Почти тут же раздался звонок от Антона. Так и есть. Общий сбор.
Ну ладно, послужим. Раз Родина просит.
В день сходняка я ещё один вариант решил прощупать. Тухлый, конечно, но мало ли. Вдруг чего получится.
Вариант имел отношение к Пятачку. Он, само собой, не миллионер, но и не бедствующий. В «Российской газете», в общем-то, ничего так платили по моим данным. За пять лет добросовестной канители, что Пятачок там утоптал, скопить кое-чего можно было. Просто поговорить надо правильнее, объяснить значимость момента. Так-то он хороший парень.
Думал прямо в редакцию к нему наведаться, но войти в здание не успел, потому что прямо у дверей столкнулся лицом к лицу с ним самим. Борька вместе с фотографом собирался в Дом правительства на пресс-конференцию с министром финансов. Фотографа этого я пару раз прежде видел – смурной такой мужик, но вроде нормальный.
– Ну поедем, поедем, – хлопнул меня по спине Борис, едва я принялся невнятными намёками разжёвывать о цели визита. – На месте поговорим.
Я безропотно уселся вместе с ними в редакционную машину, полагая, что как вылезем, так и перетрём, но, едва машина тормознула у Белого дома, они с фотографом тотчас помчались к вызывающей некоторый трепет и стойкое желание закидать её гранатами резиденции капиталистических министров.
– Ты без… этого? – на ходу шёпотом поинтересовался Пятачок. – А то там рамка.
Про ствол спрашивал. Я был налегке. Да и внутрь заходить не собирался.
У входа вроде как тормознул – мол, здесь вас подожду, – но Борька подталкивал в спину: шагай, шагай. На входе, не предъявляя удостоверения, он бросил охраннику дежурное «Пресса», – и тот даже не предпринял попытки нас остановить, лишь добродушно пожурил: «Уже началось!» – и втроём мы беспрепятственно преодолели его бдительные, но добрые очи. Нехитрый трюк мне понравился – в будущем, возможно, придётся это здание захватывать, так что надо занести в наработки.
В конференц-зале почти такой же добродушный, как охранник, министр – вроде бы Аливердиев была его фамилия, он недавно сменил ликвидированного бойцами Комитета Кудрина, это был наш третий крупный успех после Чубайса и Шохина – уже душил занимательной арифметикой присутствующих журналюг. Мне от такого добродушия даже стыдно стало: вот ведь, за что-то не люблю этих милых граждан. Мы с Пятачком уселись сзади, на предпоследнем ряду, фотограф отправился на передовую ловить моменты.
– Я родом с Кавказа, – объяснял с обаятельным акцентом министр девчушке-журналистке, – а там экономика, в маленьком таком понимании, целиком и полностью базируется на бытовом укладе. Вот не отключает кто-то из соседей электричество, стереосистема там, кинотеатр домашний там, пять компьютеров там, а счётчик он себе специально сломал, чтобы платить по среднестатистическим величинам – соседи приходят к такому зарвавшемуся индивиду и говорят: «Ая-яй-яй, дорогой! Нехорошо поступаешь! Почему мы за тебя должны доплачивать энергопоставляющей компании? Там люди стараются, работают, драгоценное электричество до нашего дома доводят, а из-за того, что у тебя счётчика нет, твоё потреблённое электричество на нас записывают. Ты смотри, уважаемый, мало ли что с тобой может приключиться безлунной ночью!» И сосед отвечает: «Вах-вах-вах, виноват глубокоуважаемые мои, сегодня же счётчик куплю, а пять компьютеров на помойку выкину, потому что там одна порнография, которую приличному человеку смотреть стыдно». Вот так у нас проблемы решаются. Это хороший пример для всей России. По-простому, по-дружески загляните в соседнюю квартиру, посмотрите, что там за электроприборы работают и честно ли за них хозяин расплачивается – и я уверен, он постесняется тех, с кем рядом живёт, обманывать. Вот так и снизятся ваши счета за электричество.
– И всё же, – лопотала девчушка, – может быть, дело не в соседях, а в произволе энергетических компаний? В том, что цепочка поставщиков от электростанции до рядовых потребителей насчитывает по четыре-пять организаций, и каждой надо кормиться?
– Ой, какие слова нехорошие вы употребляете – произвол, ещё там что-то… – морщился министр. – Нельзя так о людях труда, разве можно так. Я вам сугубо как пример электричество привёл, это собственно и не моя стезя. Я сказать вам хочу, что только сообща, всем миром мы можем решить возникающие проблемы. Да, времена нелёгкие, не на всех денег хватает, но о социальной сфере мы никогда не забывали, она всегда у нас в приоритетах ходит. Только ради людей работаем. А вы с какими-то намёками грязными…
Борис записывал всю эту ахинею на диктофон. Едва заметно морщился.
– Сегодня сбор, – сказал он мне. – Знаешь?
– Угу.
– По какому поводу?
– Не в курсе.
Ну, пора и о деле.
– У тебя как насчёт копейки лишней? – поинтересовался я.
– Если действительно речь о копейке идёт, – улыбнулся он, – то имеется. А если же ты фигурально выразился, то не знаю.
– Ну, можно сказать фигурально. Мне тысяч двести нужно.
– Ого!
– Ну, вообще-то триста, но эту вещь, я думаю, и дешевле можно взять.
Пятачок, как и Белоснежка, о целях этого финансового запроса, деликатно не интересовался.
– Ну, не знаю, если очень нужно…
– Очень нужно!
Боря посерьёзнел, задумчиво вглядывался в фигуру кривляющегося министра и вроде как раздумывал.
– Если очень нужно, то дам, – ответил он. – Хотя это и несколько напряжно мне.
– Ну, если напряжно…
– Дам, дам…
Пятачка стало жалко. Копил несколько лет эту пару-тройку сотен тысяч, свадьбу, может, хотел справить, или на что другое собирал, а тут вдруг я нарисовался со своими безумными планами. И ведь не смогу я ему эти деньги вернуть.
– Ну ладно, – сказал я, – не грузись. На следующей экспроприации пожирнее кусок себе оставим.
– Да чего ты! – стрельнул он в меня упрекающим взглядом. – Я же сказал, что дам.
– Не, ну если тебе тяжело это…
– Нормально. Переживу.
– Я ведь не настаиваю, не требую. Сугубо исходя из твоих возможностей.
– Возможности позволяют, – сурово отвечал Боря.
– Ну ладно.
Не возьму я у него ни копейки, понял я в это мгновение. Не смогу.
Пресс-конференция меж тем подходила к концу.
– Есть ещё вопросы? – взирал юноша в очках, пресс-секретарь, в зал.
– Не задашь вопрос? – спросил я у Бориса.
– Да пошёл он в жопу! – отозвался тот раздражённо.
Эмоциональная волна, как показалась, адресовалась мне. Нет, точно у него деньги брать нельзя!
Дискотеки сейчас – фуфло полное. Ладно, если какой ремикс на советскую эстраду врубят, их, в общем-то, частенько ставят, а так, оригинальный музон – одно убожество. У каждого времени своя музыка, свои книги, свои фильмы. У нашего времени нет ни музыки, ни всего остального. То, что сейчас выдают эти дебилы, окопавшиеся от реальной жизни за своими пультами, это не музыка вовсе. Как там это называется? Рэпид блэкдрим? И ещё куча скомпонованных зарубежных словечек, которые не упомнишь? Там ни мелодии, ни даже ритма. Бездарная абстракция. Чем бездарнее – тем лучше. Потому что на дворе – эпоха бездарей.
Нет, у меня не старпёрское сознание. Могу кое-что и кроме советских ансамблей, да англосаксонских хард-рок групп прошлого века послушать. В детстве, помню, в десятых годах, в ночных клубах ещё можно было потанцевать, поразвлечься как-то, получить удовольствие от диджейских находок. А сейчас что? Сам музыку уже никто не пишет, только через пользовательские программы – нажимаешь на выбор кнопку, добавляешь желательного настроения, глубины погружения в подсознание и ожидаемого выброса адреналина. Всё, программа выдаёт продукт. Но ни настроения в нём никакого, ни глубин погружения, а уж об адреналине и говорить не приходится. Бессмысленная последовательность звуков. Блевотина, форменная дрянь! Как они там выбирают в своём кругу лучших – одному богу известно. Я свою послеармейскую работу в ночном клубе в том числе и поэтому не любил – из-за музыки, что там звучала. Наизнанку выворачивала.
Вот под такую дрянь и зажигали. Точнее, делали вид, что зажигаем. Хотя, кто его знает – Белоснежка, так та вроде вполне искренне колбасилась. Пятачок рядом с ней дрыгался, и тоже на вид отчаянно – но он больше, я всё же думаю, для маскировки, и чтобы девушке не скучно было. Кислая вокруг своей оси выдавала обороты, и что-то такое руками изображала. Умирающего лебедя. Её от такого музона точно мутило. Эх, нам бы с ней «Землян» сейчас, «Траву у дома»!
Мы с Гарибальди и вовсе с места почти не двигались. Пятка, носик, топ-топ-топ. Ну, ещё руками туда-сюда. Долго, однако, никто здесь задерживаться не собирался: получим инструкцию и наххаузе.
– Политборо инициирует акцию! – стараясь перекричать децибелы невыносимого саунда, кричал Гарибальди.
Время от времени кто-то был вынужден тупо переспрашивать, так как разобрать командира можно было не всегда.
– Чё? – не понял Пятачок.
– Акцию!!! – терпеливо проорал Гарибальди снова.
– А, ясно.
– Примерно то же самое, что прошлым летом! – напрягал голосовые связки наш лидер. – Конкретных целей нет. Пострелять, пошуметь, показать своё превосходство и неуязвимость. Желательно в районе Садового кольца.
– Насчёт взрывов как? – прокричал я вопрос.
– Можно, – закивал Гарибальди. – Но не увлекаться. Дорогие машины, буржуйские магазины – не больше. Жертв среди мирного населения избегать.
– Мусоров?
– Их можно, но не увлекаться.
– Понятно.
– Когда выступаем? – это Кислая.
– Через три дня. Транспорт надо раздобыть самим. Шайтан, организуешь? Старенькая, но приличная иномарка. Белоснежку напрягать не будем, потому что машину придётся бросить.
Ещё несколько минут мы танцевали молча. Похоже, всё, инструктаж закончен. Я вопросительно посмотрел на Антона – тот взглядом эту самую мысль подтвердил. Всё.
Расходиться ещё рано. Надо с полчаса потусить, чтобы не вызывать подозрений. Мы стали рассасываться по территории танцпола. Я ухватил Гарибальди за локоть и потащил к бару.
– Пойдём, выпьем, – говорил на ходу. – Я угощаю.
Желание попросить у него денег возникло спонтанно. Вовсе не думал, но от него, показалось, исходила правильная аура. В общем, рискнул перетереть.
Выпили по рюмке коньяка.
– Дело такое… – начал я.
Антон молча и внимательно слушал, пока я рассусоливал ему про достижения Костикова, о которых он, впрочем, и сам имел вполне определённые представления, о значимости прорыва в параллельность для всего Сопротивления и для нас лично, расписывал в красках нашу жизнь и борьбу, которые явно станут богаче и насыщеннее, установи мы связь с Союзом, да и много чего ещё плёл, потому что, достаточно неожиданно для себя, почувствовал вдруг то, чего у меня и в помине не было – дар красноречия. На эти несколько минут он милостиво опустился на мою косноязычную сущность.
О предыдущих попытках найти деньги я благоразумно умолчал. Гарибальди, едва я закончил, покивал, посмотрел куда-то вдаль, на отвязно танцующую группу размалёванных девок, а потом задумчиво произнёс:
– Заезжал ко мне Брынза, рассказал о твоём к нему походе.
– Блин, вот гнида!
– Просил присмотреть за тобой, чтобы ты не натворил глупостей.
Всё, кирдык! Вот тебе и красноречие. И зачем я решил довериться Гарибальди? Он же службист, тупой исполнитель, потому его и сделали лидером Звёздочки.
– Тебе не следовало к нему обращаться, – с укором посмотрел на меня Антон. – Это не тот вопрос, с которым надо выходить наверх, в обход всех правил. Ты вообще о Брынзе не должен знать.
– Понятно! – рубанул я. – Пойду домой. Херовый здесь музон.
– Деньги на солярий найдём, – вдруг выдал Гарибальди. – Сколько надо, триста тысяч?
– Может, и двести хватит, – удивлённый, поспешил я его успокоить.
– Есть в кассе такая сумма. Завтра же купим. Правда, что потом будем делать, не знаю. Выходит, надо будет на акции под шумок где-нибудь в магазине бабло увести.
– Да не проблема!
Он помолчал.
– Я всё же полагаю, надо пытаться найти коридор, если есть хоть призрачная надежда, – сказал затем. – Пусть там наверху что хотят думают, а нам это только пользу принесёт.
Чёрт, я был готов расцеловать этого человека!
– Да и Союзе побывать жуть как хочется, – подмигнул он мне.
Глава пятая: Не отрекаются, любя
– Нормальный агрегат, нормальный, – кивал Никита на ходу, рассказывая мне о доставленном к нему сегодня днём солярии. Мы встретились у станции метро, прошлись пёхом, и вот парадный вход института имени Баумана уже маячил перед взором. В этой обители науке мне бывать не приходилось. Я вообще в «приличные» места редко выбирался, воротило от них. – Уже начал подключать его к своим приборам. Поначалу думал все эти лампы убрать, а потом покумекал – мать моя женщина, так их же можно напрямую использовать для создания минус-поля! Там ведь без разницы, через какие источники в саркофаге возникнет пространственный вихрь. Почему его нельзя сделать с помощью света? Светом даже лучше, у него длина волны вполне подходящая, его там много, он мощный. В ближайшие дни вплотную возьмусь за работу.
– Ну и хорошо, – отвечал я. – Ты давай уж, оправдай возложенные на тебя надежды.
– Гарантировать, конечно, ничего не могу. Это не добыча угля, план не поставишь.
Мы вошли внутрь здания. Охранник вяло колыхнулся, потом узнал Костикова и ответил на его кивок едва заметным движением головы.
– А этот?.. – показал он на меня.
– Это со мной, – отозвался Никита.
– Записать надо.
– Записывай, – запросто так, снимая во мне напряжение, ответил Костиков. – Это аспирант, научную работу у меня пишет.
– А ректор в курсе, что он будет присутствовать? – открывал массивную тетрадь дотошный охранник.
– В курсе, в курсе! – убедительно вещал Никита. – Он сам и пригласил.
– Ничего мне не говорил.
– Ну правильно, скажет он тебе! Ты ж не заместитель ему.
– Как звать? – взглянул на меня пристально охранник.
– Канарейкин Валентин, – выдал я первое пришедшее в голову имя.
Вроде не запнулся. Охранник накарябал имя в тетради.
– Записываю: пришёл с Константиновым, – сообщил он весомо Никите. Мол, на тебе вся ответственность.
– Записывай, записывай! – махнул рукой Никита. – Слышал? – прикольнулся он, едва мы отошли от проходной. – Фамилию мою не помнит, а пишет чего-то. Клоун, блин.
Мы разделись в гардеробе и поднялись на третий этаж в достаточно просторную аудиторию. Точнее, пожалуй, в обыкновенный кабинет, потому что места для слушателей были здесь расположены не амфитеатром, как бывает – сужу по фильмам – в институтах, а на одном уровне с преподавательской позицией. Этот просторный кабинет был уже почти под завязку заполнен: бородатые, плешивые и очкастые мужики с благородной осанкой и мощными интеллектуальными морщинами, такие же высокомерные и несвежие дамы, а также кое-кто и помоложе, включая совсем уж зелёных юношей и девушек, видимо, избранных студентов, – все они сидели, ходили, негромко общались и явно пребывали в нетерпении, предвкушая встречу с необычным собеседником. Костиков кивнул некоторым, с парочкой поздоровался за руку. Мы уселись за самую дальнюю парту, она, на наше счастье, оказалась свободной, и принялись так же нетерпеливо ждать.
Ожидание длилось недолго. Буквально через пять минут в кабинет вошла небольшая делегация из четырёх человек. Двое из них, пожилая дама и достаточно молодой мужчина, на ходу отстали от группы, усаживаясь за свободные места где-то спереди, а двое остальных – высокий, бородатый, симпатичный такой мужик с обильной сединой в волосах и в разноцветном свитере и шедший чуть поодаль очкастый плюгавенький карлик в костюме и с галстуком – прошагали за преподавательский стол. Бородач уселся – я так понял, именно он и был героем, ради которого все собрались здесь – а карлик, остановившись у стола, подождал, пока в кабинете установится тишина и произнёс вступительное слово.