Убийство на Васильевском острове
и другие рассказы о жизни и смерти
Игорь Москвин
© Игорь Москвин, 2015
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Убийство на Васильевском острове
Госпожа Жак, жена отставного губернского секретаря, воротилась с рынка в первом часу пополудни. Наталья Ивановна, памятуя о малых доходах, пенсия покойного мужа была столь ничтожна, что приходилось экономить на всём, в особенности на прислуге. Столица не дешёвый для проживания город, хотя сестра давно звала в уездный город Осташков Тверской губернии, где у последней был большой двух этажный каменный дом с большим хозяйством.
Наталья Ивановна, уже было, склонилась к переезду, но сдерживали пятеро детей, пристроенных за государственный счёт в различные учебные заведения.
Сама госпожа Жак высокая стройная дама, не потерявшая былой привлекательности, имела в столице, как она выражалась, «мужчину сердца», который помогал некоторыми средствами. Не смотря на сорок два года, тёмных волос вдовы отставного губернского секретаря не коснулась ни единая седая волосинка, да и лицо дышало свежестью. Высокий лоб не портил, а добавлял привлекательности прямому носу и румяным щекам.
Корзинки с припасами отнесены на кухню.
Наталья Ивановна достала из кошелька медную монету и протянула дворнику Ивану за труды, последний, хотя в душе поморщился от такой «щедрости», но виду не подал.
– Благодарствуем, – проговорил он слегка нетрезвым голосом и ретировался.
Хозяйка тяжело вздохнула, глядя на купленные продукты, мысленно посчитала, на сколько дней хватит, ведь прокормить двух сыновей и трёх дочерей не так просто. Слава Богу, старшая Анна проходит курс обучения в гимназии госпожи Стрешневой, Елена – княгини Оболенской, младший со старшим сыном – во второй. Осталась только Мария, но это проще, чем выискивать средства для всех пятерых.
При жизни отставного губернского секретаря, хотя и было тяжело, но всё-таки иной раз и наградные перепадали, и за непорочную службу начальники изволили отмечать, да и жалование не чета пенсии, хотя и маленькое.
Наталья Ивановна не стала перебирать продукты, а прошла в дальнюю комнату. Остановилась на пороге, побледнела, как свежевыпавший снег. Начала хватать ртом воздух, словно спёрло дыхание, поднесла руки к груди. Глаза её закатились и она лишилась чувств.
Елена, средняя дочь, лежала на полу при входе. Волосы, рассыпанные вокруг головы, казались рванным нимбом, окрашенным с одной стороны тёмным пятном застывающей крови. Глаза с удивлением смотрели в светлый с прожилками трещин потолок, под приоткрытыми губами виднелась белая полоска зубов. Руки раскинуты в стороны, словно в последний, смертный миг, она хотела обнять весь мир.
Спустя некоторое время Наталья Ивановна пришла в себя, но в голове продолжало шуметь, как после лишнего фужера вина. Женщина старалась не смотреть на дочь, только две слезинки пробежали по щекам. Она не стала бросаться к девушке, с первого взгляда было понятно – Елена мертва.
Шаркающей походкой, держась обеими руками за стену, госпожа Жак побрела к выходу из квартиры, чтобы позвать на помощь.
Не лестничной площадке Наталья Ивановна едва не упала, лишившись опоры – стены и двери. С верхнего этажа спускалась жилица пятой квартиры. Она в недоумении остановилась, гадая – пьяна ли госпожа Жак или нет. Хотя никогда за ней порочных склонностей не замечала.
Наталья Ивановна снова закатила глаза, но усела произнести: «Полицию!» и повторно лишилась чувств.
Жилица с пятого этажа опрометью бросилась со второго этажа вниз и позвала дворнику.
– Что там? – С неудовольствием проговорил Иван, не переставая улыбаться.
– Там, там, – женина махала рукой в сторону парадного входа.
– Извиняюсь, что там?
– Там.
– Не изволите сказать, что случилось?
– Наталья Ивановна на площадке лишилась чувств, но перед этим сказала «полицию».
– Посмотрим, – и направился в квартиру госпожи Жак, но не прошло и полу минуты, как он выскочил из подъезда и, выпуская свистка изо рта, рысью побежал к городовому, тот оставил пост и направился в дом, чтобы согласно инструкции никого не впускать до прихода вышестоящего начальства. Ивана же направил в часть.
Участок находился на 14 линии Васильевского острова и занимал дом, снимаемый в наём у господина Миллера. Каменный в два этажа, выходивший пятью окнами на всегда пустынную линию. У дверей находился пост, прохаживался подтянутый городовой с саблей, бившей при ходьбе по голенищу сапога.
– Господин пристав в участке? – Спросил задыхающийся Иван, хоть и пробежал четверть версты, но хмеля, как не бывало. Только сейчас дворник заметил, что в руке держит метлу.
– Тебе на что знать? – Задал свой вопрос городовой.
– Убийство.
– Так и убийство, – полицейский даже не посмотрел на прибежавшего, иной раз панику наводят на пустом месте.
– У госпожи Жак, жилички нашей, дочку жизни лишили, – не унимался дворник, – лежит на полу, вокруг головы лужа крови.
– Крови… лужа?
– Истинно так, – перекрестился Иван.
– Ступай, – позволил полицейский, – Николай Палыч сегодня в присутствии.
Через несколько минут дворник стоял перед подполковником Богдановым, приставом Суворова участка. Метлу держал, словно ружьё на батальонном построении.
– Говоришь, убийство? – Пристав был почти на голову выше дворника. Колючим взглядом сверлил Ивана, пронёсшего не очень приятную весть.
– Так точно, ваше благородие.
– Сразу определил, что девица мертва?
– Так точно.
– Каким образом? Ты ж не врач?
– Насмотрелся, ваше благородие, мёртвых в Крымскую кампанию, на последний год службы пришлась, даже медаль… – начал дворник.
– О службе потом, – вызвал звонком дежурного полицейского, – срочно посыльного в сыскное отделение, хотя, – на миг задумался, – не надо. Сперва я проверю.
– Извозчика? – Поинтересовался дежурный.
– Нет, здесь рядом.
На площадке перед дверью в квартиру стоял городовой, который при появлении пристава, отрапортовал, что никто не приходил и хозяйку госпожу Жак он не пустил, чтобы не наследила.
– Молодец, – только и сказал Николай Павлович, проходя в квартиру.
Окинул взглядом первую комнату, мельком вторую, а вот на пороге третьей остановился. Хотел, было, наклониться к девице, но и так понял – мертва.
Потом распорядился о направлении посыльного к судебному следователю, врачу и в столичное сыскное отделение, за которым закреплено ведения предварительного следствия по таким делам. Сам же вышел на площадку и закурил папиросу. Этого происшествия только и не хватало подполковнику на порученном участке.
Судебный следователь не заставил ждать, явился сразу же по получении известия, что на участке совершено кровавое преступление. Сергей Карлович не выделялся умом, но мнил себя российским Видоком, способным, если не с ходу, то спустя некоторое время вывести злоумышленника на чистую воду. Он тяготился чином титулярного советника, будучи обиженным на вышестоящего начальника за то, что тот не видит выдающихся способностей судебного следователя Козлова.
– Где убиенная? – Спросил Сергей Карлович, а уж потом поздоровался с приставом.
– Здравия желаю, – поднёс руку подполковник к околышу фуражки и только после этого пожал протянутую руку. Пристав не очень жаловал заносчивого следователя, считая последнего не достаточно сообразительным для ведения расследования, да и не очень умным. Приходилось терпеть.
– Значит, убийство, – то ли спросил, то ли утвердительно сказал Козлов.
– Увы, к несчастию для матери.
– А где сама убиенная?
– В дальней комнате. Желаете приступить к составлению акта осмотра или подождём господ из сыскной полиции?
– Сыскной, – презрительно хмыкнул Сергей Карлович, – это отделение только способна, что реляции писать, а как до настоящего расследования дело доходит, так от них толку никакого.
Пристав стоял с серьёзным лицом, хотя в душе улыбался. Год тому или менее столичная полиция раскрыли шайку воров, которые совершили по городу и окрестностям около тридцати краж. Тогда исполняющий должность начальника сыскной полиции коллежский ассесорНазоров доказывал, что преступления совершены одними и теми же людьми. Почерк был похож, но судебный следователь Козлов воспротивился и не стал помогать агентам, не только не представил ни одного документа, но и начал конфликтовать с отделением, которое показало предыдущими годами, что учреждено не ради наград, а стоять на страже закона. До сих пор противостояние так и продолжалось.
– Я хочу осмотреть место преступление без этих выскочек.
– Ваше право, – сказал, немного поколебавшись, пристав. Пусть они сами разбираются, решил он, в чём сможет, в том помощь окажет и той стороне, и другой. А встревать в конфликт ему не с руки. Они ведут следствие, но стало быть, его, Богданова, участие не забудут. Главное во время подставить грудь для награды.
Козлов остановился на пороге комнаты. Тело молодой девушки лежало, словно сломанная кукла, кровь возле головы стала тёмно-коричневой.
– Сколько ей лет?
– Пятнадцать.
Сергей Карлович покачал головой.
– Куда катится мир.
Подле тела лежали два цветочных горшка, один разбитый, второй целый.
Слева от входа у стены стоял комод, книжный шкап со стеклянными дверцами, напротив двери стол и справа кровать, застеленная тёмного цвета покрывалом и тремя подушками, уложенными друг на друга.
– Вы врача вызвали? – Обратился Козлов к приставу.
– Непременно, – Богданов снял фуражку и перекрестился, – должен по времени уже прибыть.
Сергей Карлович прошёл по комнате, остановился у комода, ящики которого были слегка выдвинуты.
– Ну, сей случай понятен, – тоном знатока произнёс он.
– И вы готовы назвать имя убийцы? – В голосе Богданова слышалась скрытая ирония.
– После разговора с матерью убитой, – сделал театральную паузу, недавно смотрел судебный следователь в Александрийском театре новомодную пиеску, где главный герой глубокомысленно молчал и начинал отвечать или подавать реплики после некоторого молчания, вот и Козлову так понравилась это, что он решил иногда прибегать к такому действу. Вот сейчас, ему показалось, стоит прибегнуть и блеснуть таким глубокомыслием, – я смогу назвать убийцу.
– Даже так?
– Именно, я не удивлюсь, если из комода похищена крупная сумма денег или золотые украшения.
– По поводу украшений я сомневаюсь, – не утерпел пристав, – судя по обстановке хозяйка – вдова и едва сводит концы с концами.
– Пожалуй, вы правы, – согласился Козлов, – но всё равно я утверждаю, что из этого, – он указал рукой, – комода что-то похищено и это явилось причиной смерти.
– Видимо, вы правы.
– Ваше благородие, – раздался позади пристава голос, подполковник Богданов обернулся.
– В чём дело? – Бросил он раздражённо, общение с судебным следователем всегда влияло на него угнетающе.
– Надворный советник Фурсов, – начал, было, полицейский.
– Какой там Фурсов, – глаза пристава горели от негодования.
– Господин Фурсов из сыскного отделения.
– Пропусти, – голос Николая Павловича потеплел. Пусть эти двое разбираются друг с другом, а я, пристав Богданов, постою в сторонке и понаблюдаю за петушиным боем.
– Как всегда к шапочному разбору, – кисло улыбнулся Козлов, – без них бы обошлись.
Пристав промолчал.
Сыскной агент Фурсов оказался мужчиной лет сорока, кроткой и благовидной наружности, не вязавшейся с родом занятий.
Василий Васильевич, памятуя о неприязни судебного следователя к сыскному отделению, вежливо с благодушной улыбкой поздоровался.
– Зря только проехались, – хотя и с доброжелательным выражением на лице, сказал Козлов, но крайне раздражённым тоном, – дело почти раскрыто.
– Значит, в нашей помощи вы не нуждаетесь?
– Отнюдь, – поспешил с ответом Сергей Карлович, не хотелось обострять и без того плохие отношения, – возможно наши выводы сойдутся, а возможно и нет.
– Благодарю, – вежливо сказал Василий Васильевич, – вы позволите осмотреть место преступления?
– Да, конечно, я уже кончил, теперь дело за вами.
Фурсов кивнул головой, но судебный следователь уже направился к выходу.
– Моя помощь вам нужна? – Раздался голос пристава.
– Конечно, но только после осмотра и составления акта.
– Хорошо.
Богданов со стороны смотрел на действия надворного советника, как последний, сперва, осмотрел убитую. Диктовал сопровождающему помощнику, в каком положении лежит труп, видимые нанесённые раны, одежду, потом, что находится рядом и только затем перешёл к описанию комнаты, предметов мебели.
Пристав с удовольствием отмечал, что сыскной агент не упустил ни одной мало-мальски значительной детали.
Козлов направился к госпоже Жак, находящейся в первой жилой комнате квартиры.
Слёзы только перестали течь из глаз, но Наталья Ивановна не убирала руки с платком от лица.
– Бедная Елена, – шептала она, – бедная Елена.
– Госпожа Жак, – слегка раздражённым тоном произнёс судебный следователь, – я понимаю, что вы расстроены….
– Расстроена? – удивлённый взгляд женщины был красноречивее слов. – Да я убита смертью моего ребёнка.
– Гм, позвольте задать несколько вопросов, – и торопливо добавил, – которые позволят разыскать убийцу?
– Задавайте, – почти обречённым голосом сказала Наталья Ивановна.
– Скажите, у вас в квартире хранились какие —либо деньги и ценности?
– Да, в той комнате, где Елена, – поднесла платок к глазам, – я хранила все свои сбережения.
– И велика сумма?
– Около трёх тысяч.
– А ценности?
– Таковых не имею, но если только несколько дешёвых колец, цепочек.
– Кто знал о том, что в той комнате, а где они хранились?
– В верхнем ящике комода.
– Понятно, так кто знал о деньгах?
– Только я и дети, может быть, жених моей старшей дочери.
– Как зовут жениха?
– Александр.
– Где он проживает?
– В Кронштадте.
– Не скажите его полное имя?
– Александр Иосифович Петров.
– Когда вы видели его в последний раз?
– Сегодня?
– Именно, он ночевал у нас.
– Так, так, – загорелись глаза у судебного следователя, – значит, сегодня. Скажите, когда он ушёл?
– Около восьми часов.
– Так, он обладает средствами?
– Его отец владелец кожевенного завода.
– Хорошо. Так вы говорите, более никто не знал о деньгах?
– Никто.
Дворник не только протрезвел, но и выглядел крайне испуганным. Глаза навыкате, бородёнка трясётся, словно не безымянный злоумышленник совершил преступление, а именно, он, Иван, уроженец нижегородской губернии.
– Так, голубчик, – судебный следователь постукивал перчатками, которые держал в руке, о ладонь другой, тем самым нагоняя нешуточного страху. – Что ты можешь сказать о семействе Жак?
– Только хорошее.
– Болван, о хорошем я и так узнать могу. Ты мне всю правду.
– Какую правду? – Насторожился дворник. – Ничего дурного сказать не могу. В доме живут, почитайте, годков с двадцать, на моих глазах их ребятишки народились…
– Кого их?
– Натальи Ивановны и ПетраИваныча, тот при комитете каком—то служили. Вот при каком, врать не буду, запамятовал.
– И что Пётр Иванович?
– Так оне, как три года померли, с тех пор барыня ни дня покою не ведает, всё-таки пятеро на руках остались.
– Об этом потом, – отмахнулся Козлов, – ты мне, голубчик, скажи, сегодня что ты видел подозрительного в доме и дворе?