Неукротимая - Гленнон Дойл Мелтон

Гленнон Дойл

Неукротимая

Glennon Doyle

UNTAMED

Copyright © 2020 by Glennon Doyle

Настоящее издание публикуется по соглашению с Momastery, LLC., William Morris Endeavor Entertainment, LLC и Andrew Nurnberg Literary Agency.

Дизайн обложки: Lynn Buckley

Иллюстрация на обложке: Leslie David

Файлы предоставлены Penguin Random House.

Адаптация обложки для издания на русском языке Анастасии Ивановой.

© Мария Чайковская, перевод на русский язык, 2021

© ООО «Издательство Лайвбук», 2021

Пролог

Гепард

Два года назад летом мы с женой повезли наших дочек в сафари-парк. Гуляя по территории, мы увидели объявление о грядущем мероприятии: «Забег гепарда». Мы направились к трассе, на обочине которой уже толпились другие семьи, подыскивая себе удобные зрительские места, и нашли свободный пятачок. Наша младшенькая, Амма, тут же забралась к моей жене на плечи, чтобы лучше видеть.

Вышла бодренькая светловолосая смотрительница зоопарка в униформе цвета хаки. В одной руке у нее был мегафон, а в другой поводок, на котором шел золотистый ретривер. Меня это несколько озадачило. Я, конечно, в животных не очень хорошо разбираюсь, но, если бы она попыталась убедить моих детей в том, что этот песик и есть гепард, я бы точно потребовала вернуть деньги за билет.

– Добро пожаловать! – обратилась она к зрителям. – Уже очень скоро вы встретитесь с нашим гепардом, Табитой! Хотя… может быть, это она и есть, как думаете?

– Не-е-е-ет! – закричали детишки.

– Эта милая собачка-лабрадор – Минни, лучшая подруга Табиты. Мы познакомили их, когда Табита была еще совсем крошкой. Мы растили их вместе, чтобы Минни помогла нам приручить и укротить Табиту. Чем бы теперь Минни ни занималась, Табита все повторяет за ней.

После этого смотрительница указала на припаркованный позади нее джип. На потрепанной веревке, привязанной к задней двери, болтался плюшевый розовый кролик.

– У кого дома есть лабрадор? – спросила она.

В воздух взметнулось несколько маленьких ручек.

– А у кого лабрадор любит играть в догонялки?

– У меня! У меня! – закричали дети.

– Наша Минни тоже любит гоняться вон за тем игрушечным кроликом! Так что первой в нашем «Забеге гепарда» поучаствует именно Минни, а Табита пока что просто посмотрит и запомнит, что нужно делать. Потом мы дружно посчитаем до пяти, откроем клетку, и Табита помчится за кроликом! А в конце забега получит вку-усный стейк!

Смотрительница сняла покрывало с клетки Табиты и повела задыхающуюся от нетерпения Минни к стартовой линии. Подала сигнал джипу, и тот снялся с места. Спустила с поводка Минни, и какое-то время мы наблюдали, как золотистый лабрадор радостно гоняется за грязным розовым кроликом. Дети заходились от восторга и хлопали в ладоши. Взрослые вытирали со лба пот.

И вот наконец наступил звездный час Табиты. Мы проскандировали в унисон:

– Пять, четыре, три, два, один!

Смотрительница распахнула дверцу, а плюшевый кролик снова понесся вдаль. Табита пулей вылетела из клетки. Взгляд приклеен к кролику, точно лазерный прицел. Она сама – пятнистый, размытый скоростью штрих. До финиша Табита долетела всего за несколько секунд, а джип потрясся дальше. Смотрительница дунула в свисток и бросила ей стейк. Табита пригвоздила его к земле лапами, похожими на кухонные рукавицы, и, зарываясь мордой в грязь, вгрызалась в мясо, пока все аплодировали.

Кроме меня. Потому что у меня от этого зрелища к горлу ком подкатил. То, как обошлись с Табитой, показалось мне очень… знакомым. Я смотрела, как она ест свой грязный стейк с пыльной земли зоопарка, и думала: день за днем это могучее животное гоняется за вонючим розовым кроликом по утоптанной узкой трассе, которую построили специально для этих утех. Она никогда не смотрит по сторонам. Ей никогда не дают поймать этого сраного кролика, а вместо этого швыряют подачку в виде размороженного стейка из супермаркета и отрешенного одобрения толпы потных незнакомцев. Вынуждают подчиняться каждой команде смотрительницы, прямо как лабрадориху Минни, рядом с которой Табиту укрощали, дрессировали и растили в слепой вере, что она тоже лабрадориха. А ведь она и понятия не имеет, что стоит ей вспомнить свою хищную природу, пусть даже и на минутку, она могла бы в клочья порвать всех этих смотрителей.

Когда Табита разделалась с бифштексом, смотрительница открыла ворота, ведущие на небольшое огороженное поле. Табита вошла внутрь и ворота закрылись у нее за спиной. Смотрительница снова подняла свой мегафон и спросила у зрителей, есть ли у них какие-нибудь вопросы. Маленькая девочка лет девяти подняла руку и спросила:

– А Табите не грустно? Она не скучает по дому?

– Прости, я тебя не расслышала, – сказала смотрительница. – Можешь повторить вопрос?

– Она хочет знать, не скучает ли Табита по дикой природе? – громче повторила мать девочки.

Смотрительница улыбнулась и ответила:

– Нет. Табита родилась здесь, и у нее нет другого дома. Она никогда не была в дикой природе. Табите здесь очень хорошо. Намного безопаснее, чем в дикой природе.

Пока смотрительница делилась со зрителями фактами о гепардах, рожденных в неволе, моя старшая дочь, Тиш, ткнула меня локотком и показала на Табиту. Когда Табита оказалась на поле одна, без Минни и смотрителей, ее поведение изменилось. Высоко подняв голову, она кралась по периметру поля, пытаясь выяснить, где заканчивается ограждение. Ходила взад и вперед, взад и вперед, выглядывая что-то за забором. Как будто припоминала. И выглядела она очень величественно. А еще немного пугающе.

– Мамочка, – прошептала мне Тиш, – она снова стала дикой.

Я кивнула, не сводя глаз с крадущейся за забором Табиты. Мне очень хотелось спросить у нее: «Ты понимаешь, что сейчас с тобой происходит?».

И я знала, что она мне скажет: «Что-то не так. Мне тревожно, я не в своей тарелке. Такое чувство, что жизнь должна была сложиться иначе, быть лучше, чем все это. Я представляю себе не стянутые заборами бескрайние саванны. Я хочу бегать. Охотиться. Убивать. Хочу спать под чернильным безмолвным небом, усыпанным звездами. Эта жизнь кажется такой реальной. Я чувствую ее вкус на языке».

А после она бы обернулась и окинула взглядом свою клетку – единственный дом, который у нее когда-либо был. Потом – улыбающихся смотрителей зоопарка, скучающих зрителей и свою лучшую подружку-лабрадориху – с высунутым языком, тяжело дышащую, прыгающую вокруг людей, пытавшуюся заслужить их одобрение.

Вздохнула бы и сказала: «Я должна быть благодарна. У меня здесь вполне неплохая жизнь. Безумно желать того, чего попросту не существует».

И я бы ответила ей:

Ты не безумна, Табита.

Ты чертов гепард.

Часть первая

В клетке

Искры

Четыре года назад, когда я была замужем за отцом моих троих детей, я влюбилась в женщину. Позже я буду смотреть, как эта женщина выходит из моего дома и едет к моим родителям – рассказать им о том, что хочет сделать мне предложение. Она думала, я не знаю, что происходит тем воскресным утром, но я знала.

Когда я услышала, что она вернулась, я поскорее уселась на диван, открыла книгу и постаралась унять свое сердце. Она вошла в дом, направилась прямо ко мне, а потом наклонилась и поцеловала меня в лоб. Убрала мои волосы на одну сторону, прижалась к моей шее и глубоко вдохнула ее запах, как она делала всегда. А затем выпрямилась и ушла в спальню. Я пошла на кухню сварить для нее кофе, а когда обернулась, она уже стояла передо мной на одном колене и держала в руке кольцо. В ее глазах была уверенность, мольба и небо, бездонное, чистое и лазурное. А взгляд напоминал лазерный прицел.

– Я не могла больше ждать, – прошептала она. – Не могла больше ждать ни минуты.

Позже в постели я лежала у нее на плече, и мы разговаривали о том, как прошло ее утро. Она сказала моим родителям: «Я люблю вашу дочь и ваших внуков так, как еще никогда и никого не любила прежде. Теперь мне кажется, что я всю жизнь готовилась к встрече с ними. Обещаю, я буду любить и оберегать их – всегда». Мамины губы дрожали от страха и храбрости, когда она говорила: «Эбби, в последний раз я видела свою дочку такой счастливой и полной жизни, когда ей было лет десять».

Много чего еще было сказано в то утро, но эти мамины слова отпечатались у меня в голове, точно строчка из книги, которая прямо просит, чтобы ее выделили или подчеркнули:

Эбби, в последний раз я видела свою дочку такой счастливой и полной жизни, когда ей было лет десять.

На десятом году жизни искорки в моих глазах начали угасать, и мама видела это. И вот теперь, тридцать лет спустя, она увидела, что эта искорка вернулась. За последние несколько месяцев я изменилась целиком и полностью, даже мое поведение изменилось. Я начала казаться ей царственной. И немного пугающей.

После того дня я стала задаваться вопросом: куда же подевались мои искорки, когда мне исполнилось десять? Как так вышло, что я себя потеряла?

Я провела небольшое исследование и поняла вот что: десять лет – это именно тот возраст, в котором мы начинаем учиться вести себя так, как положено хорошим девочкам или хорошим мальчикам. В десять детям приходится распрощаться с теми, кем они являются на самом деле, и стать теми, кем их хочет видеть мир. В десять мир начинает дрессировку.

В десять он усадил меня и велел вести себя тихо, а потом указал на ряд клеток, в которых мне предстояло жить:

Это – те чувства, которые тебе можно испытывать.

Это – та версия женственности, которую ты будешь показывать.

Это – идеал тела, к которому тебе нужно стремиться.

Это – то, во что ты будешь верить.

Это – те, кого ты можешь любить.

Это – те, кого ты будешь бояться.

А это – жизнь, которую ты будешь хотеть.

Устраивайся. Поначалу тебе может быть неудобно, но не бойся, со временем ты забудешь о том, что это клетка, и перестанешь ее замечать. Вскоре ты поймешь, что это и есть жизнь.

Я хотела быть хорошей и добровольно сдалась в клетку. Я выбрала себе такую мелкую личность, тело, веру и чувственность, что мне пришлось втягивать живот и задерживать дыхание, чтобы в них втиснуться. Неудивительно, что очень скоро мне поплохело.

Именно когда я стала хорошей девочкой, у меня началась булимия. Никто не смог бы задерживать дыхание постоянно. Булимия была моим выдохом, моей отдушиной. Когда я отказывалась беспрекословно подчиняться и переставала подавлять свою ярость, во мне просыпался звериный голод. После его приступов я неизменно бежала к унитазу и избавлялась от съеденного, потому что хорошая девочка должна оставаться очень стройной, чтобы поместиться в клетку. И никоим образом не показывать, как она голодна. Хорошие девочки не бывают голодными, злыми, дикими. Все человеческое в женщине – грязная тайна любой «хорошей девочки».

Еще тогда во мне поселилось подозрение, что булимия – результат психического расстройства. В старших классах меня поместили в психиатрическую клинику, и там это подтвердили.

Теперь же я вижу все по-другому.

Я была рождена для широких просторов, а меня посадили в клетку.

Я была не безумной. Я была чертовым гепардом.

Когда я увидела Эбби, гепард во мне поднял голову. Я захотела ее – впервые захотела не то, что меня научили хотеть. Я полюбила ее – впервые полюбила не того, которого должна была любить. Совместная жизнь с ней – это моя первая оригинальная идея и мое первое самостоятельное решение как свободной женщины. После тридцати лет обтачивания себя в попытках втиснуться в чужое представление о любви в моей жизни наконец появилась любовь, которая была мне впору – отлитая по моей форме, созданная моими же руками. Наконец я честно спросила у себя, чего хочу я сама, а не чего хочет от меня мир. И почувствовала, как во мне снова проснулась жизнь. Вкус свободы мне понравился. И я захотела еще.

Я придирчиво перебрала веру, друзей, работу, ориентацию, всю свою жизнь и спросила себя: а что из этого было действительно мое? Правда ли я хотела все это или только должна была хотеть? Какие из моих убеждений – мои, а какие вложили мне в голову? Сколько во мне меня настоящей, а сколько – той, которую я переняла у мира, потому что надо было? Сколько в моей внешности, речи и поведении – навязанного другими? Сколько целей, которые я преследовала всю жизнь, на деле были лишь грязными плюшевыми кроликами? Кем я была до того, как меня выдрессировал мир?

Со временем я наконец выбралась из клетки. Потихоньку построила новый брак, обрела новую веру, новый взгляд на мир и новую цель в жизни. Новую семью и новую самобытность, не вылепленную по умолчанию, а подходящую именно мне. Рожденную моим воображением, а не окружавшей меня идеологией. Дикой природой, а не хлыстом смотрителя.

Эта книга – история о том, как меня посадили в клетку. И как я вырвалась на свободу.

Яблоки

Мне десять лет. Я сижу в маленькой комнатке в задней части здания Католической Церкви Рождества Христова с двадцатью другими детьми. Я на уроке в воскресной школе, куда родители отправляли меня по средам, чтобы я узнала о Боге. Наша учительница – мама моего одноклассника. Как ее зовут, я не помню. Помню только, как она постоянно, снова и снова говорила нам о том, что днем она работает бухгалтером. Ее семье нужно было больше волонтерских часов, и она вызвалась подработать в церковной лавке, но вместо этого церковь приписала ее к воскресной школе для пятиклашек, занятия которой проходили в комнате № 423. И вот теперь, по средам, с половины седьмого и до половины восьмого вечера она рассказывает детям про Бога.

Она просит нас рассесться на ковре перед ее креслом, потому что сегодня она будет рассказывать нам о том, как Господь сотворил людей. Я спешу занять местечко по центру. Мне очень интересно узнать, как и зачем меня создали. Вот только я подмечаю, что у нашей учительницы на коленях нет ни Библии, ни любой другой книги. Она будет рассказывать по памяти! Вот это да! Я под впечатлением.

И вот она начинает.

– Господь сотворил Адама и поселил его в прекрасном саду. Адам был Его любимым творением, и Бог сказал Адаму, что его главная задача – быть счастливым, присматривать за садом и дать имена животным. И жизнь Адама была почти идеальной. Вот только вскоре ему стало очень одиноко и грустно. Он сказал Господу, что ему нужна компания и помощник. И однажды Господь помог Адаму произвести на свет Еву. Первая женщина родилась из тела Адама. Вот почему женщин называют дамами. От слова «Адам».

Меня это так впечатлило, что я даже руку поднять забыла.

– Простите. Адам произвел на свет Еву? Но разве людей рождают не женщины? И разве тогда не следует мальчиков тоже называть дамами? И вообще всех людей?

– Рука, Гленнон! – процедила учительница.

Я подняла руку. Она жестом велела мне ее опустить. Мальчик, сидящий рядом со мной, закатил глаза.

Учительница продолжила:

– Адам и Ева были счастливы, и первое время все было идеально.