнь во имя Господа. Вот так и возникла идея лабиринта. Она пришла в голову Имме. И лишь когда они закончили работу и, усталые, стояли между молодыми растениями, она поняла, что они создали: отображение лабиринта под Ирминсулом, сеть из тропинок, в центре которой должны были исполниться ее желания.
Посредине лабиринта монастыря Санкт-Альболы находилась часовня. Она была предназначена для паломников, которые пытались достичь своей цели через мирскую суету, ошибочные пути человеческого бытия. Там жил Он. Посреди бесконечных тупиков, хитросплетений, препятствий, узлов и искривлений, Он там был домом и пастырем для заблудших овец. Хвала Богу! Однако избавление, о котором она втайне мечтала, было не только религиозной природы.
Она проскользнула в заросли. Пахло копытнем и камнеломкой. Она шла, быстро огибая углы и обламывая выступающие ветки широкими бедрами. Направо, налево, направо. Направо, направо, налево. Лабиринт был огромным. Несмотря на спешку и знание местности, ей пришлось потратить полчаса, чтобы проникнуть в сердце лабиринта.